– Дон, – ласково произнесла Мирослава, – милый Дон!
– Мр – р, – он уткнулся в её колени и потёрся головой об ноги.
– Морис, конечно, покормил тебя, а кошачьи нежности, к сожалению, откладываются на потом, – сказала Мирослава.
Она первым делом отправилась в ванную, набрала воду, и погрузилась в душистую пенную влагу…
Аромат лаванды заставил её смежить веки и погрузиться в дремоту. Она чувствовала, как расслабляется и блаженствует каждая частичка её утомлённого тела.
– Мр-р, – кот вошёл следом за хозяйкой. Он сел на край ванны, сощурил длинные золотисто-жёлтые глаза и смотрел на неё обожающим взглядом.
Больше всего на свете Дону хотелось сейчас извлечь хозяйку из ванной, уложить на мягкую постель, улечься рядом с ней, уткнуться носом в её плечо, насладиться незабываемым запахом её кожи. А потом в самое ушко долго-долго напевать ей колыбельную. Самую сладкую из всех колыбельных на свете: «Мур-мур… Мур-мур… Ур…Ур…фр… Мур… мур…»…
И так до бесконечности. Дон тяжело вздохнул и смирился с сидением на краю ванны.
– Ладно, уж, – подумал он, – пусть мокнет, если ей так нравится. По крайней мере, она дома, – взгляд Дона источал несказанную нежность и блаженство.
– Мур-мур, – запел он ещё вдохновеннее, убаюкивая и без того сонную Мирославу.
… Мирославе показалось, что раздался голос с небес! Но это, слава богу, всего-навсего зазвонил телефон.
Она протянула руку и взяла его.
– Да, – произнесла она, всё ещё окутанная облаком дремоты.
– Это Морис, – прозвучал тихий голос.
– Что-то случилось? – Мирослава вмиг проснулась. Она знала, что Морис ни за что не стал бы её уставшую с дороги беспокоить пустыми звонками.
– Да, – грустно сказал он.
– Говори, Морис, – поторопила его Мирослава.
– У нас гости. С Агатового берега.
– Так, так…
– Мне впустить их?
– Они во множественном числе? – уточнила Мирослава.
– В единственном, – почему-то вздохнул Морис.
– Впусти и скажи, что я спущусь через 30-40 минут.
– Хорошо, – Морис положил трубку.
Мирослава выбралась из тёплой ванны и тряхнула волосами.
Дон недовольно мяукнул и спрыгнул с края.
– Извини, Дон, – сказала Мирослава, – но ведь ты тоже встряхиваешь шерсть…
Дон бросил на неё взгляд полный укора и гордо вышел из ванной комнаты.
– Дон, – позвала она.
Он вернулся, забрался на полку над раковиной, и, зевнув, стал облизывать лапы.
– Кошачий ты мой мужчина, – сказала Мирослава и двумя пальцами почесала лоб кота.
Тот потянулся к ней носом, толкнул руку головой и запел нежную кошачью песню. На этот раз о беспредельной нежности и неутолённой ласке.
Если бы мужчины из рода гомо сапиенс умели так же сладко и искренне петь о своей любви, то женщины, наверное, никогда бы их не бросали, но, увы…
Мирослава просушила волосы, расчесала их, приподняла вверх, заколола.
Надела брюки, блузку и спустилась вниз.
***
Посетитель, поджидавший Мирославу, совсем не радовал Мориса, скорее наоборот.
Морис нервничал. Но буря чувств, разразившаяся в его душе, никак не отражалась на бесстрастном нордическом лице Мориса Миндаугаса.
Его вполне устраивало, когда друзья шутили: «Горячий литовский парень…»
…………………………………………………………Невольно мысли Мориса уплыли в прошлое…
В тот далёкий день он стоял у моря и смотрел на волны. Морис только что закончил вуз и строил планы на будущее.
Конечно, он любил это море, сосны, песчаные дюны. Он родился и вырос в красивейшем городе на берегу Балтийского моря.
Морис никогда не предполагал, что уедет из любимого города надолго…
Но, вероятно, в тот день с моря дул какой-то особенный ветер…
Он и занёс Мориса в этот город.
В нём не было моря. Только река – великая русская река.
У россиян, вообще такая национальная особенность – всё называть великим.
Но дело не в реке. В этом городе проживал давний приятель Мориса, и он решил у него погостить. Пожить за границей, – как смеялся тогда Морис. Потому, какая Россия заграница? Да и приятель приглашал его в гости не первый год.
Задерживаться надолго в гостях Миндаугас не собирался.
Он был доволен своим домом, своими родителями и собой.
Где-то в глубине души Морис гордился своей родословной, которая тянулась незримой нитью из глубины веков, начинаясь от древнего рода литовских князей. Гордых и свободолюбивых.
Морисом его назвала мама – переводчица с французского языка, а отец капитан рыболовецкой шхуны, как он неизменно величал свой тралер, спорить с любимой женой не стал. Он вообще никогда с ней не спорил. Обожал. Называл ненаглядной. Делал много, говорил мало. Спустя годы, отец мало изменился. Всё так же обожал жену, сына, море.
Морис унаследовал от отца потрясающую работоспособность и немногословие.
Мама наградила его острым и в то же время глубоким умом, способностью всё схватывать на лету и редкой проницательностью.
