Когда нож раскалился докрасна, Виктор глубоко вдохнул, сосредотачиваясь. То, что он собирался сделать, не было приятным, но необходимость перевешивала боль. Осторожно, с точностью хирурга, он поднёс лезвие к внутренней стороне предплечья и начал срезать тонкий слой собственной кожи.
Обычный человек потерял бы сознание от боли, но Бессмертный лишь стиснул зубы. Его тело, закалённое тысячелетиями битв и испытаний, быстро адаптировалось, выделяя эндорфины и блокируя болевые сигналы. К тому же, пять колец, слившиеся с его сущностью, ускоряли регенерацию, позволяя коже восстанавливаться почти в реальном времени.
Это создавало дополнительную сложность — Виктору приходилось работать быстро, отделяя лоскут кожи до того, как рана начнёт затягиваться. Но за века практики он научился контролировать свои регенеративные способности, замедляя их, когда это было необходимо.
Наконец, перед ним лежал небольшой прямоугольник кожи размером с книжную страницу. Рана на его предплечье уже затягивалась, оставляя лишь лёгкое розоватое пятно, которое исчезнет через несколько часов.
Теперь начиналась самая сложная часть. Виктор погрузил лоскут в специальный раствор, который он приготовил заранее — смесь соли Мёртвого моря, экстракта алоэ и ещё нескольких компонентов, рецепт которых был известен лишь немногим алхимикам древности. Этот раствор должен был предотвратить разложение кожи, сохранив при этом её связь с породившим её телом.
Пока кожа пропитывалась, Крид обратился к своему внутреннему миру, вступая в состояние глубокой медитации. Он опускался всё глубже в собственное сознание, проходя слой за слоем, от поверхностных мыслей к глубинным воспоминаниям, от них — к самой сути своего бытия.
Что делало его Виктором Кридом? Не Бессмертным, не носителем колец, не воином или мудрецом, а именно… им самим? Какие воспоминания, какие ценности, какие привязанности составляли ядро его личности?
Лицо Изабель, улыбающейся в лучах итальянского солнца. Смех близнецов, эхом разносящийся по оливковой роще. Ощущение тепла их маленьких рук в его ладонях. Эти образы возникали снова и снова, словно маяки в тумане тысячелетних воспоминаний. Да, его семья была сердцем его нынешней сущности.
Но было и что-то ещё, более древнее, более фундаментальное. Стремление защищать. Воля к противостоянию хаосу и разрушению. Неискоренимая вера в то, что даже в самой глубокой тьме есть место для света. Эти качества были с ним с самого начала, ещё до встречи с Копьём Судьбы, до становления Бессмертным.
Виктор вернулся из глубин медитации, чувствуя, что нашёл то, что искал — квинтэссенцию своего «я», то, что должно сохраниться даже при слиянии с праматерией.
Он достал лоскут кожи из раствора. Теперь тот напоминал тонкий пергамент — гибкий, но прочный, с едва заметным голубоватым оттенком от пропитавшей его энергии колец.
Крид взял кисть, обмакнул её в чернила из собственной крови и начал писать. Не обычные слова или символы, а нечто среднее — узор из знаков, напоминающих одновременно даосские печати, руны древних германцев и иероглифы забытых цивилизаций. Это был язык, непереводимый на человеческую речь, язык чистой сути, чистого намерения.
Каждый знак, начертанный на коже-пергаменте, содержал не просто информацию, но частицу его сущности, его духа. Виктор вкладывал в них свои самые сокровенные воспоминания, свои глубочайшие убеждения, своё неискоренимое стремление к защите тех, кто нуждается в защите.
Но кроме этого эмоционального и духовного содержания, он включил и практическую информацию: имена близнецов и Изабель, координаты их виллы в Сполетто, дату их рождения и важные события их совместной жизни. Всё, что могло помочь ему вспомнить, кто он и что для него важно, если память начнёт меркнуть под напором праматерии.
Работа заняла часы. Ночь сменилась рассветом, а Виктор всё писал и писал, заполняя страницу из собственной кожи символами, которые были одновременно и письменами, и магическими печатями, и кодированными воспоминаниями.
Когда последний знак был начертан, Крид посыпал страницу порошком лунного камня, который вступил в реакцию с чернилами, заставляя символы светиться мягким голубым светом — тем же, что пульсировал в его глазах и окружал его фигуру. Теперь страница была не просто записью, но живым артефактом, связанным с его сущностью нерушимыми узами.
Виктор осторожно вклеил страницу в «Книгу Теней», используя особый состав, предотвращающий её деградацию. Теперь, даже если он забудет себя, эта страница сохранит его суть, его ядро, его истинное «я». Она станет якорем, который позволит ему вернуться из пучины хаоса, если слияние с праматерией окажется слишком разрушительным для его сознания.
Закончив работу, Крид бережно закрыл книгу и убрал её в потайной карман своего дорожного плаща. Затем подошёл к окну, глядя, как первые лучи солнца окрашивают море в розовые и золотые тона. Новый день начинался, возможно, один из последних дней, когда он всё ещё был просто Виктором Кридом.
