нец они нашли место, где окопы были расположены реже, на расстоянии друг от друга. Как видно, немцы не видели смысла охранять заболоченный участок, через который все равно никто не мог прорваться. Нашли место, где между двумя окопами имелось расстояние метров сорок, к тому же там была небольшая заболоченная ложбина. Это было то, что надо. Шубин и Ахметов проползли по ложбине – и перед ними открылось пространство, заполненное водой, из которой кое-где торчали кусты. Разведчики сделали несколько шагов. Где-то было глубже, где-то – мельче. В общем, это было знакомое им болото. Тогда они развернулись и направились к тому месту, где оставили Пака с пленным.
По дороге Шубин решил для себя один вопрос. И когда они отыскали нужное место, он подошел к Генриху Курцу и сказал:
– Наша договоренность остается в силе. Если ты будешь молчать, перейдешь на тот берег живым и невредимым. Но придется идти через болото. Идти через него со связанными руками невозможно – в болоте то и дело приходится хвататься за кусты и траву, да и палку надо нести, которая при случае тебя выручит. Поэтому я тебя сейчас развяжу. Кляп, конечно, тоже выну. Вот так.
И он развязал пленного.
– Так ты даешь обещание молчать, не попытаешься нас выдать? – спросил он у ефрейтора.
– Да, я буду молчать, – пообещал Генрих Курц и, немного помолчав, добавил: – Я очень хочу жить.
И они вновь направились к Вазузе, на этот раз вчетвером. Самый опасный момент был, когда они проползали между двумя немецкими окопами. Из одного доносились чей-то смех и звуки губной гармоники. Наверняка у ефрейтора Курца в этот момент возникло сильное желание остаться здесь, среди своих. Стоило ему открыть рот – и они все погибли бы. Поэтому Шубин достал финку и поднес ее к самому горлу пленного. То ли «наглядная агитация» подействовала, то ли Курц и не собирался нарушать свое обещание, но он не стал кричать, и они благополучно добрались до болота. Спустились в воду и направились на восток, к другому берегу.
Преодоление болота далось им нелегко. Курц ужасно боялся болота и не умел по нему ходить. Он то и дело застревал в трясине, и его приходилось вытаскивать. Он не делал попыток крикнуть, позвать на помощь немцев. Но он стонал, кряхтел, то и дело звал на помощь разведчиков. В общем, без него они бы перебрались на другой берег в два раза быстрее. Но Шубин все время помнил, что немец – источник важных сведений для командования, а потому он нужен.
Но вот почва под ногами стала суше, болото заканчивалось. Теперь разведчикам грозила другая опасность – дозорные из частей 31-й армии могли принять их за немецких лазутчиков и открыть огонь. Что же делать? Каждую минуту кричать «Не стреляйте, мы свои»? Шубин придумал другой выход. Он негромко запел: «Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой…» И сказал Паку:
– Давай, Юра, подпевай. Только негромко.
– А мне почему нельзя подпевать? – обиделся Наур Ахметов.
– Понимаешь, Наур, с твоим акцентом у бойцов 31-й армии может возникнуть сомнение, кто поет, – объяснил Шубин. – Ничего, мы с Юрой и вдвоем справимся.
Так, распевая песню про Катюшу, разведчики и выбрались на берег. Здесь их встретили бойцы передового поста.
– Вы кто такие? – спросил один из них. – Что за народный хор?
– Я капитан Шубин, – ответил Глеб. – Разведгруппа 20-й армии, возвращаемся с задания.
– А, вы та самая группа! Нас о вас предупреждали, – сказал солдат. – А зачем же вы песни пели?
– А вот чтобы вы нас по ошибке за фрицев не приняли и на месте не положили, – ответил за Шубина Ахметов.
Их проводили к командиру батальона, а оттуда – к штабу дивизии. И спустя несколько минут разведчики уже на полуторке ехали в штаб родной 20-й армии.
Глава 14
Ахметова и Пака Шубин отпустил к себе в роту, ужинать и отдыхать. Ефрейтора Курца отправил в армейский отдел «Смерш». А сам направился в штаб. Здесь повторилась сцена, которая случилась уже несколько дней назад, когда Шубин вернулся с предыдущего задания. Снова он застал полный штаб военачальников, которые ждали его сведений. Снова он достал свои ставшие уже знаменитыми на всю армию карты, разложил их на столе и стал докладывать.
– Вот здесь, на этом участке, – он показал на карте заштрихованный прямоугольник, – располагается немецкий стратегический резерв. Он основательный: в него входят 36-я пехотная дивизия, бригада самоходных орудий, танковая бригада, и при нас подошла еще одна бригада самоходок.
При этих словах Шубина военачальники переглянулись.
– Это значит, что нам нужно внести коррективы в наш план наступления, – сказал генерал Рейтер своему начальнику штаба. – Слышишь, Алексей Игнатьевич? Нам также нужно иметь резерв, чтобы бросить его в бой против немецкого резерва. Иначе немцы могут не только остановить наше продвижение, но и отбросить наши части. Ладно, Шубин, давай дальше.
