— Каждое слово, — сказал он, — проходит мимо истинной проблемы, не задевая ее.
— Пожалуйста, не так таинственно, — сказал я. — Что вы называете истинной проблемой?
— Что я руковожу предприятием, которое именно из-за своей дорогостоящей реконструкции обязано выполнять план по всем позициям. Если бы речь шла обо мне одном, вы бы не нарадовались на мою готовность к риску. Прикажете мне мечтать о выполнении плановых заданий на экспорт с помощью голой идеи, чтобы в конце года остаться на бобах? И даже если я действительно сэкономлю миллионы, предназначавшиеся на приобретение установки, нам их при невыполнении плана по экспорту все равно не зачтут, и на следующий год мне придется с процентами погашать задолженность да еще вдобавок довыполнять прошлогодний план. — Папст подождал, пока официант подаст на стол напитки, после чего спросил Боскова: — Я когда-нибудь противопоставлял нас, производственников, вам, ученым, скажи-ка, Родерих?
— Нет, — ответил Босков с нажимом, — этого ты никогда не делал.
— Тогда, — продолжал доктор Папст, — я, может, позволю себе раз в жизни высказаться, не рискуя быть неправильно понятым. — Он глядел сейчас поверх наших голов, и тон его был деловым и спокойным: — Во всем мире, да-да, Родерих, и у нас в том числе, очень поднимается на щит моральность науки. Все мы хорошо знаем, какое значение придается науке в социалистических странах, и знаем, что без науки невозможно движение вперед. Но скажите на милость, что тихой сапой оформляется у нас в верховное жречество нового типа, перед которым народ должен пасть ниц, как некогда падал перед господом богом? Есть ли это наука как производительная сила? Или это скорей несколько господ в университетских городах, которые усердно плетут себе ложный нимб? Вероятно, им и впрямь нужно ради самоутверждения покупать верховых лошадей либо отплясывать на балах в белом фраке. Вы можете сказать, оставь, мол, их в покое, какое тебе дело, если тот или иной павлин распускает хвост? Но подобное самоутверждение становится великой силой и придает особый вес моральности, когда пожизненно берет ее на откуп. Я и сам пришел из науки, жизнь не раз пыталась забросить меня на кафедру; если бы это случилось, я, возможно, рассуждал бы сегодня по-другому, и, поскольку я это признаю, во мне нет предвзятости. Я вижу только, что та мораль, которую воспитали в нас годы борьбы за выполнение плана, при сравнении с этой, поднимаемой на щит, выглядит все более убого, и не один из людей, создающих материальные ценности, которыми жива наша страна, про себя уже стыдится, что его звать просто Отто Мюллер, а не профессор, доктор медицины — почетный доктор Отто Мюллер или там Шульце. И если даже мать-республика в последних известиях по телевизору на первом месте называет рабочего, это не вполне уравновешивает те привилегии, которых люди от станка всей душой пожелали бы нашей интеллигенции, докажи некоторые господа не только своими разглагольствованиями, но и самим образом жизни, что они покамест не забыли, кто создает те ценности, которые обеспечивают им красивую жизнь. — Папст устремил взгляд на меня. — Вы не обижены, а про Родериха и говорить нечего. Но у вас не должно создаться впечатление, будто я уже не могу загореться великой идеей. Я просто хочу сказать, что наряду с громогласной моралью науки существует и другая мораль, она, может быть, не столь привлекательна, как первая, но что до огня и жара, пусть даже погребенного под слоем пепла, — в этом недостатка нет. Это мораль непременного выполнения плана — при хроническом недостатке сырья, при перебоях с энергоснабжением в часы наибольшей загрузки, из-за чего застывают автоклавы, заполненные реакционной смесью, и при режиме жесткой экономии, а для заводских слесарей не хватает инструмента, и того вентиля нет, и этой болванки тоже нет, гаек — и тех недостаток, а чтобы раздобыть парочку штепсельных разъемов для силовой установки, приходится отправлять какого-нибудь продувного парня аж на варновские верфи. И ежели бы вы в своих институтах хоть полгодика проработали и прожили так, как живем и работаем мы за лесами, за горами, да еще при этом выполняли бы план, тогда можно бы потолковать о том, у кого из нас в сердце пепел, а у кого огонь.
Я был в выгодном положении, потому что ко мне все сказанное не относилось. Папст ведь оговорил это с самого начала. А что до идеи Харры, так, может, она и впрямь лишь красивая мечта, не более того. Ну и наконец, нельзя насильно делать людей счастливыми. Не хочет — не надо. Я еще раз прокрутил в голове возможность по новой запереть скоросшиватель Харры в своем сейфе, а если вдобавок не стану сейчас выскакивать с сетевыми планами Вильде и тому подобными штучками, даже Босков и тот ничего не сможет возразить. Правда, вид у него не очень довольный, но мне показалось, что он готов рассматривать последнюю тираду Папста как заключительное слово. Я облегченно вздохнул, я дешево отделался, совместный ужин с гостем можно было в общем и целом признать вполне удавшимся. Такого рода вечера не надо затягивать без особой надобности. А у меня оставалось достаточно времени, чтобы еще поспеть в кафе-молочную и там отдаться упоительному и безмятежному чувству анонимности.