— Я вернусь к вам, — тихо произнёс он, думая о своей семье. — Каким бы ни был исход, я найду путь обратно.
Его решение было принято. Он последует за компасом, найдёт место, где сходятся нити мироздания, и встретится с праматерией. Станет сосудом для древней силы, надеясь сохранить достаточно от своей сущности, чтобы однажды вернуться к тем, кого любит.
С этой мыслью Виктор Крид покинул свой номер и направился к гавани, где арендовал небольшую яхту. Компас указывал на юго-восток, в открытое море. Где-то там, вдали от людских глаз, находилась точка, где врата времени были наиболее тонки, где должно было произойти его слияние с первозданным хаосом.
Три дня яхта Виктора бороздила воды Средиземного моря, следуя за неуклонным указанием компаса. Они прошли мимо Кабреры, затем Менорки, удаляясь всё дальше от оживлённых морских путей.
На четвёртый день, когда берега давно скрылись из виду, а вокруг не было ни единого корабля, компас начал вращаться всё быстрее, словно сходя с ума от переизбытка энергии. Виктор понял: они прибыли.
Внешне здесь не было ничего примечательного — обычный участок моря, слегка более спокойный, чем окружающие воды. Но чувствительность Бессмертного, усиленная кольцами Копья Судьбы, позволяла ему ощущать нечто большее. Энергетические потоки, пронизывающие это место, были гуще, интенсивнее, словно здесь сходились невидимые линии силы, формируя узел в ткани реальности.
Крид бросил якорь и спустил паруса. Здесь, в этой точке, где сходились все нити мироздания, он должен был встретить праматерию.
Виктор достал «Книгу Теней» и ещё раз прикоснулся к странице из собственной кожи, чувствуя вибрацию силы, заключённой в символах, начертанных его кровью. Затем убрал книгу и начал готовиться к ритуалу.
Он разделся до пояса, обнажая торс, покрытый древними шрамами — свидетельствами бесчисленных битв и испытаний. Пять колец, слившиеся с его сущностью, просвечивали под кожей, пульсируя в такт сердцебиению, их голубое сияние становилось всё интенсивнее, словно они отзывались на близость чего-то родственного и одновременно противоположного.
Крид сел в центре палубы, скрестив ноги в позе лотоса, руки положил на колени ладонями вверх. Затем закрыл глаза и начал медитацию — не обычную, которой его учили даосские мастера, а особую, созданную им самим для контакта с силами, превосходящими человеческое понимание.
Его дыхание замедлилось почти до полной остановки, сердцебиение стало едва заметным. Сознание, освобождённое от оков физического тела, начало расширяться, выходя за пределы обычного восприятия, проникая в слои реальности, недоступные большинству существ.
И там, за гранью видимого мира, он почувствовал её — праматерию, древнюю силу, первозданный хаос, из которого родилось всё сущее. Она приближалась, привлечённая резонансом колец внутри его тела, словно мотылёк, летящий на пламя свечи.
Виктор открыл глаза и увидел, что море вокруг яхты начало меняться. Вода темнела, приобретая странные оттенки — не синие или зелёные, а цвета, которым не было названия в человеческих языках. Волны двигались неестественно, словно подчиняясь иным законам физики, формируя узоры, которые больше напоминали фрактальные структуры, чем обычное волнение моря.
А затем начался ветер — странный, неестественный, не имеющий определённого направления. Он дул словно из иного измерения, принося с собой запахи и звуки, недоступные обычному восприятию. В его завываниях Криду слышались шёпот и стоны, смех и плач — голоса существ, никогда не ходивших по земле.
Яхта начала раскачиваться всё сильнее, хотя волны под ней оставались странно неподвижными, застывшими в неестественных формах. Небо потемнело, хотя был разгар дня, и на нём появились звёзды — не обычные созвездия, а узоры, которых не существовало в нормальном мире.
Виктор знал: граница миров истончается. Врата времени, которые он когда-то запечатал, теперь приоткрывались вновь, позволяя праматерии проникать в обычную реальность.
И вот она появилась — не в конкретной форме, а как изменение самого пространства и времени вокруг яхты. Воздух сгустился, приобретая текстуру и цвет, меняясь от момента к моменту, словно живая, мыслящая субстанция. В этих переливах Крид видел отражения всего, что было, есть и будет — рождение звёзд и их смерть, зарождение жизни и её исчезновение, бесконечные циклы творения и разрушения.
Праматерия окружила Виктора, изучая его своим безглазым вниманием, оценивая как потенциальный сосуд для своей безграничной силы. И в этом внимании Бессмертный почувствовал не злобу или жажду разрушения, а лишь… любопытство. Бесконечное, бездонное любопытство существа, видевшего рождение вселенной и жаждущего новых ощущений, новых опытов.
«Ты готов?» — прозвучало в его сознании, хотя это не были слова в привычном понимании. Скорее, концепция готовности, переданная напрямую в его разум.