– Перед расположением резерва вся местность заминирована, – продолжал Шубин. – Двигаться лучше всего по опушкам рощ, оврагам, холмам, болотам. Иначе нужно тратить много времени на разминирование. Ну а здесь, прямо возле Вазузы, вся местность просто напичкана немецкими войсками – ногу поставить негде.
– Но вы все же как-то пробрались, – заметил Рейтер. – Значит, ногу можно где-то поставить?
– Нам опять помогло болото, – ответил Шубин. – Немцы их плохо охраняют, и по ним можно пройти. Но это уже не наш участок, а 31-й армии. Да, и вот еще важная информация. За расположением немецкого резерва, вот здесь, немцы успели построить грейдер и по нему перебрасывают войска рядом с расположением резерва. В общем, они стремятся создать здесь, в тылу, вторую линию обороны. В этом районе мы взяли пленного, сейчас его допрашивают. Думаю, он даст ценные сведения.
– Но этот район, как я понял, прикрывает уже скорее не Сычевку, а Карманово? – спросил начальник штаба армии.
– Да, это место расположено уже ближе к Карманову, – ответил Шубин.
– Все, на этом можно совещание заканчивать, – заключил Рейтер. – Начальникам штабов внести изменения в план наступления в соответствии с полученными сведениями. Время наступления не меняется. До него осталось… да почти ничего не осталось, пять часов всего. Все по местам! Шубин, задержись на минуту.
Когда все участники совещания вышли, Рейтер обратился к капитану:
– Сейчас ты ляжешь спать прямо здесь, в комнате отдыха при штабе. Потому что до наступления осталось всего пять часов и ты мне нужен во время наступления. Ты и твои бойцы должны показать нашим частям места прохода через минные поля. В общем, расслабляться времени нет. Сегодня, 15 августа, наши части должны начать наступление на Сычевку.
Шубин прошел в указанную ему комнату. Он едва успел раздеться, повалиться на койку, как тут же провалился в сон. Ему казалось, что он спал всего две-три минуты, когда его довольно грубо начали будить. Открыв глаза, он увидел незнакомого сержанта.
– Вставайте, товарищ капитан, – произнес сержант. – Скоро уже шесть часов, генерал велел вас срочно разбудить. А я трясу вас, трясу, и все без толку.
– Все, я сейчас, – сказал Шубин, вставая. Раздавался ровный гул канонады – уже час как шла артиллерийская подготовка. Через две минуты он уже стоял на крыльце. Машина, выделенная Рейтером, подвезла его в расположение роты. Там он взял Пака и Ахметова и с ними направился к командирам частей, которым предстояло вырваться с плацдарма и прорвать первую линию немецкой обороны. Решили, что один пехотный полк начнет наступление раньше – ведомый разведчиками, он пойдет через болото и нападет на немецкий узел обороны с фланга.
К сожалению, этот замысел удалось выполнить лишь частично. Пехотинцы не умели передвигаться по болоту, боялись его и потому выходили на высокие места, где располагались немецкие окопы. Поэтому хотя они и атаковали немецкую оборону с фланга, но не с такой силой, как планировалось. Но наконец им удалось ворваться на территорию бывшего аэродрома, превращенного немцами в опорный пункт.
Теперь предстояло преодолеть около трех километров минных полей и выйти к расположению немецких стратегических резервов. Но едва полки двинулись вперед, как послышался рев моторов, и навстречу им выкатились немецкие танки. По известным им проходам в минных полях войска немецкого резерва перешли в контрнаступление.
Начался ожесточенный встречный бой. Немецкие «Панцир‐4» и «Тигры» встретились с нашими «КВ» и «Т‐34». Этот день, 15 августа, вошел в историю как день ожесточенного танкового сражения. Как только немецкие танки отошли, чувствуя превосходство русских, в дело вступила артиллерия немецкого резерва. Пошедшую в атаку пехоту выкашивал плотный пулеметный огонь. В результате боев, несмотря на все усилия, на огромные людские потери, в этот день 20-й армии не удалось продвинуться дальше чем на два километра.
На следующий день бои возобновились и шли с прежним ожесточением. После массированного налета наших штурмовиков, которые сумели подавить немецкую артиллерию, наши части смогли прорваться на ту новую дорогу, построенную немцами, которая вела прямо к Сычевке. Казалось, успех уже близок. Но в этот момент противник ввел в бой дополнительные резервы, которые стояли непосредственно в самой Сычевке и о которых Шубин не знал. А у нашего командования новых резервов уже не осталось. К тому же на правый фланг армии нацелились немецкие части, стоявшие около Ржева. Генералу Рейтеру пришлось перегруппировать свои силы. На это ушел весь день 17 августа. И лишь 18-го наступление возобновилось. В течение всего этого дня советские войска пытались прорвать оборону, выстроенную немцами вокруг Сычевки. Но безуспешно. К концу дня на позиции за Вазузой приехал командующий фронтом генерал Жуков. Лично оценив прочность вражеской обороны, подсчитав потери, командующий распорядился прекратить наступление на Сычевку и поставил перед 20-й армией новую задачу.
Поздно ночью 18 августа Шубина вновь вызвали в штаб армии. Он снова увидел здесь генерала Рейтера, полковника Городовикова, их начальников штабов, других руководителей. Генерал приказал Шубину подойти ближе к столу и сказал: