Египтяне размякли. Лишь ионийские эллины, оставшиеся верными Псамметиху, разгадали уловку, но евнух Камбафей с верными людьми уже открыл ворота, и передовые отряды персов вошли в город.
Резня продолжалась два дня. Псамметиха поставили на колени, отрезали нос и уши, выкололи глаза. Его сподвижников и ионийцев распяли за убийство персидского посла, с юношей, которые считались друзьями казненного фараона содрали кожу, высушили ее, продубили и порезали на ремни, чтобы обвязать ими трон нового сатрапа Египта евнуха Камбафея.
Вскоре пали и Фивы. Камбис захватил все оазисы в долине Нила и провозгласил себя по научению жрецов воплощением богов Ра и Осириса. Это ему было делать не впервой, к тому же он искренне в это верил, считая, что ему уже ничего не грозит.
В присутствии привезенной из Персидской державы сестры, носившей его ребенка, он глумился над пленными вельможами, заставляя жен и наложниц казненного Псамметиха подносить ему воду в обнаженном виде.
Роксану вовсе не радовали жестокие развлечения старшего брата. Она не испытывала к нему ни малейшей симпатии, несмотря на то что носила под грудью его дитя.
– Наш отец проявлял милосердие к поверженным врагам, даже к тем, кто искал его смерти… – посмела вспомнить Роксана.
Камбис вскипел от ярости, его кожа и впрямь позеленела, словно он и вправду имел отношение к мумии зеленокожего Осириса – царя загробного мира.
– Как ты посмела упрекать бога? Кир – твой отец, не мой, – прошипел Камбис. – Мой отец – Осирис. Моя мать – Исида. Я есмь воплощение Ра, вышедшего из моря и создавшего мир…
– Как же ты изменился… – вздохнула сестра. – А ведь я знала тебя другим: озорным и веселым, готовым всегда прийти на помощь, восхищающимся отцом и любящим мать. И любящим нашего брата Бардию.
– У меня нет братьев! – закричал на Роксану Камбис, у него начался приступ. То, что уже могло произойти у всех на виду, невозможно было скрыть. Жрецы Мемфиса истолковали падучую как доказательство божественного происхождения. Как же еще!
Камбис извивался на холодном каменном полу, а маги молили Ра и Осириса об облегчении его боли. Роксана гладила брата, искренне жалея его, но лучше бы она выбежала из зала, ибо после приступа Камбис, пришедший в себя, не успев смахнуть пену с губ, обвинил сестру в обострении его болезни.
– Зачем ты напоминаешь мне о нем? Зачем каждый раз упоминаешь его имя?! Ты желаешь моей смерти! Так знай – я не могу умереть, а если смерть все же настигнет меня, то я уподоблюсь богам и воспряну из пепла. Я – фараон, царь света и владыка солнца. Я решаю, кому жить, а кому умирать!
– Я это знаю, и мне не надо повторять очевидное! – в слезах твердила сестра. – Успокойся, я не хочу расстраивать тебя.
– Раз ты это знаешь, то ты знаешь и то, сколько забот лежит на мне. И все равно мешаешь? Если я еще раз услышу от тебя его имя, то казню тебя немедля! Ты поняла меня?! Я спрашиваю: ты поняла меня или нет?! – Камбис все еще шатался. Он уже не корчился от боли, но его мимика и жесты говорили о том, что приступ может повториться.
Маги и жрецы не вмешивались в спор, полагая, что Роксана закончила свою необдуманную речь и не станет больше раздражать фараона. Но она, на свою беду, произнесла:
– Я поняла, что ты способен убить меня так же, как ты убил Бардию, моего брата.
Эти слова сестры Камбис воспринял не как признание безысходности обреченной женщины, а как угрозу. В нем откуда-то появились силы, и он взмахнул плетью, рассекая кожу носящей его ребенка Роксаны. Он бил ее до тех пор, пока она не перестала реагировать на удары.
Сублимация гнева в избиение беззащитной Роксаны избавили его от страха перед падучей. Еще большее облегчение он почувствовал, когда пинал ее ногами.
Маги и жрецы не останавливали его, даже когда заметили, что из чрева жены повелителя потекла кровь. Роксана потеряла ребенка. Камбис мог бы иметь наследника. Он наказал сам себя.
Камбис стоял в исступлении, не осознавая до конца, что натворил. Недавно он убил брата, а только что он лишил жизни собственного сына. Но он ведь бог и способен повернуть время вспять. Он может возвращать жизни убитым, и сам он бессмертен… Мысли путались. Тело вновь одолевала слабость. Ноги подкашивались. Голова кружилась. Он едва не упал – жрецы подхватили его за руки. А потом вошел евнух Камбафей и сообщил ужасные новости из Персии.
Бардия жив… Вавилонские халдеи укрыли его среди мидийских магов.
Земля ушла из-под ног. Камбис потерял сознание, провалившись в туман. Тело обмякло, жрецы унесли его в храм для заклинаний.
Военачальники не сомневались, что как только царь очнется, он прикажет выдвигаться обратно, в Персию, для подавления мятежа лже-Бардии. Ведь не могло же случиться так, что халдеи оживили отравленного брата Камбиса и спрятали его в Экбатанах…
Хотя… От этих пройдох можно было ожидать чего угодно, особенно после того, как Камбис стал фараоном, предпочтя назвать себя воплощением Ра и Осириса, забыв о золотой статуе вавилонского Мардука, из рук которой он принял царство…
Царь царей и фараон Египта оправился не так скоро. Когда он пришел в себя, то узнал, что восстание распространилось, и почти все сатрапии признали власть объявившего себя сыном Кира Бардией. Банкир Эгиби скреплял свои контракты печатью с именем нового царя, это было плохим знаком. Это было похоже на козни халдейской знати.
