Отыскать ключ к тайным желаниям Манданы оказалось проще простого, но это не являлось краеугольным камнем грядущего хаоса. Мать Кира, по змеиному замыслу автора, нужно было связать со зреющим заговором кровью.
И вот час пробил! Наконец Гарпаг достиг желаемого, спровоцировал так необходимый для начала активных действий ответ. Он получил то, чего так жаждал. Перед ним лежало нужное письмо, где было черным по белому сказано следующее:
«…Митридат и Спако не так добродетельны, они не оценили благосклонность царицы и мое доброе к ним отношение, став яблоком раздора некогда крепкой семьи и угрозой династии!..»
То самое! Гарпаг торжествовал. Мандана не обладала нужным ресурсом, но имела достаточный авторитет. В случае провала Гарпаг всегда мог сослаться на то, что выполнял волю матушки-царицы, неправильно истолковав ее пожелание.
Итак, первым делом нужно было убить Митридата и Спако, посеяв хаос в Мидии. Персы обвинят во всем мидян. Он подогреет подозрения полученным письмом с нужными строками. Убийство пастуха и его «собаки» спровоцирует настоящую резню, а ответные действия столкнувшихся с террором мидян приведут к бунту и свержению Кира. Сопротивление всколыхнет соседнюю Лидию и подтолкнет ионийцев к новому восстанию. Киру придет конец. Он неизбежен!
Чтобы поднять восстание против персов в Мидии и Лидии, были нужны наемники. Много наемников! Эти разбойные отряды не сбегаются на запах крови, зато чуют запах монет. Гарпаг собирался залезть в сокровищницу побежденного Креза.
Тайный лаз к богатствам, которые позволят осуществить задуманное, вскоре был проложен.
Доверчивый Кир поручил надзор за сокровищницами святилищ Кибелы и Аполлона, а также закромами Акрополя на горе Тмол некому Пактию, лидийцу, которого Крез считал неподкупным бессребреником, навязав это мнение всему народу. Именно по причине всеобщего мнения о Пактие, Кир предположил, что эта характеристика не знакомого ему человека и есть непреложная истина. Зная, что маспии Табала могут не устоять при виде золота, он отдал связку ключей бывшему казначею Лидии.
Никто, кроме Гарпага, не смог бы разоблачить Пактия. Его жилище напоминало хлев, а все свое жалованье он раздавал беднякам, заслужив их безмерное уважение. Но Гарпаг следил за Пактием не меньше года и однажды он понял, что частые походы казначея к утесу происходят неспроста. У Пактия имелась собственная пещерка, где он складировал по монетке в день после посещения вверенных ему хранилищ.
– Ну и как ты смог собрать столько золота? – донесся вопрос из полумрака.
Пактий испугался. Он смутно, но каждую ночь представлял тот день, когда кто-то проследит его путь и отыщет его тайное место. То самое, где он становился самим собой и мог предаться своему единственному пороку – любованию этим блестящим металлом, не чужим, а принадлежащим ему. У него накопилось много. Сундуки даже иногда сверкали от слабого лучика солнца, преломляющегося о перекрывающий вход огромный валун строго в одно и то же время. Потом солнце уходило в зенит. Тогда его тайник накрывала тень, и становилось грустно от того, что он не может тратить накопленное без оглядки на новых сатрапов, открыто и безбоязненно.
– Это оказалось просто, доверие ко мне привело к бесконтрольности, леность персов освободила меня от обысков, складки в грубой ткани аскета от трех стежков иглы превращаются в карман. Вот и все, – честно ответил Пактий. – Но пришел конец моему воровству, раз здесь Гарпаг, десница Кира…
– Креза ты тоже грабил? – спросил Гарпаг.
– Креза я не грабил, он знал, что я вор, – заявил казначей.
– И почему же не казнил тебя, а позволял воровать?
– Потому что знал, что я одинок и алчен. Что я болен. Что чахну в укромном месте над похищенным золотом, не зная, как его потратить. И, конечно, потому что бывал в этом месте. По сути, этот тайник – его четвертое хранилище, которое Крез берег на черный день… – заплакал Пактий. – Для него он настал неожиданно, теперь для меня.
– Неужели ты бы не хотел с пользой потратить эти сбережения? – вдруг осенило Гарпага.
Этот Пактий мог пригодиться не меньше, чем его золото, ведь у этого человека среди его соплеменников была незапятнанная репутация честнейшего из людей. Он мог поднять на борьбу против персов недовольных их присутствием лидийцев. Гарпаг понимал, что для роли лидера восстания в чужих краях он негоден, для любого местного он – такой же захватчик и угнетатель, как и перс Табал.
– Потратить? Так ты не казнишь меня? – недоумевающе захлопал глазами Пактий.
– Да, потратить на восстание против персов… Нанять ионийских гоплитов. И подкупить мидян, – нарисовал перспективу Гарпаг.
– Ты поведешь нас?
– Нет, ты теперь вождь, если хочешь жить…
Глава 23. Собака лает от бессилья
Ионийцы и остатки верных Гарпагу мидян напали на верхний город и, молниеносно перебив большую часть оставленного Киром гарнизона, подступили к внутренним стенам, защищающим акрополь.
