— Мой путь был долгим и часто тёмным, — начал Виктор. — Я видел, как империи возвышались и рушились, как религии рождались и умирали, как люди повторяли одни и те же ошибки из века в век.
Он сделал паузу, вспоминая эпохи и цивилизации, давно стёртые временем.
— Я сражался в войнах, которые история забыла. Любил женщин, чей прах давно смешался с землёй. Искал смысл в бессмертии, которое часто казалось проклятием, а не благословением.
Ли Вэй слушал, не прерывая, его мудрые глаза, казалось, видели больше, чем обычные смертные.
— А теперь? — спросил старик, когда Крид замолчал. — Что ты ищешь теперь, когда обрёл силу копья? Когда победил своего древнего врага? Когда запечатал врата времени?
Виктор был удивлён. Он не рассказывал эти подробности своей истории в Китае, по крайней мере, не так, чтобы они могли дойти до простого монаха.
— Откуда ты знаешь об этом, старик? — спросил он, его голос стал жёстче.
Ли Вэй улыбнулся, в его глазах мелькнул огонёк, напоминающий отблеск голубого пламени в глазах самого Крида.
— Скажем так, — ответил монах, — ты не единственный, кто наблюдал за ходом истории дольше, чем отведено обычному человеку.
Он поднял руку, останавливая вопросы, готовые сорваться с губ Виктора.
— Нет, я не такой, как ты. Не бессмертный в твоём понимании. Просто… старый даос, который научился следовать потоку времени иначе, чем большинство.
Крид внимательно посмотрел на старика, пытаясь разглядеть то, что скрывалось за его человеческой оболочкой. Но Ли Вэй оставался просто стариком — мудрым, немного загадочным, но безусловно человеком.
— Ты не ответил на мой вопрос, — мягко напомнил монах. — Чего ты ищешь теперь?
Виктор задумался. Это был вопрос, который он сам задавал себе с тех пор, как победил Абаддона и запечатал врата времени. Что дальше? Какова цель бессмертного существа, выполнившего задачу, которая давала смысл его существованию веками?
— Я не знаю, — честно ответил он. — Впервые за тысячелетия я не гонюсь за чем-то, не борюсь против кого-то. И это… странное чувство.
Ли Вэй кивнул, словно именно такого ответа и ожидал.
— В даосизме мы говорим о «у-вэй» — недеянии, — произнёс он. — Не бездействии, но действии в соответствии с природой вещей, без насилия над собой и миром. Возможно, это то, чего ты ищешь, не зная об этом, — время плыть по течению, а не бороться с ним.
Крид улыбнулся — впервые за очень долгое время это была улыбка без горечи или иронии.
— Недеяние, — повторил он. — Звучит… непривычно для того, кто провёл тысячелетия в борьбе.
— Но, возможно, именно поэтому это то, что тебе нужно, — ответил монах. — Покой после битвы. Течение после бури. Инь после ян.
Он поднялся с места, движения его оставались удивительно гибкими для человека его лет.
— Приходи завтра в храм Белого Облака на восточной окраине города, — предложил Ли Вэй. — Там я смогу показать тебе некоторые практики, которые помогут тебе лучше понять путь у-вэй.
С этими словами старик удалился, оставив Виктора наедине с древними свитками и новыми мыслями, разбуженными этим странным разговором.
Храм Белого Облака оказался скромным строением на вершине холма, вдали от роскоши Запретного города. Его стены из светлого камня, казалось, сливались с облаками, проплывающими над холмом, создавая впечатление, что храм парит в воздухе.
Виктор пришёл на рассвете, как было условлено. Ли Вэй уже ждал его во внутреннем дворике, выполняя медленные, плавные движения тайцзи — боевого искусства, превращённого даосами в медитативную практику.
— Присоединяйся, — предложил старик, не прерывая своего танца.
Крид, мастер боевых искусств, освоивший сотни систем за свою долгую жизнь, попробовал повторить движения монаха. Но с удивлением обнаружил, что это не так просто, как кажется. В кажущейся простоте крылась глубина, которую он не сразу смог постичь.
— Не торопись, — посоветовал Ли Вэй, заметив его затруднения. — Не пытайся схватить технику силой. Позволь движению найти тебя, а не ты — движение.
Виктор попробовал снова, на этот раз отпустив контроль, позволив своему телу следовать за потоком энергии, который он чувствовал внутри и вокруг себя. И внезапно всё стало проще — движения обрели естественность, дыхание выровнялось, а ум успокоился, впервые за долгое время не занятый постоянным анализом и планированием.
Они практиковали тайцзи до тех пор, пока солнце не поднялось высоко над горизонтом. Затем Ли Вэй пригласил Крида внутрь храма, в маленькую комнату для медитаций, где свет проникал сквозь бумажные стены, создавая мягкое, рассеянное освещение.
— Садись, — предложил монах, указывая на подушки, лежащие на полу. — Настало время для следующего урока.
Виктор сел, скрестив ноги, как это делал Ли Вэй. Старик расположился напротив, его спина была прямой, а руки спокойно лежали на коленях.
