чание.
Виктор обернулся, его глаза светились тем же голубым огнём, что и всегда, но теперь в них было нечто новое — спокойствие и глубина, приобретённые за годы изучения даосского пути.
— На запад, — ответил он. — К тибетским горам, где снега вечны, а воздух так тонок, что каждый вдох становится медитацией. Там есть храмы, чья мудрость отличается от даосской, но не менее глубока. Там я найду новых учителей и, возможно, новых учеников.
Он улыбнулся, и это была открытая, естественная улыбка существа, нашедшего свой путь после долгих скитаний.
— А потом… кто знает? Мир велик, времени у меня достаточно, а путей больше, чем звёзд на небе.
С этими словами Виктор Крид покинул храм Белого Облака, направляясь на запад, туда, где высокие горы касались неба, а древние монастыри хранили мудрость, отличную от китайской, но не менее ценную для того, кто искал понимания мироздания во всех его проявлениях.
Маньчжурские всадники, заметившие его фигуру на дороге, склонялись в седле, проезжая мимо, узнавая в нём своего бывшего вождя, окружённого легендами и преданиями. Китайские крестьяне, встречая странного светловолосого чужеземца с глазами, светящимися голубым огнём, кланялись и подносили ему скромные дары — рис, фрукты, свежую воду из горных источников.
Но Виктор не останавливался надолго в одном месте. Его путь лежал дальше, через горы и долины, реки и пустыни, к тибетским монастырям, где ждала его новая мудрость, новые испытания и, возможно, новые ответы на вечные вопросы.
Высоко в горах Тибета, где воздух столь разрежен, что обычный человек с трудом может дышать, а звёзды кажутся настолько близкими, что их можно коснуться рукой, стоит древний монастырь. Его стены из серого камня, кажется, растут прямо из скалы, а крыши, покрытые снегом даже летом, сливаются с облаками, часто окутывающими вершины.
В этом монастыре, в маленькой келье с единственным окном, выходящим на восток, сидит человек. Его волосы давно поседели, но спина остаётся прямой, а движения — чёткими и уверенными. Его глаза, светящиеся мягким голубым огнём, смотрят вдаль, туда, где первые лучи солнца касаются горизонта, обещая новый день.
Рядом с ним на низком столике лежит странный предмет — бронзовый диск с концентрическими кругами и древними символами. Компас Восьми Бессмертных, указывающий путь не только в пространстве, но и между слоями реальности.
Виктор Крид, Бессмертный, бывший воитель, ставший мудрецом, готовится к новому путешествию. Не в Тибет или Китай, не в земли маньчжуров или ещё дальше на запад, но в иные измерения, в слои реальности, недоступные обычному восприятию.
Его физическое тело останется здесь, в монастыре, под присмотром лам, понимающих ценность такого необычного гостя. А его сознание, освобождённое от оков плоти, отправится исследовать то, что лежит за пределами обычного мира — миры мыслеформ, пространства между вдохом и выдохом, измерения без времени и границ.
Он поднимает компас, позволяя лучам восходящего солнца отразиться от его бронзовой поверхности. Символы начинают светиться, оживая под прикосновением света и воли Бессмертного. Стрелка дрожит, ища направление, затем останавливается, указывая не на север или юг, восток или запад, а… внутрь. В центр бытия, в точку, где все направления сходятся в одно.
Виктор улыбается, понимая значение этого указания. Следующий путь лежит не во внешнем мире, но во внутреннем космосе, в глубинах собственного сознания, расширенного тысячелетиями опыта и силой пяти колец, ставших частью его существа.
Он закрывает глаза, входя в глубокую медитацию. Его дыхание замедляется, почти останавливаясь, пульс становится едва заметным. Для стороннего наблюдателя он кажется статуей, высеченной из живой плоти, но внутри продолжается движение — танец мысли и энергии, открывающий двери, которые обычно заперты для человеческого восприятия.
И в этом состоянии, на границе между бытием и небытием, Виктор Крид начинает своё новое путешествие — самое странное из всех, что он предпринимал за свои бесчисленные годы существования. Путешествие, которое может длиться мгновение или вечность, в измерениях, где время не имеет значения, а пространство — лишь иллюзия, созданная ограниченным умом.
Что ждёт его там? Новые открытия? Новые испытания? Встреча с древними сущностями, подобными Ли Вэю? Или, возможно, окончательное понимание своего предназначения в мироздании? Ответы на эти вопросы лежат за гранью обычного повествования, в тех сферах, где мысль становится реальностью, а реальность оказывается лишь тенью более глубокой истины.
Но одно можно сказать наверняка: путь Бессмертного продолжается. И пока его сознание исследует глубины внутреннего космоса, пять колец, запечатанные в кристалле, спрятанном в месте вне места, во времени вне времени, ждут своего часа. Ждут момента, когда врата времени должны будут открыться вновь — не для разрушения, но для трансформации, для перехода на новый уровень бытия, к которому всё мироздание движется с момента своего создания.
