— Тогда он принесёт в мир хаос и разрушение, — закончила за него Изабелла. — Но чем твой путь лучше, если он ведёт к тому же результату, только под другим знаменем?
Виктор не ответил. Он снова подошёл к окну, глядя на город, преображённый его волей. Вдали виднелись огни лагеря новобранцев — детей, забранных у местных жителей и воспитываемых в духе преданности Рассветному ордену. Они станут новым поколением воинов, не знающих ни сомнений, ни жалости. Его орден, его армия, его вера.
— Мы выступаем на Дамаск через три дня, — произнёс Крид, не оборачиваясь. — А затем… затем мы отправимся на восток, искать четвёртое кольцо. «Где восходит солнце над морем крови». Море крови… — он задумался. — Возможно, это не метафора. Каспийское море иногда называют Красным из-за отражений заката. А если смотреть из Персии, солнце восходит над ним.
— Персия… — эхом отозвалась Изабелла. — Империя Сасанидов давно пала, но её наследие живёт в тех землях. Древние храмы огнепоклонников, библиотеки с текстами, пережившими Александра и арабские завоевания…
— И, возможно, четвёртое кольцо, — закончил Виктор. — Мы пойдём туда после Дамаска. И горе тем, кто встанет у нас на пути.
Дамаск пал без единого выстрела. Городские ворота открылись перед армией Рассветного ордена, и местные правители вышли с ключами от города, склоняясь перед новым королём Иерусалима.
Но то, что последовало за мирной сдачей, вошло в историю как «Дамасская чистка». Виктор Крид лично руководил процессом обращения населения в христианство. Мечети были осквернены и превращены в церкви. Коран и другие исламские тексты сжигались на городских площадях. Мусульманские учёные, отказавшиеся отречься от своей веры, были казнены, а их библиотеки разграблены.
Дети отбирались у родителей и отправлялись в специальные лагеря, где под руководством монахов Рассветного ордена их обучали новой вере и воинскому искусству. Эти дети должны были стать новой элитой — преданными воинами, готовыми умереть по одному слову своего бессмертного короля.
Из Дамаска армия Крида двинулась дальше на восток, подчиняя город за городом. Их путь был отмечен пожарами и кровью, руинами древних храмов и новыми крестами, возвышавшимися над покорёнными землями.
Но даже в разгар этого триумфального шествия Виктор не забывал о своей главной цели. Каждый захваченный город подвергался тщательному обыску. Рыцари Рассветного ордена проверяли все библиотеки, храмы, сокровищницы, ища любые упоминания о четвёртом кольце Копья Судьбы.
И по мере того, как росла его империя, росло и беспокойство среди тех, кто когда-то был союзником Крида. Испанцы и французы, венецианцы и германцы — все они начинали понимать, что крестовый поход, который они поддержали, превратился в нечто иное. В личную вендетту бессмертного короля, чьи амбиции, казалось, не знали границ.
В Константинополе и Риме, в Мадриде и Париже шептались о том, что Виктор Крид перестал быть защитником христианства и превратился в тирана, чья жестокость превосходила даже худшие деяния мусульманских завоевателей прошлого.
А в далёкой Персии, куда неумолимо приближалась армия Рассветного ордена, пробуждались древние силы, дремавшие столетиями. Силы, готовые встретить бессмертного короля и его воинов не с покорностью, а с огнём и сталью.
И где-то среди всего этого хаоса и разрушения скрывался Абаддон, плетя свою собственную сеть интриг, выжидая момент, когда можно будет нанести удар и завладеть тем, что он считал своим по праву — Копьём Судьбы и его кольцами, ключами к вратам времени.
В своём шатре, разбитом на окраине очередного захваченного города, Виктор Крид сидел перед картой, расстеленной на походном столе. Красные отметки показывали захваченные города, чёрные — те, что ещё предстояло покорить. Путь на восток, к Персии, был почти расчищен.
Рядом с картой лежало Копьё Судьбы, его три кольца светились мягким голубым светом, бросая странные тени на стены шатра. Корона Иерусалимского королевства стояла тут же — массивная, тяжёлая, почти неподъёмная для обычного человека, но для Крида она была лишь символом, не более.
Дверь шатра откинулась, и вошёл брат Антоний. Старый рыцарь выглядел измождённым после долгих месяцев непрерывных сражений и походов.
— Ваше Величество, — произнёс он, склоняясь в поклоне. — Посланники из Багдада. Они предлагают сдать город без боя, если мы гарантируем безопасность населению.
Виктор поднял взгляд от карты. Его глаза, когда-то ясно-голубые, теперь были почти белыми, с едва заметным голубоватым сиянием, похожим на то, что исходило от колец Копья.
— На тех же условиях, что и всегда, — ответил он ровным голосом. — Принятие истинной веры или смерть. Нет середины, нет компромиссов.
Брат Антоний кивнул, но не спешил уходить. Было видно, что он хочет сказать что-то ещё, но не решается.
— Говори, — приказал Крид, заметив его колебания.
