— Где мне искать Хранителя? — спросил Крид. — Он появляется и исчезает по собственной воле, не оставляя следов.
— Используй компас, — ответил Ли Вэй. — Этот, что ты держишь в руках. Он настроен на частоту сознания Хранителя и приведёт тебя к нему… или его к тебе. Но помни: время ограничено. То, что приближается из-за грани, становится сильнее с каждым днём. И если равновесие будет нарушено полностью…
Голос старого даоса начал затихать, словно связь между ними ослабевала.
— Учитель? — позвал Виктор. — Что произойдёт, если равновесие будет нарушено?
Но ответом ему была лишь тишина. Присутствие Ли Вэя исчезло, оставив Крида одного в подземной комнате с компасом в руках и новой миссией, к которой он не был готов — ни как воин, ни как даосский мудрец.
Виктор долго смотрел на бронзовый диск, словно надеясь, что Ли Вэй снова заговорит с ним, даст больше инструкций, более ясные указания. Но компас молчал, лишь символы на его поверхности продолжали тускло светиться, напоминая о неотложности задачи.
Наконец Крид глубоко вздохнул, спрятал компас в карман и повернулся к выходу из комнаты. Пора было возвращаться к семье, которая, должно быть, уже начала беспокоиться о его долгом отсутствии.
И нужно было решить, как объяснить Изабель и близнецам неизбежность нового путешествия — путешествия, от которого, возможно, зависела судьба не только их маленькой семьи, но и всего мироздания.
Виктор медленно вышел из подземной комнаты, сжимая в руке древний компас. Мысли роились в его голове, как встревоженные пчёлы — угроза мирозданию, необходимость найти Хранителя, новое путешествие с неизвестным исходом. Тысячелетиями он бы немедленно отправился исполнять свой долг, не задумываясь о последствиях для себя или тех, кого оставлял позади.
Но теперь всё было иначе.
Когда Крид вернулся в основной подвал, его встретили три пары вопросительных глаз. София и Александр буквально подпрыгивали от нетерпения, а в глазах Изабель читалась тревога — она слишком хорошо знала своего спутника, чтобы не заметить напряжения в его взгляде.
— Что ты нашёл, папа? — выпалила София, хватая его за руку. — Там настоящие сокровища? Или тайная комната с древними артефактами?
— Потайная лаборатория алхимика? — предположил Александр, более склонный к научным теориям, несмотря на юный возраст.
Виктор заставил себя улыбнуться, откладывая на время тяжесть новой миссии.
— Небольшая комната с интересными надписями, — ответил он. — Ничего опасного, но… загадочного. Я расскажу вам об этом, но сначала давайте поднимемся наверх. Здесь прохладно, а я проголодался после подземных приключений.
Он перехватил вопросительный взгляд Изабель и едва заметно покачал головой: «Позже. Наедине». Она понимающе кивнула — ещё одно преимущество отношений с умной женщиной, способной читать между строк.
— Вы слышали отца, — сказала Изабель детям. — Наверх, к свету и обеду. А вечером, может быть, он расскажет нам подробнее о своих находках.
Близнецы неохотно согласились, хотя София продолжала бросать любопытные взгляды на туннель, словно надеясь, что он раскроет свои тайны, если смотреть достаточно долго.
Когда они поднялись на солнечную террасу, день был в самом разгаре. Оливковые рощи вокруг виллы шелестели под лёгким бризом, а вдалеке виднелись умбрийские холмы, расписанные всеми оттенками зелени. Идиллическая картина — настолько далёкая от тревожных предсказаний Ли Вэя, что на мгновение Виктор позволил себе усомниться в реальности произошедшего внизу.
— Я приготовила пасту с трюфелями, — сказала Изабель, направляясь к кухне. — И свежую фокаччу с розмарином. Александр, накрой на стол на террасе. София, помоги мне с салатом.
Наблюдая, как его семья занимается простыми домашними делами, Виктор принял решение. Он не будет торопиться. Угроза, о которой говорил Ли Вэй, звучала серьёзно, но не неминуемо. «Время ограничено» — это могло означать дни, недели или даже месяцы. И он использует столько времени, сколько возможно, чтобы побыть с теми, кого любит, прежде чем снова погрузиться в пучину древней борьбы.
За обедом близнецы оживлённо обсуждали свои планы на лето — уроки верховой езды, которые они брали у соседа-земледельца, поездку в Рим на выставку современного искусства, обещанное путешествие на побережье, где Виктор арендовал небольшую яхту для морских прогулок.
Крид слушал их, впитывая каждое слово, каждый жест, каждую улыбку, словно пытался запечатлеть их в памяти навечно. Кто знает, когда он снова сможет вот так сидеть с ними за одним столом, слушая детский смех и чувствуя тепло семейной близости?
Изабель, замечая его пристальное внимание, время от времени бросала на Виктора обеспокоенные взгляды, но не задавала вопросов — она знала, что он расскажет ей всё, когда будет готов.
После обеда близнецы умчались к своему новому увлечению — небольшому пруду в дальнем углу сада, где они разводили лягушек и тритонов, тщательно документируя каждую стадию их развития с энтузиазмом начинающих натуралистов.
