ия под ней, а просто надстроили сверху свой храм.
Крид кивнул, обдумывая услышанное. План звучал рискованным, но выполнимым.
— Как я попаду туда во время штурма? — спросил он практично. — Мечеть наверняка будет охраняться.
— У нас есть союзники в городе, — ответил де Шатонёф. — Местные христиане, которые живут под гнётом мамелюков. Они проведут вас тайными ходами прямо к сокровищнице. — Он развернул на столе карту города. — Вот путь, который вы должны будете пройти. Запомните его, ибо доверять карту бумаге слишком опасно.
Крид внимательно изучил карту — замысловатую сеть улиц, переулков и подземных ходов, ведущих к центральной мечети города. Память услужливо фиксировала каждый поворот, каждую деталь маршрута.
— Когда намечен поход? — спросил он, закончив изучение карты.
— В октябре, — ответил де Шатонёф. — Через два месяца. К тому времени должны прибыть корабли наших союзников, и мы сформируем флот достаточно сильный, чтобы атаковать Александрию. — Он сделал паузу. — А до тех пор вы должны подготовиться. Изучить всё об этой реликвии, о городе, о возможных трудностях.
Брат Константин, молчавший во время этого разговора, внезапно подал голос:
— Но мне кажется, господин Крид уже знает об Александрии больше, чем показывает. — Старик наклонил голову набок. — Не так ли?
Крид встретился взглядом с монахом. В водянистых глазах старика читался вызов, словно он знал некий секрет и проверял, осмелится ли Крид его раскрыть.
— Я бывал там, — осторожно ответил Крид. — Как уже говорил капитану де Шатонёфу. Но мои воспоминания… фрагментарны.
— Память — странная вещь, — задумчиво произнёс брат Константин. — Иногда то, что мы забываем, важнее того, что помним. — Он закрыл манускрипт. — Я дам вам несколько текстов для изучения, господин Крид. Возможно, они помогут вам… вспомнить.
Де Шатонёф поднялся.
— Оставлю вас наедине с братом Константином, — сказал он. — У меня есть другие дела, требующие внимания. — Капитан положил руку на плечо Крида. — Изучите всё тщательно. Судьба королевства может зависеть от вашего успеха.
С этими словами он покинул архив, оставив Крида наедине со странным стариком.
Как только дверь закрылась, брат Константин подался вперёд.
— Теперь мы можем говорить свободно, — прошептал он. — Я знаю, кто ты, Виктор Крид… или как бы тебя ни звали в этой жизни.
Крид напрягся, рука непроизвольно легла на рукоять шамшира.
— О чём вы говорите?
— О том, что ты — Бессмертный, — спокойно ответил монах. — Один из тех, кто проходит сквозь века, не старея и не умирая. Я изучал таких, как ты, всю свою жизнь. — Он улыбнулся. — Не бойся, я не враг тебе.
— Вы ошибаетесь, — холодно произнёс Крид. — Я обычный человек.
— Правда? — брат Константин хитро прищурился. — Тогда почему ты не знаешь, сколько тебе лет? Почему твоя память разорвана на фрагменты? Почему твои раны заживают быстрее, чем должны?
Крид замер. Откуда старик знает о его ранах?
— Я наблюдал за тобой, когда ты сражался с Легри, — пояснил монах, словно читая его мысли. — Видел, как его клинок оцарапал твою руку. К концу поединка от раны не осталось и следа. — Старик откинулся на спинку стула. — Это дар, Виктор. Редкий, драгоценный дар.
— Или проклятие, — тихо произнёс Крид, удивляясь собственным словам.
— Возможно, и то, и другое, — согласился брат Константин. — Но сейчас это неважно. Важно то, что ты здесь, и ты — часть пророчества. — Он открыл другую книгу. — Я не сказал де Шатонёфу всего. Пророчество говорит не только о возвращении Копья христианам. Оно говорит о великой битве между светом и тьмой, о выборе, который должен сделать Бессмертный.
Крид нахмурился.
— Какой выборе?
— Использовать силу Копья для себя или отдать её другому, — монах перевернул страницу, на которой была изображена странная сцена — человек, пронзённый копьём, но при этом стоящий, раскинув руки, словно в благословении. От его фигуры исходили золотые лучи, а вокруг склонялись другие люди. — Пророчество говорит: «И придёт он, не знающий смерти, и возьмёт в руки Копьё Судьбы. И если выберет он путь власти, погибнет мир в крови и пламени. Если же выберет путь жертвы, наступит эпоха света». — Брат Константин поднял глаза на Крида. — Ты понимаешь, о чём речь?
Крид молча смотрел на изображение. Что-то в нём казалось мучительно знакомым, словно он уже видел эту сцену — не на пергаменте, а в реальности.
— Копьё обладает силой, — продолжил монах, видя его замешательство. — Настоящей силой, не просто символической. Тот, кто владеет им, может использовать эту силу. Но цена велика.
— Какая цена? — спросил Крид, не отрывая взгляда от изображения.
— Душа, — просто ответил брат Константин. — Копьё питается душами. Когда Лонгин пронзил им Христа, оно вобрало часть божественной сущности. С тех пор оно жаждет большего.
Крид наконец поднял глаза на монаха.
— Вы говорите так, будто реликвия жива.
— В некотором смысле так и есть, — кивнул старик. — Священные предметы не просто куски металла или дерева. Они напитаны верой тысяч людей, энергией великих событий. Они обретают… своего рода сознание. — Он закрыл книгу. — И Копьё Лонгина — одна из самых сознательных реликвий.
