Когда рыцари покинули часовню, Крид остался наедине с братом Амброзием.
— Что вы думаете о них, Ваше Высокопреосвященство? — осторожно спросил монах.
— Хороший материал, — задумчиво ответил Крид. — Особенно де Монфор и молодой де Брассак. В них есть то, что нам нужно — сочетание веры и прагматизма. — Он посмотрел на тяжёлую серебряную чашу в своих руках. — Однако не всем из них суждено вернуться.
— Вы предвидите их судьбу? — тихо спросил Амброзий, всегда испытывавший благоговейный трепет перед мистическими способностями своего наставника.
— Не предвидение, брат, — Крид покачал головой. — Расчёт. Константин — умный и опасный противник. Он почувствует фальшь, если наши люди будут слишком очевидны в своих намерениях. Кто-то должен будет доказать свою преданность ему… ценой предательства.
— Но кто именно? — Амброзий непонимающе смотрел на кардинала.
— Это решит сам Константин, — Крид поставил чашу на алтарь. — В вине, которое они пили, содержалось особое вещество. Оно не причинит им вреда, но… облегчит восприятие определённых идей. Де Прэ и два младших рыцаря, те, что стояли слева от него, получили чуть большую дозу.
— Вы направляете их на предательство? — монах был потрясён.
— Я создаю условия, в которых возможны различные исходы, брат Амброзий, — спокойно ответил Крид. — Если эти трое устоят перед искушением, несмотря на повышенную восприимчивость к речам Константина, значит, они воистину достойны нашего ордена. Если же они поддадутся и предадут своих товарищей… — он сделал паузу. — Что ж, тогда они станут идеальными мучениками, когда правда выйдет наружу. Ничто так не дискредитирует учение еретика, как предательство его собственных последователей.
— Это… жестоко, Ваше Высокопреосвященство, — осмелился заметить Амброзий.
— Жестоко? — Крид повернулся к монаху, и в полумраке крипты его глаза казались бездонными колодцами. — Я видел падение Иерусалима, брат. Видел, как сарацины вырезали каждого христианина, не пощадив ни женщин, ни детей. Видел, как византийские императоры предавали крестоносцев ради сиюминутной выгоды. Видел, как короли Европы использовали Святую землю как разменную монету в своих политических играх. — Его голос оставался спокойным, но под этим спокойствием клокотала древняя ярость. — То, что делает Константин сейчас — лишь начало. Если его не остановить, христианский мир погрузится в новый раскол, который ослабит нас перед лицом внешних врагов. И тогда прольётся не кровь трёх рыцарей, а кровь тысяч невинных.
Амброзий склонил голову, признавая правоту своего наставника.
— Простите моё сомнение, господин.
— Сомнение — не грех, если оно ведёт к пониманию, — Крид смягчился. — Когда-то я сам задавал вопросы, которые казались мне недопустимыми. Но потом понял: истинная вера не в слепом следовании, а в осознанном выборе пути.
Он взял со стола пергамент с планом часовни, на котором были отмечены тайные проходы и укрытия.
— У нас есть еще один важный вопрос. Не все эти рыцари прибыли сюда только по зову веры или даже по приказу короля. По моим сведениям, двое из них — агенты герцога Бургундского.
— Кто именно? — спросил Амброзий.
— Шевалье де Ламбер и граф де Шантильи. Они будут докладывать герцогу о каждом нашем шаге. Что, разумеется, нас полностью устраивает.
— Устраивает? — монах снова был сбит с толку.
— Конечно, — Крид усмехнулся. — Пусть герцог думает, что контролирует ситуацию. Мы будем подсказывать его людям, что именно следует докладывать. Таким образом, через них мы будем управлять восприятием герцога. А через него — частью французской политики.
— Ваша дальновидность поистине… — Амброзий запнулся, подбирая слово.
— Дьявольская? — с лёгкой иронией подсказал Крид. — Возможно. Но помни: иногда для победы добра нужно использовать методы, которые кажутся не вполне… благочестивыми. Главное — помнить, во имя чего ты действуешь.
Кардинал сложил пергамент и убрал его в складки своей мантии.
— А теперь о деле, требующем немедленного внимания. Мне нужно, чтобы ты нашёл в Венеции человека по имени Фабрицио Дандоло. Он картограф и изготовитель компасов, но это лишь его официальное занятие. На самом деле он торгует информацией для всех, кто может заплатить. Договорись с ним о встрече завтра на рассвете, у мола Святого Марка.
— Что я должен передать ему?
— Скажи, что человек, помнящий Константинополь времен Комнинов, желает приобрести карту течений у берегов Кипра. Он поймёт.
Когда Амброзий ушёл выполнять поручение, Крид остался один в тишине древней крипты. Он медленно обошёл помещение, касаясь пальцами холодных камней стен. Эта часовня была построена ещё в X веке, но даже она казалась юной по сравнению с его собственным возрастом. Сколько раз он был здесь за прошедшие столетия? Трижды? Четырежды? Время размывало воспоминания, но некоторые моменты оставались кристально ясными.
Именно здесь, в этой самой крипте, он когда-то давно встретился с доминиканским монахом Томасо ди Аквино — человеком, которого мир позже узнает как Фому Аквинского. Молодой теолог тогда поразил его глубиной мысли и чистотой веры. В ту ночь они говорили о природе бессмертия и его моральных аспектах, хотя Фома, конечно, не подозревал, что беседует с живым примером того, о чём рассуждает.