Им нужна была голова вождя маспиев Табала – сатрапа Лидии. И сокровища! Набрать армию, способную сражаться с персами, в разоренной и истощенной стране без огромных средств было нереально.
Пактий не участвовал в штурме. Он объявил себя лидером освободительной войны и подбивал народ на неповиновение персам. Получалось у Пактия плохо. Одной репутации праведника не хватало.
Сформировать массовое ополчение не удалось. Его призыв к согражданам скинуть захватчиков, снова поменяв кифары на мечи, не увенчался успехом. В нем все же видели казначея с добрым именем. Это не помогало там, где многие предпочли бы видеть воина с плохим.
Ораторским даром Пактий также не обладал, а золото из его тайника быстро разлетелось по городам Ионии, предоставившим всего два отряда гоплитов.
Эллины не особо ладили с оставшимися в распоряжении Гарпага мидянами, имея свежие воспоминания о том, кто именно осаждал их города. Поэтому действия напавших на Сарды мятежников не были согласованными.
Табал смог закрыть ворота внутренней стены и засесть с верными телохранителями в двух святилищах и царских палатах у акрополя.
Гарпаг поручил Пактию закончить дело с недобитыми маспиями, оставив ему наемников-эллинов. Сам же отбыл в Каппадокию…
Восстание, конечно же, может начаться стихийно, если есть весомый повод – казус белли. Но когда имеется заинтересованный организатор, то повод рождается в его изобретательной голове. Гарпаг спланировал все с начала и до конца.
Когда искра попадает в сухой хворост, а ветер стремительно распространяет пламя – плавится воздух, и он спирает дыхание у людей.
Остановить раздутый пожар уже почти невозможно. Вызвавший его творец хаоса подливает масло в огонь. Лучшим маслом для разжигания пожара мятежа является кровь невинных.
Обе стороны конфликта имеют свое толкование вины, и только желающий хаоса знает, что казус белли – это всего лишь повод к войне, но не ее причина и тем более не залог ее продолжения.
Мятеж быстро подавят, если народ недостаточно натерпелся и насмотрелся. Крови должно быть много, и ненависть должна овладеть умами подавляющего числа граждан.
«Мидяне убили моих отца и мать!» – в ушах Гарпага набатом раздавались слова его врага Кира. Он отчетливо слышал их. Он представлял гримасу ужаса на лице царя. И он ликовал в предвкушении своего триумфа. Кир будет рыдать, когда узнает, что Митридат и Спако, эти ничтожные простолюдины, не имеющие права на гордость и сопротивление, не укрылись в своем убежище от жестоких убийц. Кир обязательно узнает, что заговор составили его новые подданные-мидяне и что сделали они это, дабы угодить его матушке – царице Мандане.
Гарпаг пронзит Кира в самое сердце, причинит поистине невыносимую боль. Мосты сожжены! Возврата к миру нет! Сапог перса не будет более топтать Мидию, Лидию и Каппадокию! Есть более достойный и благородный человек, кто призван богами править этой благодатной землей – благоухающими оазисами Меандра и золотоносными приисками Пактола, лидийской равниной, простирающейся до реки Галис и родиной дивных коней, Каппадокией, а главное, дворцами и пастбищами, оливковыми рощами и садами в холмистых окрестностях Экбатан, где когда-то был его дом, отнятый персами!
Именно ему воздадут почести, когда он изгонит персов руками марионеток-лидийцев и наемников-ионийцев, которые щедро вознаграждены свалившимся с неба золотом. Ну а его соплеменники? Что они? Поддержат ли бунт, вспомнят ли те времена, когда подтрунивали над персами, как над неотесанной деревенщиной, когда с пренебрежением относились к персидской знати, не имеющей куртуазных манер.
Он слишком хорошо знает своих соотечественников. Мидяне признают его царем только в том случае, если он будет успешен в своей борьбе и достаточно жесток, чтобы не щадить даже друзей. Уж это он уже всем доказал, когда собственноручно казнил самого преданного из вельмож ни за что, а вернее, только затем, чтобы показать свою силу.
…Убийцы переправились через Галис. Скоро они подобрались слишком близко к отправной точке зловещего замысла. Гарпаг был среди них. И он тоже обнажил свой акинак, надеясь первым увидеть пастуха.
Мидяне окружили каменный дом Митридата на пологом склоне у самой реки.
Собака пастуха учуяла запах чужаков издалека. Она побежала к спящему Митридату, забыв о стаде. Сучка, недавно ощенившаяся, не лаяла и даже не визжала. Язык болтался, синхронно отбивая каждый прыжок. Еще один булыжник, отскок от него и прыжок через можжевеловый куст.
Собака уже разглядела подбирающихся к сонному хозяину людей. Их намерения были неизвестны. Но предупредить пастуха об опасности было нужно во что бы то ни стало. Неосознанный порыв влек ее в неизвестность.
Преданность могла обернуться чем угодно. Но разве собака думает о последствиях, когда речь идет о верности? Сучка в эти моменты забывает даже о стаде, бросает пост и стремится выполнить главную в жизни миссию – упредить беду, нависшую над кормильцем.