А до тех пор истории о Викторе Криде, Бессмертном воителе, победителе Абаддона, владельце Копья Судьбы, будут передаваться из уст в уста, из поколения в поколение, становясь легендами, мифами, преданиями о временах, когда боги и демоны ходили по земле, а судьба мира решалась на полях сражений и в тихих храмах, где мудрецы постигали тайны мироздания.
И где-то в горах Тибета, в древнем монастыре, будет сидеть человек с серебряными волосами и глазами, светящимися голубым огнём, — неподвижный, словно статуя, но более живой, чем большинство суетящихся в мире людей. И его сознание будет путешествовать по измерениям и эпохам, наблюдая танец мироздания, принимая в нём участие и одновременно оставаясь вне его, в точке равновесия, где все противоположности сходятся в единое целое.
Такова судьба Бессмертного — вечного странника, воителя и мудреца, чей путь не имеет конца, лишь новые начала, новые горизонты, новые открытия в бесконечном исследовании тайн бытия.
И там он видел дивный сон…
Глава 4
Полуденное солнце Италии лилось на мраморную террасу виллы в Сполетто, превращая белый камень в расплавленное золото. Виктор Крид, растянувшись на шезлонге, позволял теплу проникать в его тело, исцеляя усталость, накопленную за века странствий. Его глаза были закрыты, но под веками пульсировало то же голубое сияние, что окружало всю его фигуру призрачной аурой.
Странно было чувствовать себя… отдыхающим. Тысячелетия борьбы, скитаний, поисков и сражений приучили его к постоянному движению, к необходимости всегда быть настороже. Даже годы в даосском монастыре, годы медитаций и погружения в себя, были своеобразной битвой — сражением за понимание, за освобождение от оков собственных предубеждений.
Но здесь, на вилле в Сполетто, купленной на золото, накопленное веками, Виктор впервые позволял себе просто… быть. Не воителем, не мудрецом, не хранителем или учителем. Просто существом, наслаждающимся солнцем, ветром, шёпотом оливковых рощ вокруг виллы и мерным плеском фонтана во внутреннем дворике.
Он почувствовал их приближение раньше, чем услышал — лёгкую поступь босых ног по мраморным плитам, тихое дыхание, биение молодых, горячих сердец. Его губы тронула улыбка, но глаза оставались закрытыми.
— Папа! — раздались одновременно два голоса — звонкий девичий и чуть более низкий мальчишеский. — Мы знаем, что ты не спишь!
Виктор медленно открыл глаза. Всполохи синего света на мгновение скрыли от него лица детей, стоящих над ним. Он моргнул, позволяя зрению приспособиться, и наконец увидел их — два поразительно похожих лица с серьёзными серыми глазами, тонкими чертами и упрямыми подбородками.
София и Александр, его близнецы. Последнее, чего он ожидал в своём бесконечном существовании, и самый удивительный дар судьбы.
— Конечно, не сплю, — ответил Крид, садясь на шезлонге. — Просто позволял вашей матушке думать, что сторожевой пёс на посту даже во сне.
Он кивнул в сторону дверей, ведущих из виллы на террасу, где стояла высокая женщина с каштановыми волосами, собранными в простой узел на затылке. Изящная фигура, облачённая в светлое льняное платье, скрывала стальную силу и решимость — качества, которые первоначально привлекли Виктора и позволили их союзу продлиться дольше большинства его прошлых связей.
— Матушка Бель, — произнёс он с лёгким поклоном. — Какими ветрами?
Изабель Д’Амико, итальянка с примесью французской крови, врач-исследователь, чей острый ум и независимый характер сделали её идеальной компаньонкой для Бессмертного, улыбнулась — сдержанно, но искренне.
— Дети настояли на том, чтобы показать тебе свои новые открытия, — ответила она. — И я подумала, что ты, возможно, захочешь прервать своё созерцание вечности ради маленьких чудес повседневности.
Её итальянский был безупречен, но в интонациях сохранялся лёгкий французский акцент, придававший речи особое очарование. Виктор никогда не уставал слушать, как она говорит — даже когда её слова были полны мягкой иронии, направленной в его адрес.
— Я всегда готов прервать созерцание вечности ради вас троих, — искренне ответил Крид, поднимаясь на ноги.
София, старшая из близнецов на четыре минуты, нетерпеливо дёрнула его за руку.
— Мы нашли что-то в подземелье виллы! — воскликнула она, её глаза горели энтузиазмом первооткрывателя. — Какой-то древний туннель, который ведёт… непонятно куда!
— И там странные надписи на стенах, — добавил Александр, более сдержанный, но не менее воодушевлённый. — На языке, которого нет ни в одной из твоих книг. Мы проверили!
Виктор переглянулся с Изабель. Её взгляд говорил: «Я осмотрела туннель, ничего опасного, просто старый винный погреб, но пусть дети порадуются своему открытию».