Магнаты квартала Бит-Шар-Бабили всегда предпочитали слабых царей, ими легче было управлять. Им ничего не стоило излечить Бардию, одурманить его магическими заклинаниями, подавить волю и превратить в послушное орудие в своих интересах, сделать марионеткой.
Камбис решился на поход, но прежде, чем идти на Вавилон и Экбатаны, он осквернил могилу предыдущего фараона Амасиса в попытке изгладить память о нем.
Выходя из Мемфиса, взятие которого совсем недавно ознаменовало триумф персидской армии, Камбис стал свидетелем религиозного праздника египтян, устроенного якобы в честь Аписа – тельца, воплощающего душу бога Птаха.
Царь царей посчитал, что его новые подданные радуются совершенно другому: скорому убытию их нового фараона и его неудачам. Иначе бы они провожали его, рыдая. Гнев Камбиса мог привести к приступу, но он уже знал, как побороть падучую.
Он спрыгнул с белоснежного коня, обнажил акинак и стал разить быка, воплощающего Аписа, нанося колотые и режущие удары в бедра, в горло, в туловище животного. Бык мычал от боли, но вскоре отмучился и упал.
Празднующие разбегались, прячась от сумасшедшего повелителя, посягнувшего на бога. Телохранители Камбиса разгоняли толпу. Тех, кто пытался оказать сопротивление, казнили здесь же, у жертвенника.
Камбис вошел в раж, размахивая мечом во все стороны и не замечая, что лезвие акинака задело и его бедро.
Поверженный телец издох в луже собственной крови. Камбис радовался бычьей смерти, как несмышленое дитя. Безумный царь испил кровь Аписа, обмазался ею, но падучая все же настигла его несколько минут спустя.
Слуги унесли царя на носилках к жрецам. Те же предпочитали заклинания истинному лечению. Никто не обработал и не очистил рану. Заражение стало неминуемым.
Переход через аравийские земли и Палестину занял одиннадцать дней, в течение которых последствия случайного ранения стали необратимыми.
Камбис скончался бесславно, даже не достигнув Вавилона, где правили под именем его брата магнаты и жрецы, вернувшие свою власть в Междуречье. Наследников он не оставил…
Глава 35. Сравнение мощи богов
Эгиби и халдейские магнаты праздновали победу.
Кир, пренебрежительно относившийся к древним ритуалам Мардука и даровавший свободу рабам, был обезглавлен массагетами.
Его безумный сын Камбис, сперва покладистый, а затем потерявший голову от безграничной власти и возомнивший себя воплощением египетского Осириса, забыв, из чьих рук он получил свое могущество, пал от нелепой смерти в аравийской пустыне.
Его брат, младший сын Кира Великого, Бардия, посаженный на царство в Вавилоне и Экбатанах с помощью золота халдеев, на самом деле представлял из себя лишь подобие человека. Его мозг был затуманен последствиями сильнейшего отравления, а затем и многолетнего психологического воздействия, в котором маги являлись мастерами. Их власть установилась прочно. И они были уверены, что приобрели ее надолго.
Но вдруг претензии на престол высказал Дарий, сын Гистаспа, представитель младшей ветви Ахеменидов. Для своих двадцати восьми лет Дарий оказался большим хитрецом. Будучи с детства другом Бардии, о чем все, безусловно, знали, Дарий высказал сомнение в том, что в на троне в Экбатанах сидит представитель законной династии. Он назвал Бардию самозванцем, а вавилонских халдеев обвинил в подкупе магов и жрецов и организации переворота. Началась война за власть.
Война шла с переменным успехом. Однако персидская верхушка, оттесненная вавилонянами и мидянами от главных источников дохода – земель в оазисах Междуречья и золотоносной долины реки Пактол, поддержала Дария.
Когда Дарий захватил Экбатаны и увидел своего бывшего друга, он, конечно, узнал Бардию. Вне всяких сомнений, это был он. Но так же смело можно было утверждать, что Бардия не принадлежал сам себе. А значит – это был и не он. Он мямлил что-то нечленораздельное, а ведь раньше он заливался певчей птицей и не стеснялся травить разные байки. Он не улыбался и был подстрижен наголо, словно маг.
Надев на себя корону, Дарий приказал устроить празднество, назвав его избиением магов. Каждого мага, коего в этот день вылавливали на улицах городов и полисов всех сатрапий, следовало убить на месте.
В Вавилоне быстро смекнули, что Бардия более не представляет ценности, и нашли нового царя, коим провозгласили сына прощенного Киром Набонида. Сражение вавилонян и персов у Тигра закончилось неутешительно для магнатов. Однако въехавший на позолоченной колеснице по Дороге процессий через ворота Иштар в город царь Дарий, увидев трон из чистого золота со своим гербом и сундуки, набитые золотом, великодушно отсрочил наказание заговорщиков, включая банкира Эгиби, его сыновей и коварных жрецов. Сделал он это из рациональных соображений, ведь восстания продолжались. Сатрапии все еще не верили, что Бардия не настоящий, цари провинций требовали доказательств.