— Ты привык действовать, бороться, преодолевать, — начал монах. — Это путь ян — активный, наступательный, мужской принцип. Но существует и другой путь — инь: восприимчивый, уступающий, женственный. В даосизме мы стремимся к балансу между ними.
Он сделал паузу, позволяя словам проникнуть глубже.
— Твоя сила, Бессмертный, огромна. Но как часто ты позволял себе быть слабым? Уязвимым? Неуверенным?
Крид нахмурился. За тысячелетия борьбы с Абаддоном, за века скитаний и сражений, он привык полагаться на свою силу, свой опыт, свою непреклонную волю. Слабость была непозволительной роскошью для того, кто нёс на своих плечах такую ношу.
— Слабость означает поражение, — ответил он. — А поражение означало бы…
— Конец мира? — мягко закончил Ли Вэй. — Но мир не закончился, не так ли? Ты победил своего древнего врага. Запечатал врата времени. Твоя великая задача выполнена. И теперь, возможно, настало время для другого пути.
Старик прикрыл глаза, и его голос стал тише, словно он говорил не столько Виктору, сколько самому мирозданию.
— «Тот, кто стоит на цыпочках, долго не простоит. Тот, кто идёт большими шагами, далеко не уйдёт», — процитировал он «Дао дэ цзин». — Сила в покое, Бессмертный. В принятии. В умении плыть по течению, а не против него.
Виктор слушал, и с каждым словом что-то менялось внутри него — словно шлюзы, веками остававшиеся закрытыми, начинали медленно открываться, позволяя новому пониманию проникнуть в душу.
— Как? — спросил он. — Как найти этот баланс после стольких лет борьбы?
Ли Вэй открыл глаза и улыбнулся.
— Через практику, — просто ответил он. — Через осознанность каждого момента. Через принятие того, что есть, вместо борьбы за то, что должно быть.
Он протянул руку и неожиданно для Виктора коснулся его груди, там, где под кожей пульсировали пять колец, слившихся с его сущностью.
— Начнём с дыхания, — сказал монах. — Закрой глаза. Почувствуй, как воздух входит и выходит. Не управляй дыханием, просто наблюдай за ним.
Крид выполнил указание. Сначала это казалось бессмысленным — просто сидеть и дышать, не делая ничего больше. Но постепенно он начал замечать, как с каждым вдохом и выдохом меняется ощущение в теле, как мысли то появляются, то исчезают, словно облака на небе сознания.
— Хорошо, — одобрил Ли Вэй после долгого молчания. — Теперь обрати внимание на кольца внутри тебя. Не пытайся контролировать их силу, просто наблюдай за ней. Почувствуй, как она течёт, как взаимодействует с твоим собственным сознанием.
Это было сложнее. Сила колец всегда была чем-то, что Виктор стремился обуздать, направить, использовать как оружие против Абаддона. Теперь же ему предлагалось просто позволить ей быть, наблюдать за ней без вмешательства.
Но когда ему удалось это сделать, произошло нечто удивительное. Голубое сияние, окружавшее его фигуру, изменилось — стало мягче, гармоничнее, словно приобрело новые оттенки, неуловимые для обычного глаза, но заметные для того, кто знал, что искать.
— Я вижу, — проговорил Ли Вэй с ноткой удовлетворения в голосе. — Сила наконец начинает находить равновесие внутри тебя. Не только ян, но и инь. Не только действие, но и покой.
Виктор открыл глаза, и мир вокруг казался изменившимся — более ярким, более живым, более связанным. Он чувствовал энергетические потоки, пронизывающие всё вокруг, видел нити, соединяющие все живые существа, ощущал пульсацию самой жизни в каждой травинке, каждом камне, каждом облаке.
— Что это? — спросил он, потрясённый новым восприятием.
— То, что даосы называют «видением истинной природы вещей», — ответил Ли Вэй. — Когда ум становится тихим, а сердце открытым, мы начинаем видеть мир таким, какой он есть на самом деле, а не таким, каким представляем его себе.
Старый монах поднялся на ноги, приглашая Виктора сделать то же самое.
— Это лишь начало, — сказал он. — Путь у-вэй долог и не всегда прост, особенно для того, кто привык полагаться на силу и контроль. Но я вижу в тебе искреннее стремление к познанию, Бессмертный. И это хороший знак.
Он повёл Крида в другую часть храма, где их ждал скромный обед — рис, овощи и чай, распространявший тонкий аромат горных трав.
— Ешь медленно, — посоветовал Ли Вэй, когда они сели за низкий стол. — Ощущай вкус каждого кусочка. Чувствуй благодарность к земле, взрастившей эту пищу, к людям, приготовившим её, к силам, позволяющим твоему телу получать из неё энергию.
Виктор попробовал следовать этому совету, и обычная трапеза превратилась в медитацию — каждый глоток, каждый кусочек становился новым открытием, маленьким чудом, заслуживающим внимания и благодарности.
После еды они вернулись во двор храма, где Ли Вэй продолжил обучение Крида техникам цигун — даосским практикам работы с жизненной энергией. Для Виктора, чьё тело уже было насыщено силой пяти колец, эти упражнения стали откровением — не увеличение мощи, а её гармонизация, не накопление, а правильное распределение.