— Монсеньор… Ваше Величество, — начал рыцарь. — Среди солдат растёт беспокойство. Многие считают, что мы зашли слишком далеко. Они присоединились к крестовому походу, чтобы освободить Святую землю, а не покорять весь Восток. И методы… — он замолчал, подбирая слова.
— Методы тебя тоже беспокоят, брат Антоний? — спросил Виктор, его голос был опасно спокойным.
Старый рыцарь опустил взгляд.
— Я служил вам верой и правдой многие годы, монсеньор. Я верю в ваше дело, в вашу миссию. Но то, что мы делаем сейчас… то, как мы поступаем с невинными…
— Невинными? — Крид резко поднялся, его фигура словно заполнила всё пространство шатра. — Здесь нет невинных, брат Антоний. Все, кто отвергает истинную веру, виновны уже самим этим отвержением. И наша задача — очистить мир от этой вины, любыми средствами.
Он подошёл к рыцарю, положив руку ему на плечо. Даже сквозь доспехи Антоний почувствовал неестественный холод, исходящий от своего господина.
— Я понимаю твои сомнения, старый друг, — голос Виктора смягчился. — Но поверь, всё, что мы делаем, — необходимо. Мы строим новый мир, мир без хаоса и тьмы, мир истинной веры. И если для этого требуются жертвы… что ж, история оправдает нас.
Брат Антоний поднял взгляд, встречаясь с глазами Крида. В них он увидел что-то, чего раньше не замечал, — бездну, глубокую и холодную, словно космическая пустота.
— Да, монсеньор, — произнёс он, чувствуя, как слова застывают в горле. — Я передам ваше решение посланникам из Багдада.
Когда рыцарь ушёл, Виктор вернулся к карте. Его пальцы скользили по изображениям городов и земель, которые ещё предстояло покорить. Персия ждала его, а где-то в её древних глубинах скрывалось четвёртое кольцо.
Копьё на столе вспыхнуло ярче, словно отзываясь на его мысли. Крид поднял артефакт, чувствуя, как сила трёх колец течёт по его венам, сливаясь с его собственной сутью.
Он больше не был просто бессмертным человеком, ищущим способ прекратить своё бесконечное существование. Теперь он был чем-то большим — вестником нового порядка, архитектором мира, очищенного от скверны многобожия и ереси.
И если для достижения этой цели требовалось море крови… что ж, пусть будет море крови. В конце концов, именно там, где восходит солнце над морем крови, ждало его четвёртое кольцо. Ключ к следующему этапу его долгого пути.
Глава 2
Персидские земли раскрывались перед армией Рассветного ордена подобно дряхлеющему цветку. Город за городом, крепость за крепостью — всё падало перед неудержимой мощью воинства, ведомого бессмертным королём. Кирманшах, Хамадан, Исфахан — древние центры персидской культуры склонялись перед серебряным крестом, или обращались в руины и пепел.
Виктор Крид более не ехал в арьергарде, руководя сражением издалека, как подобало бы монарху. Теперь он всегда шёл в первых рядах, Копьё Судьбы в его правой руке сияло подобно маяку во тьме, завораживая и ослепляя. Три кольца на рукояти пульсировали с каждым ударом его сердца, наполняя воздух вокруг густым, почти осязаемым голубоватым свечением.
Там, где проходило его войско, не оставалось ничего от прежней жизни. Древние зороастрийские храмы огня, простоявшие тысячелетия, разрушались до основания. Мечети превращались в церкви или сжигались дотла, если считались «оскверненными» сильнее, чем могли быть очищены. Библиотеки, хранившие знания многих эпох, предавались огню — всё, что противоречило «истинной вере», должно было исчезнуть с лица земли.
За месяцы, проведённые в походе, армия Крида изменилась почти до неузнаваемости. Европейских крестоносцев — испанцев, французов, итальянцев, немцев — становилось всё меньше. Одни гибли в сражениях, другие заболевали в чужих землях, но большинство просто покидало ряды войска, устрашённые тем, во что превратился их поход.
На смену им приходили новые воины — местные жители, обращённые в христианство силой или страхом, дети, выросшие в лагерях Рассветного ордена, где их воспитывали в фанатичной преданности новой вере и её бессмертному королю. Их глаза горели тем же странным огнём, что виднелся теперь в глазах Крида — отблеском голубого пламени Копья.
Брат Антоний, один из немногих европейцев, всё ещё остававшихся в ближайшем окружении Виктора, всё чаще замечал, как меняются эти новобранцы. Сначала они становились просто фанатично преданными, готовыми умереть по одному слову короля. Но затем с ними происходило что-то ещё — они словно теряли часть своей человечности, становясь продолжением воли Крида, почти неотличимыми друг от друга, как клетки одного организма.
— Он больше не проповедует им, — шепнул как-то один из французских рыцарей брату Антонию. — Он просто… заражает их. Как свет свечи манит и сжигает мотыльков. Они смотрят в его глаза и что-то происходит с их душами.
Антоний не ответил, но в глубине души знал, что это правда. С каждым новым городом, с каждой новой победой, власть Крида над его войском становилась всё более пугающей, всё менее похожей на обычную власть полководца. Это было что-то иное, что-то сверхъестественное — словно сила трёх колец Копья распространялась через Виктора на всех вокруг.