«Бессмертие тела без совершенствования души было бы проклятием, а не благословением», — сказал тогда Аквинат. И Крид, проживший к тому моменту уже почти тысячу лет, мог только молча согласиться.
Эта мысль до сих пор преследовала его. Что если его душа давно перестала развиваться? Что если вечное существование превратило его в нечто ужасное — существо, лишь внешне напоминающее человека, но внутренне ставшее чудовищем, для которого люди — лишь фигуры на шахматной доске?
Он тряхнул головой, отгоняя непрошеные мысли. Сейчас не время для философских терзаний. Брат Константин представляет реальную угрозу — не только плану Крида по созданию нового ордена, но и всему христианскому присутствию на Востоке. А если мамелюки действительно передали ему какой-то древний артефакт, связанный с Копьём…
Крид невольно коснулся груди, где под одеждой скрывался небольшой кожаный мешочек. В нём хранился осколок подлинного Копья Лонгина — источник его бессмертия. За столетия он узнал, что существуют и другие фрагменты священного оружия, и каждый из них обладает особыми свойствами. Если у Константина действительно оказался один из таких фрагментов, ситуация могла быть намного опаснее, чем предполагал даже Папа.
Внезапно погасла одна из свечей, и по крипте пробежал холодный сквозняк. Крид напрягся, инстинктивно положив руку на рукоять меча, скрытого в складках мантии. Его обострённые чувства уловили лёгкий шорох у входа.
— Кто здесь? — спросил он, выпрямляясь и принимая властную позу, соответствующую его кардинальскому статусу.
— Простите за вторжение, Ваше Высокопреосвященство, — из тени выступила стройная женская фигура. — Я не хотела вас напугать.
— Донна Бьянка? — Крид был искренне удивлён, узнав дочь Альвизе Барбаро. — Что вы делаете здесь в такой час? И как вы нашли это место?
— У дочери венецианского патриция есть свои способы узнавать то, что от неё пытаются скрыть, — она сделала несколько шагов вперёд, и свет оставшихся свечей выхватил из темноты её бледное лицо с решительно сжатыми губами. — Особенно когда речь идёт о тайных встречах её отца с иностранными дипломатами.
— Ваш отец уже давно покинул это место, — холодно заметил Крид. — И я не припоминаю, чтобы он упоминал о вашем участии в наших переговорах.
— Он ничего не знает о моём визите, — Бьянка остановилась в нескольких шагах от кардинала. — И я предпочла бы, чтобы так оно и оставалось.
— Почему я должен хранить секреты от своего главного союзника в Венеции? — Крид пристально изучал женщину. Она была красива, спору нет, но в её глазах светился острый ум, а в осанке чувствовалась недюжинная сила воли.
— Потому что я могу быть гораздо более полезным союзником, чем мой отец, — прямо ответила она. — У меня есть доступ туда, куда не могут попасть мужчины. Я слышу разговоры, которые не предназначены для мужских ушей. И, что немаловажно, я умею хранить тайны.
— И какую выгоду вы надеетесь получить от такого… союза? — Крид перешёл на более доверительный тон, решив хотя бы выслушать эту необычную женщину.
— Знания, — без колебаний ответила Бьянка. — И возможность вырваться из клетки, которую общество построило для женщин моего положения.
— Амбициозные цели для юной девушки.
— Я не так молода, как кажусь, Ваше Высокопреосвященство, — в её голосе появились нотки горечи. — И не так наивна, как думает мой отец.
Крид позволил себе лёгкую улыбку.
— И что же конкретно вы предлагаете мне, донна Бьянка?
— Я знаю, что завтра Большой совет будет голосовать по вашему предложению. Знаю, что три влиятельные семьи — Контарини, Морозини и Градениго — планируют выступить против. У них есть свои интересы в Генуе, которые пострадают от вашего соглашения.
— Это ценная информация, но она не является секретом. Ваш отец уже сообщил мне об этом.
— А сообщил ли он вам, что Контарини готовы изменить своё мнение, если получат эксклюзивные права на торговлю квасцами с Кипром? Или что Градениго больше всего беспокоит не сама торговля с Генуей, а возможные репрессии со стороны османского султана, если тот узнает о тайном соглашении Венеции с новым орденом?
Крид внимательно выслушал женщину, оценивая точность её сведений. Эта информация действительно была новой для него.
— Допустим, вы правы, — наконец сказал он. — Но я всё ещё не понимаю, что вы хотите получить взамен.
Бьянка сделала глубокий вдох, словно собираясь с силами для решающего заявления.
— Я хочу отправиться с вами в Иерусалим.
— Что? — такого поворота Крид не ожидал. — Это невозможно. Путешествие будет опасным, а ваш отец никогда не согласится…
— Мой отец не обязан знать, — перебила его Бьянка. — Официально я могу отправиться в паломничество в Рим, а оттуда уже присоединиться к вашему кораблю. Что касается опасностей — я готова к ним. Я пять лет изучала медицину под руководством еврейского врача Леви бен Исаака. Умею обрабатывать раны, знаю свойства лекарственных растений, могу распознать симптомы многих болезней. В походе такие навыки бесценны.