… Приятель искренне обрадовался приезду Мориса и делал всё от него зависящее, чтобы гость не скучал – экскурсии по городу, музеи, театры, прогулки на катере по реке, и, наконец, дружеские вечеринки.
… На одной из таких вечеринок, в квартире приятеля, Морис заметил девушку – длинные волосы, римский профиль, привычка откидывать голову назад, чтобы отбросить набегающие густыми волнами волосы.
Приятель заметил его заинтересованный взгляд, – нравится? – спросил он как-то странно.
Морис кивнул.
Приятель растянул губы в улыбке, – если хочешь, чтобы тебя скоро бросили, то непременно познакомься.
– Учту, – сказал Морис.
– Только не говори потом, что я тебя не предупреждал.
– Спасибо за заботу, – глаза Мориса оставались непроницаемыми.
– Как знаешь, – пожал плечами приятель.
… Когда девушка, заинтересовавшая Мориса, оказалась за столом напротив него, он глянул ей в глаза и сказал, – Морис.
– Мирослава, – ответила она.
– Говорят, у вас частное детективное агентство?
– Кто говорит? – поинтересовалась она небрежно.
– Неважно.
– Проблемы? – спросила Мирослава.
Он пожал широкими плечами.
– Так что?
– Может у вас найдётся работа для меня?
– А-а… – протянула она и усмехнулась, – найдётся. Мне нужен секретарь.
– Хорошо, – согласился он под изумлёнными взглядами присутствующих.
Для Мирославы его согласие, тоже вероятно, было неожиданностью. По крайней мере, именно это Морис прочёл в её взгляде и спросил спокойно, – когда приступать к работе?
– Завтра в девять, – ответила она.
Морис кивнул.
… Через некоторое время Мирославе было трудно представить, как она могла обходиться раньше без него.
Морис взвалил себе на плечи все бумажные дела, которые Мирослава терпеть не могла.
Он легко ладил с компьютером, умудрялся сосуществовать мирно с налоговой инспекцией, встречал клиентов, вёл документацию.
Всё, что теперь оставалось на долю Мирославы – распутывать дела клиентов.
… Покинув гостеприимный дом приятеля, Морис снял для себя квартиру.
Но вскоре Мирослава предложила ему перебраться в агентство.
– По-моему, это устроит нас обоих, – сказала она, – тебе не нужно будет платить за квартиру. А для меня большое удобство то, что ты, как бы всегда на рабочем месте.
Морис согласился.
– Ты скучаешь по Литве? – однажды спросила Мирослава.
Он ничего не ответил…
Морис в тайне лелеял надежду, что Мирослава разглядит в нём не только ценного помощника…
Но она продолжала относиться к нему чисто по-дружески.
Он догадывался, что у неё случаются романы и это больно ранило его.
Хорошо ещё, что она не привозила своих возлюбленных в особняк. Это двухэтажное чудо с мансардой, окружённое зеленью деревьев и овеянное ароматами всевозможных цветов, было для неё чем-то вроде святыни.
Морис тщательно скрывал свои чувства и лишь однажды, когда от неё просто шквалами нёсся дорогой запах парфюма «Прощай оружие», он не выдержал и обдал её ледяной волной, выплеснувшейся из пронзительно-голубых глаз.
Но видно, Мирослава и не думала замечать холодных волн, окатывающих её с головы до ног.
– Вообще-то, есть такое чувство, как любовь, – неожиданно для неё произнёс Морис, – вам оно знакомо?
Неподдельное изумление застыло в глазах Мирославы.
– Что?! – переспросила она минуту спустя.
– Любовь, – бросил Морис.
– Любовь… – протянула Мирослава, пришедшая в себя от его неожиданного выпада, – любовь… что-то знакомое… сейчас припомню… – её губы тронула лёгкая, как солнечный зайчик улыбка, – ах, да, – сказала она, – древнеегипетский иероглиф «любовь» переводится, как «долгое желанье»…
– А я где-то слышал, – не выдержал Морис, – что любовь это триада – когда желания ума, сердца и плоти сливаются воедино, – его взгляд метал молнии.
Эта несвойственная Морису гроза, развеселила Мирославу, – ты победил, – сказала она, хохоча.
– Мне не нужна пиррова победа, – буркнул он, отворачиваясь.
– Да? – Мирослава с явным интересом посмотрела на Мориса, – ну, как знаешь…
Больше они никогда не затрагивали эту зыбкую тему.
***
Морис встретил её внизу возле лестницы и поведал ей некоторые детали и то, что пришедший представился оперуполномоченным майором Казариновым.
Мирослава и сама догадывалась, что её дожидается недавний знакомый Валерий Казаринов.
Она неспешным шагом вошла в приёмную.
Майор поднялся ей навстречу, – Здравствуйте, Мирослава.
– Добрый день, – ответила она, – проходите в кабинет. Что же вы в приёмной дожидаетесь? – спросила она и окинула его внимательным взглядом.
– Не хотелось скучать в одиночестве. Хотя ваш секретарь и не мастер занимать гостей, но в приёмной как-то спокойней, – майор улыбнулся.
– Ну, он же секретарь, а не Мумий Тролль, – усмехнулась в ответ Мирослава.
– Верно, – согласился майор.
Они вошли в кабинет.
– Кофе выпьете? – спросила Мирослава.