— Что ты собираешься делать? — спросила она, следуя за ним по лестнице.
Крид остановился, повернувшись к ней. В его глазах пульсировало голубое пламя, но теперь к нему добавились странные оттенки — цвета, которым не было названия в человеческих языках.
— То, что должен сделать отец, — ответил он. — Защитить своего ребёнка. Любой ценой.
Виктор поднялся на второй этаж и подошёл к двери комнаты Софии. Даже не касаясь дерева, он чувствовал энергетические возмущения, исходящие изнутри — словно маленький торнадо силы формировался вокруг его дочери, с каждым моментом становясь всё интенсивнее, всё неуправляемее.
Он тихо открыл дверь и вошёл.
София лежала на кровати, её обычно румяное лицо было бледным, с неестественным голубоватым оттенком. Рядом сидел Александр, держа сестру за руку и что-то тихо рассказывая ей — какую-то историю о приключениях выдуманных героев, отвлекающую сказку, которую он придумывал на ходу.
Увидев отца, мальчик вскочил, его лицо озарилось надеждой и облегчением.
— Папа! — воскликнул он. — Ты вернулся!
София медленно повернула голову, и Виктор увидел её глаза — совсем как описывала Изабель, в них пульсировало голубое пламя, тот же огонь, что горел в его собственных глазах. Но в отличие от его контролируемого, направленного пламени, огонь Софии был хаотичным, неустойчивым, словно свеча на ветру.
— Ты изменился, папа, — прошептала девочка голосом, который звучал одновременно детским и древним. — Ты принёс с собой… нечто. Нечто старше звёзд.
Виктор подошёл к кровати и сел на край, бережно взяв дочь за руку. Он почувствовал, как энергия, излучаемая её телом, вступает в резонанс с праматерией внутри него — словно два инструмента, настроенные на близкие, но не идентичные частоты.
— Да, принцесса, — мягко ответил он. — И я вижу, что ты тоже изменилась. Медальон… ты носила его?
София кивнула, указывая на прикроватную тумбочку, где лежал подаренный им артефакт. Серебристый металл с голубоватым оттенком теперь пульсировал тем же неровным светом, что и глаза девочки.
— Он показал мне… вещи, — прошептала она. — Сначала это было интересно. Красиво. Я видела, как мир на самом деле устроен, папа. Все нити, все связи, все потоки силы…
Её голос дрогнул, и на лице появилось выражение боли.
— Но потом стало слишком много. Слишком ярко, слишком громко. Я не могу это выключить. Не могу перестать видеть, слышать, чувствовать…
Виктор кивнул с пониманием. Он знал это состояние — когда чувства становятся настолько острыми, что каждое ощущение превращается в пытку. Он проходил через это многократно, с каждой трансформацией своей сущности, с каждым новым уровнем силы. Но для ребёнка, для его маленькой дочери, это было слишком.
— Я помогу тебе, Софи, — тихо сказал Крид, гладя её по волосам. — Я знаю, что делать.
Он повернулся к Александру и Изабель, стоявшим у двери.
— Мне нужно побыть с ней наедине, — сказал он. — То, что я должен сделать… требует концентрации и отсутствия посторонних.
Изабель колебалась, материнский инстинкт боролся с доверием к человеку, ставшему отцом её детей. Наконец она кивнула.
— Пойдём, Алекс, — сказала она, беря сына за руку. — Папа знает, что делает.
Когда они вышли, Виктор закрыл дверь лёгким движением мысли и повернулся к дочери. София смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых читалось и страдание, и странное понимание — понимание, недоступное обычному ребёнку её возраста.
— Ты собираешься забрать это у меня, — произнесла она, и это не было вопросом.
Крид кивнул, садясь рядом с ней.
— Да, принцесса. Эта сила… она не для тебя. По крайней мере, не сейчас. Не в таком виде. Она пробуждается слишком быстро, слишком хаотично. Твоё тело и разум не готовы к такому потоку энергии.
Он взял в руки медальон, чувствуя, как древний артефакт откликается на его прикосновение, признавая родство энергетических сигнатур.
— Я не думал, что он вызовет такую реакцию, — признался Виктор. — Хотел лишь дать тебе возможность видеть немного больше, чем видят обычные люди. Защитить тебя от обмана и иллюзий. Но не предполагал, что потенциал в твоей крови настолько силён.
София слабо улыбнулась.
— Я знала, что я не совсем обычная, — прошептала она. — Всегда чувствовала, что могу… больше. Видеть глубже. Понимать яснее.
Она помолчала, затем добавила:
— Но это слишком больно, папа. Слишком много всего сразу.
Виктор кивнул, в его груди разливалось тепло от гордости за мудрость и храбрость дочери, смешанное с острой болью от осознания, что ему придётся сделать.
— Слушай внимательно, Софи, — сказал он, беря её руки в свои. — То, что я собираюсь сделать, не уничтожит потенциал внутри тебя. Он всегда будет там, часть твоей сущности, твоего наследия. Но я запечатаю его, изолирую, чтобы он мог развиваться медленно, естественно, в соответствии с ростом твоего тела и сознания.