Нет, не мог я пустить все на волю волн и отправиться прочь, просто взять и уйти из сложившейся ситуации в неизвестность. Ту неизвестность, которую предстояло осуществить, проявив даже некоторую долю наглости, следовало либо навязать доктору Папсту здесь и сейчас, либо признать, что по сравнению с его моралью наша действительно недорогого стоит. Лишь подбив Папста на то, чтобы вместе с нами претворять утопию в реальность, я имел право уйти своей дорогой и наслаждаться сознанием, что я, некто среди многих, издали наблюдаю жизнь этой девушки.
Да и Босков еще, выходит, не отстрелялся, потому что он вдруг заявил:
— Если ваш отдел исследований и развития с нашей помощью…
Папст жестом остановил его:
— Неужели я еще должен тебе объяснять, что представляет собой наш отдел исследований и развития? Ты и в самом деле желаешь знать, как мы из последних сил разрабатываем ту либо иную методику? Ты и в самом деле думаешь, что я могу положиться на какую-то там обещанную помощь? Нет и нет, Родерих, для этой штуки у нас попросту нет ресурсов. Ты, разумеется, предложил мне помощь вполне серьезно. Но уж лучше я не воспользуюсь твоим предложением. Я не хочу никого уязвить, я не собираюсь рассказывать, чем кончилось наше обращение к высокой науке, когда мы просто не знали, как быть дальше. Язвительность нам здесь не поможет, и пусть это не прозвучит упреком, если я скажу, что мы шесть дней сидели как на угольях, пока наконец вы изволили позвонить нам и сообщить, что программа у вас есть и что вы готовы помочь нам. В конце концов, и у вас в науке тоже есть свои плановые задания.
— А теперь я хочу кое о чем вас спросить, — сказал я спокойно и как бы между прочим. — Во-первых: если бы вместо этой разработки перед вами лежала завершенная технология и вам предоставили бы право выбора, вы все равно предпочли бы японскую установку?
— Разумеется, нет, — отвечал Папст.
— Во-вторых: удалось ли бы вам в этом предполагаемом случае несколько отсрочить подписание договора с японцами?
— Ненадолго — удалось бы.
— Точнее: на сколько?
Папст замялся.
— Ну, примерно на полмесяца.
— На полтора, — сказал я.
— Только при наличии стопроцентной уверенности, — сказал Папст.
— В-третьих: допустим, у вас есть эта стопроцентная уверенность. До какого времени — самое позднее — у вас остается возможность пробить соответствующее изменение плана?
— Поскольку в данном, предполагаемом случае речь пошла бы о значительной экономии валюты, теоретически — при необходимости — можно бы дотянуть до конца года… Но все это непосредственно зависит от заключения договора. И так просто ответить на ваш вопрос я не берусь. Да и к чему? Имея одну лишь разработку…
— Разработка — это отнюдь не все, чем мы располагаем, — сказал я, всецело полагаясь на то, что Босков сейчас без лишних расспросов подхватит эстафету. — У нас есть еще и отзыв фармакологов, и сетевой план для V 5/0. Молчите, Босков, хотя, разумеется, вы знаете все не хуже меня, вы достаточно часто присутствовали при том, как Вильде проверял программу. — И снова, обращаясь к Папсту: — Вы, помнится, говорили, как из последних сил разрабатываете технологию. Что бы вы сказали, если бы мы сделали это за вас, — «за вас» я выделил голосом, — с мощностью, примерно в полтора раза превышающей японскую. Но это, в-четвертых, означало бы, что нам нужны деньги. Вы не согласились бы…
— Нет! — вскричал Папст. — Не согласился бы. Мочь бы мог — это да. Из научно-технического фонда. Но не согласился бы под одно ваше обещание.
— И наконец, в-пятых, — гнул я свое, — скажите мне четко и определенно, что вам нужно от нас, чтобы послать японцев к черту?
Папст с улыбкой, словно решился принять участие в забавной игре:
— Действующая пилотная установка.
— Без паники, — сказал я. — Вы немножко упрощаете себе жизнь. И вообще это ерунда, потому что запланированные вами мощности мы получим и своим полутехническим способом. А теперь постарайтесь отнестись к моему предложению по возможности серьезно. Что вам требуется, чтобы отказать японцам? Только, пожалуйста, не завышайте требования.
Папст долго глядел на меня. Потом перевел взгляд на Боскова, но у того лицо было непроницаемо.
— V 5/0, — сказал он наконец, — утвержденная, согласованная и разрешенная.
Я расхохотался ему в лицо:
— Тут я вас и подловил! Вы хотите пребывать в роли зрителя. Но мы согласны действовать в одиночку лишь до тех пор, пока нам не удастся убедить вполне конкретные инстанции в абсолютной реальности наших замыслов. С той минуты финансировать начнете вы.
Папст спросил:
— Вы имеете в виду эксперимент с большими загрузками, V-3?
— Вот именно, — ответили, — вплоть до создания полупромышленной модели — по мне, можете называть ее пилотной, — мы хочешь не хочешь будем рисковать в одиночку, транжирить исследовательские фонды, и, если потерпим неудачу, вы уж подыщите для меня по старой дружбе какое-нибудь местечко в своей травоварне. Но как только полупромышленная модель начнет работать, извольте раскошеливаться, потому что в конце этой истории вы огребете все преимущества, а на нашу долю достанется разве что кусочек славы.