Крид откинулся на спинку стула, пытаясь осмыслить услышанное. Это звучало как безумие — говорящие реликвии, пророчества, предопределённые судьбы… Но почему тогда его сердце билось так быстро? Почему внутри росло чувство узнавания, словно он уже слышал всё это раньше?
— Предположим, я поверю вам, — наконец сказал он. — Что вы хотите от меня?
Брат Константин улыбнулся.
— Я хочу, чтобы ты был осторожен, Виктор Крид. Де Шатонёф и принц Пьер видят в Копье лишь инструмент власти, ключ к завоеваниям и славе. Они не понимают его истинной природы. — Монах подался вперёд. — Когда ты найдёшь Копьё — а ты найдёшь его, я уверен — не отдавай его сразу. Почувствуй его. Выслушай его.
— Выслушай? — Крид приподнял бровь. — Вы имеете в виду буквально?
— Именно, — кивнул брат Константин. — Копьё будет говорить с тобой. И то, что оно скажет, может изменить твоё решение. — Он сделал паузу. — И ещё одно. Де Шатонёф не сказал тебе всей правды о мотивах принца.
— Что вы имеете в виду?
Монах огляделся, словно проверяя, не подслушивает ли кто, затем наклонился ещё ближе.
— Пьер де Лузиньян одержим не только идеей крестового похода. Он хочет использовать силу Копья для мести своим врагам здесь, на Кипре. — Старик покачал головой. — Король Гуго стар и слаб, но не собирается отрекаться от престола. Ходят слухи, что принц планирует… ускорить свой приход к власти.
— Цареубийство? — Крид нахмурился.
— Кто знает? — брат Константин пожал плечами. — Но придворные интриги опаснее любых мамелюков. И если Копьё попадёт в руки человека, ослеплённого жаждой власти… — он не закончил фразу, но его взгляд был красноречивее слов.
Крид молчал, переваривая информацию. Задача усложнялась. Найти древнюю реликвию в чужом городе во время штурма было достаточно сложно. Но теперь ему предстояло ещё и решить, кому её отдать — если вообще отдавать.
— Почему вы рассказываете мне всё это? — наконец спросил он. — Вы не знаете меня. С чего вы взяли, что можете доверять мне?
Брат Константин загадочно улыбнулся.
— Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь, Виктор Крид. Или, может быть, мне стоит называть тебя иначе? — Старик поднял руку, останавливая возражения. — Нет-нет, не отвечай. Твоё прошлое — это твоё дело. Но знай: я разговариваю с тобой сейчас, потому что мы уже встречались. Давно, очень давно. — Он вздохнул. — Конечно, ты не помнишь. Бессмертные редко сохраняют все воспоминания.
Слишком тяжкое бремя для разума — помнить столетия.
Крид внезапно почувствовал головокружение. Перед глазами на мгновение вспыхнула картина: монастырь, затерянный в горах, заснеженные пики, и молодой монах с пронзительными голубыми глазами, протягивающий ему чашу с дымящимся отваром.
— Тибет, — прошептал он, сам удивляясь своим словам. — Монастырь…
— Дарджилинг, — мягко закончил брат Константин. — Я был тогда молод, только принял постриг. А ты пришёл с севера, измученный долгим путешествием. И рассказал мне истории о землях, которых я никогда не видел. — Старик улыбнулся воспоминаниям. — Ты оставался с нами три года. Учился медитации, изучал древние тексты. А потом однажды ушёл, не попрощавшись.
Крид закрыл глаза, пытаясь ухватить ускользающее воспоминание. Горный монастырь, медитации при свечах, манускрипты на языке, которого никто уже не помнил… и что-то ещё, что-то важное.
— Я искал ответ, — медленно произнёс он, словно вытягивая слова из глубин памяти. — Я хотел знать, почему я такой. Почему не могу умереть.
— Да, — кивнул брат Константин. — И я тогда не мог тебе помочь. Но с тех пор прошло много лет, и я посвятил свою жизнь изучению феномена бессмертия. — Он положил сухую ладонь на руку Крида. — Я не знаю, почему ты забыл своё прошлое. Возможно, травма, возможно, твой разум сам защищает себя от бремени вечности. Но я знаю, что Копьё Лонгина связано с тобой. Оно может дать тебе ответы, которые ты ищешь.
Крид медленно кивнул. Слова старого монаха звучали безумно, но где-то глубоко внутри он чувствовал их правдивость. Брат Константин действительно знал его. И, возможно, знал о нём больше, чем он сам.
— Что мне делать? — спросил он тихо.
— То, что просит де Шатонёф, — ответил монах. — Готовься к походу. Изучай тексты подаренные мной тексты. Тренируйся. А когда придёт время и ты окажешься в Александрии, следуй не только приказам, но и смотри сам, думая головой.
Крид нахмурился. Семь замков — явный признак того, что содержимое ящика считалось чрезвычайно ценным или опасным.
— Этот Феофилакт всё ещё во дворце? — спросил он.
— Да, — кивнул Маркос. — Занимает покои в западном крыле. К нему никого не пускают, кроме принца Пьера и его доверенных лиц. — Он понизил голос ещё сильнее. — И ещё кое-что. Твой де Шатонёф каждый вечер посещает покои посланника. Они подолгу беседуют наедине.