Виктор и Изабель остались на террасе наедине. Он молчал, глядя на холмы, простирающиеся до горизонта. Она не торопила его, занимаясь сервировкой кофе — настоящего эспрессо, сваренного на старинной медной турке, с каплей граппы, как любил Крид.
— Что-то случилось внизу, — наконец произнесла Изабель. Это был не вопрос, а утверждение. — Что-то, связанное с твоим прошлым. С твоей… истинной природой.
Виктор повернулся к ней, в который раз поражаясь её проницательности. Большинство людей видели в нём лишь то, что он позволял им видеть — успешного бизнесмена с необычной внешностью, эксцентричного коллекционера древностей, человека, увлечённого восточной философией. Но Изабель всегда видела больше, чувствовала глубинную сущность Бессмертного, скрытую за обыденным фасадом.
— Да, — просто ответил он. — В туннеле была комната. В ней — артефакт, связанный с моим прошлым. И послание… от моего учителя.
Он достал из кармана компас и положил его на стол между ними. Бронзовый диск тускло блеснул в лучах послеполуденного солнца, древние символы на его поверхности казались почти живыми, пульсирующими в такт с невидимыми энергетическими течениями.
— Красивая вещь, — заметила Изабель, не пытаясь прикоснуться к компасу. Она слишком хорошо знала, что некоторые предметы, связанные с Виктором, лучше не трогать без разрешения. — И что он делает?
Крид невесело усмехнулся.
— Показывает путь, — ответил он. — Не на север или юг, а… между мирами. К местам и людям, которых иначе невозможно найти.
Он помолчал, затем заставил себя произнести:
— Мне нужно будет уйти, Белль. Скоро. Есть… угроза. Что-то древнее и опасное пробуждается, и я должен найти человека, который знает, как с этим справиться.
Изабель медленно кивнула. За годы совместной жизни она привыкла к тому, что её спутник иногда исчезает — на дни, недели, иногда месяцы, — а затем возвращается с новыми знаниями, новыми шрамами и новыми тайнами в глазах. Но обычно он давал ей больше информации, больше контекста.
— Насколько это опасно? — спросила она, прямо глядя ему в глаза. — И насколько срочно?
Виктор выдержал её взгляд.
— Достаточно опасно, чтобы угрожать… многому, — ответил он уклончиво, не желая пугать её размахом возможной катастрофы. — Но не настолько срочно, чтобы я не мог провести ещё несколько дней с вами.
Он взял её руку в свою, чувствуя тепло и силу её пальцев.
— Я не уйду немедленно, Белль. Слишком много раз я бросался в самую гущу сражения, не оглядываясь назад. На этот раз… я хочу сначала насладиться тем, что защищаю.
Изабель сжала его руку, её глаза увлажнились, но она быстро справилась с эмоциями. Не в её характере было поддаваться слабости, даже в такие моменты.
— Что ты хочешь сделать, прежде чем уйти? — спросила она практичным тоном, который Виктор так ценил. Не бесполезные сожаления, не попытки отговорить его, а прямой вопрос: что мы можем сделать с имеющимся временем?
Крид задумался, глядя туда, где близнецы, увлечённые своими исследованиями, склонились над прудом, их тёмные головы почти соприкасались, так похожие друг на друга.
— Всё, что мы планировали на лето, — ответил он. — Но сжатое в несколько дней. Море. Рим. Верховая езда. Наши традиционные вечера у камина, когда я рассказываю им истории древних цивилизаций…
Он повернулся к Изабель, в его глазах мелькнула такая неприкрытая нежность, что у неё перехватило дыхание.
— И тихие ночи с тобой, Белль. Когда дети уснут, а звёзды так ярки, что кажется, можно дотянуться до них рукой.
Она прикусила губу, сдерживая волнение, затем решительно кивнула.
— Так и сделаем, — сказала Изабель. — Начнём прямо сегодня. У меня есть бутылка того красного вина, которое ты любишь. У детей есть новые истории о своих земноводных друзьях. А ночь обещает быть ясной и тёплой.
Она поднялась, намереваясь начать приготовления к вечеру, но Виктор удержал её руку.
— Спасибо, — тихо произнёс он.
— За что? — удивилась Изабель.
— За понимание. За то, что не пытаешься удержать меня или изменить то, что я есть. За то, что принимаешь мою сущность со всеми её странностями и обязательствами.
Она наклонилась и легко коснулась губами его лба — там, где обычно пульсировало голубое сияние, когда его эмоции были особенно сильны.
— Я полюбила тебя не вопреки твоей сущности, а вместе с ней, — просто ответила Изабель. — А теперь давай не будем тратить время на слова, которые можно заменить действиями.
Она отправилась на кухню готовить особый семейный ужин, а Виктор остался на террасе, наблюдая за детьми и думая о предстоящих днях — последних мгновениях покоя перед новой бурей, которая, он был уверен, окажется не менее яростной, чем все предыдущие бури в его бесконечно долгой жизни.