Он сделал паузу, подбирая слова понятные десятилетнему ребёнку.
— Представь, что твоя сила — это река. Сейчас плотина, сдерживавшая её, внезапно разрушилась, и весь поток хлынул сразу, затопляя всё вокруг. Я построю новую плотину, с маленькими шлюзами, которые будут пропускать воду постепенно, столько, сколько ты сможешь безопасно принять.
София медленно кивнула, её глаза были полны доверия, смешанного со страхом.
— Это будет больно? — спросила она.
Виктор поколебался. Он мог бы солгать, сказать, что будет легко и безболезненно. Но он всегда был честен с детьми, считая, что правда, даже горькая, лучше самой сладкой лжи.
— Да, немного, — ответил он. — Но я сделаю всё, чтобы облегчить процесс. И потом станет лучше, обещаю.
София глубоко вздохнула и кивнула, собирая всю свою храбрость.
— Я готова, папа.
Виктор посмотрел на свою дочь с бесконечной любовью и гордостью. Затем закрыл глаза, погружаясь в медитативное состояние, входя в контакт с праматерией внутри себя. Он не собирался использовать её напрямую — слишком опасно, слишком непредсказуемо. Но мог использовать знание, понимание, интуитивное постижение структуры реальности, которые она ему даровала.
Крид начал плести энергетическую конструкцию — нечто, напоминающее кокон или раковину, с множеством тонких, сложных структур внутри. Эта конструкция должна была окружить пробуждающуюся силу Софии, сдержать её, направить в контролируемое русло. Не подавить, но упорядочить.
Когда подготовка была закончена, Виктор открыл глаза и увидел, что София смотрит на него с выражением странного восхищения.
— Я вижу, что ты делаешь, папа, — прошептала она. — Это… красиво.
Крид улыбнулся. Даже в таком состоянии его дочь сохраняла способность удивляться и восхищаться миром, видеть красоту в самых необычных вещах. Эта черта всегда выделяла её среди сверстников и даже среди взрослых.
— Теперь закрой глаза, принцесса, — мягко сказал он. — И помни: что бы ты ни почувствовала, я здесь, рядом с тобой. Всегда.
София послушно закрыла глаза, её маленькие пальцы крепко сжали руку отца. Виктор глубоко вздохнул и начал процесс — не простое извлечение силы, но тончайшее энергетическое хирургическое вмешательство, требующее абсолютной точности и контроля.
Он направил часть своей энергии в тело дочери, следуя невидимым каналам, по которым текла пробуждённая сила. Каждое прикосновение его сознания к этим потокам вызывало реакцию — подобно тому, как касание оголённого провода вызывает электрический разряд. София вздрагивала, её лицо искажалось от боли, но она не кричала, лишь крепче сжимала руку отца.
Виктор работал методично, выделяя наиболее активные узлы пробуждающейся силы и окружая их созданными конструкциями, формируя энергетические капсулы, похожие на те, что сдерживали праматерию внутри его собственного тела. Каждая капсула соединялась с другими тончайшими каналами, создавая единую систему, способную расти и развиваться вместе с телом и сознанием Софии.
Это была работа невероятной сложности, требующая всего его многовекового опыта и новых знаний, полученных от праматерии. Виктор чувствовал, как пот стекает по его лбу, как мышцы напрягаются от усилия удерживать концентрацию. Но он не останавливался, понимая: это единственный способ защитить дочь от судьбы, подобной его собственной.
Наконец, когда последняя энергетическая капсула была сформирована и интегрирована в систему, Крид приступил к финальной фазе — созданию «ключа», механизма, который позволил бы со временем постепенно высвобождать запечатанную силу, давая Софии возможность привыкать к ней, осваивать, делать своей.
Этим ключом стал сам медальон, который теперь был не просто артефактом, но живым инструментом, связанным с сущностью девочки. Виктор перенастроил его, изменив частоту вибрации, трансформировав из катализатора пробуждения в регулятор постепенного роста.
Когда всё было готово, он медленно вывел своё сознание из тела дочери и открыл глаза. София лежала неподвижно, её лицо было мирным, дыхание — ровным, а голубое пламя в глазах угасло, сменившись обычным серым цветом её радужек.
Виктор бережно надел медальон на шею дочери. Теперь артефакт не светился, став внешне обычным серебряным украшением с выгравированным лабиринтом.
— Всё кончено, принцесса, — тихо сказал он, поглаживая её по волосам. — Боль ушла?
София медленно кивнула, словно прислушиваясь к ощущениям внутри себя.
— Да, — ответила она. — Всё… тише теперь. Я всё ещё вижу некоторые вещи, но они не кричат, а… шепчут. И я могу не слушать, если не хочу.
Она открыла глаза, и Виктор с облегчением увидел в них обычный детский взгляд — любопытный, яркий, но без сверхъестественного огня, пылавшего прежде.
— Спасибо, папа, — прошептала София, обнимая его.