— Кладите ее на стол. Осторожнее! Что случилось? Она не беременна? Что она сегодня ела, пила? Вспоминайте!
В какой-то момент я с ужасом понимаю: врач — человек. Не бывает у андроидов-врачей таких бегающих глаз и невыбритых щек.
— Позовите настоящего врача, — прошу я.
— Я врач, — с обидой отвечает он.
— Вы лжете.
— В Новоивановке нет других врачей.
— Но почему?
— Я прошел подготовку. Я хочу делать добро людям!
Впервые в жизни сталкиваюсь с такой бедой. Но не ехать же в другой город!
— Хорошо, — решаюсь я, — делайте добро.
— Конечно, — улыбается он, — но сначала вы должны заплатить.
О Господи! Я бросаю быстрый взгляд на прекрасное юное тело, лежащее в свете холодных ламп на операционном столе. Оно бледно до голубизны.
— Черт с вами. Сколько?
— Ваши койты здесь без надобности, — улыбается небритый парень еще шире, — вот, держите.
Он протягивает мне стопку листов. Что это? Какая-то распечатка?
— Мой рассказ. Прочтите его, а я помогу вашей даме. Это плата.
— Что за бредятина…
— Берите же. Читайте вслух!
Мысли путаются. Сбиваясь, перескакивая вперед и возвращаясь, я начинаю читать. Небритый некоторое время слушает, кивая, затем включает что-то, и большая белая машина спускается к Кире из-под потолка. Сверкают серебристые манипуляторы, жужжит сканирующий блок. Тонкая игла входит в плечо девушки.
Небритый только нажал одну кнопку! Все остальное делают машины…
Читаю вслух:
«Я пришел в себя на кровати в гостинице после тяжелого похмелья. Разбитые пальцы рук саднили. Что случилось со мной вчера? Я посмотрел на себя в зеркало и задумался — может быть, не стоило просыпаться?»
На лицо Киры возвращается тоненький румянец. Краем глаза я вижу, как грудь ее медленно вздымается и опускается.
«Тебе не запугать меня, Седой, — сказал я и первым нанес удар по его коричневому, рябому, покрытому шрамами, заостренному лицу. Седой зарычал и бросился на меня, выхватывая из кармана на бегу пистолет. Его удар пришелся мне точно между глаз. Накатила темнота, оглушающая, как хохот ведьмы-наркоманки, курящей в лунном свете папиросы одну за одной…»
Ресницы Киры дрожат, и я делаю шаг к ней. Белая машина уползает обратно к потолку.
— Нет-нет! — строго восклицает небритый, — вы должны дочитать до конца и рассказать, что вам в рассказе понравилось!
В тишине шуршит автоматическое перо. Аккуратные строчки как алый бисер покрывают лист за листом. Это чистовик новой, двадцать четвертой главы. В игре осталось всего семеро авторов. Напряжение нарастает.
— Александр, здравствуй, — говорит мне S256 с мерцающего в сумраке экрана, — время вышло пятнадцать минут назад. У тебя готово?
— Сейчас, — шепчу я, — скоро.
Да, я впервые опаздываю. У меня есть оправдание — Кира болеет. Она почти не встает с постели. Но для проекта это не является уважительной причиной.
Я хватаю листы и бросаю их в сканер. Текст улетает в Бюро.
— Принимается, — кивает S256, - я не сомневаюсь, что ты пройдешь и этот тур.
— Поглядим, — рассеянно отвечаю я.
— Воскреси Женевьеву, — говорит вдруг андроид.
— Что?
Не могу поверить своим ушам. Моя героиня погибла с честью, и унесла с собой в могилу давнего врага. На ее роскошных похоронах плакала половина портала «КиМ»!
— Мы провели социологическое исследование. Большинство читателей проекта хотели бы снова читать о Женевьеве.
— Но вы же сами просили меня ее убить!
— А теперь просим вернуть.
— Как я верну ее?! Она утонула в горящей лаве!
— Ты же писатель. Придумай. А я рада сообщить, что Бюро сегодня переведет на твой счет триста шестнадцать тысяч койтов. До связи!
— Спасибо, S… Бернардетта.
Я возвращаюсь к Кире. Она разметалась на постели и спит тревожным сном. На горячем лбу ее выступили бисеринки пота. Рядом — раскрытая на середине книга. «Роботы Апокалипсиса», Дэниел Уилсон. Что-то смутно знакомое. Наверное, кто-то из древних.
— Бросай, — шепчет Кира сквозь сон, — бросай это все, милый…. Уедем с тобой далеко-далеко…
Не могу я бросить. Осталось совсем немного. Шесть глав. Кульминация надвигается, как летящий по рельсам скоростной состав. Еще несколько сотен койтов — и я поднимусь на второй ранг. Второй ранг, с ума сойти! Почти что «живой классик».
Когда мы познакомились с Кирой, у меня был десятый, самый низкий ранг. Как ни банально — познакомились мы в баре, в старой Праге. Она сидела у стойки с маленьким стаканом «Вельвета» и что-то читала. На ней были короткие джинсовые шорты в лохмотьях свисающих ниток и футболка с подмигивающим смайликом.
— У меня что-то с глазами, — сказал я, — никак не могу оторвать их от тебя.
— Я уж думала, — она отхлебнула пива, — ты не решишься подойти. Полчаса набирался храбрости, я засекала.
Мы бродили по городу весь день и всю ночь, дурачились и шутили. Следующим вечером мы снова нашли друг друга и отправились в Йозефов на поиски ужина.
— У нас лучший ресторан в Праге, — с улыбкой сказал официант у входа, — но ужин не бесплатный. Вы должны прочесть гостям что-то свое. На любом языке, мы переведем. Стихотворение… сонет… миниатюру…
Вот почему Прага так популярна у туристов, подумал я. Здесь тебя не только накормят, но и дадут почувствовать свою значимость, как творца. Ужин за сонет!
Но у меня не было с собой никаких сонетов. Я вообще редко писал стихи до встречи с Кирой.
— Пойдем искать дальше? — с лукавой улыбкой спросила она.
Я покачал головой и сказал нараспев:
Художник должен быть голодным -
Так мудрость древняя гласит.
Но мой желудок возразит
Урчанием громоподобным.
Кира подхватила со смехом:
Ты требуешь прекрасных строчек
Рассказов, песен, басен и стихов
Изволь же выбить дно из бочек -
И кубок мой наполнить до краев!
Собравшиеся на веранде гости поворачивали головы в нашу сторону. Моя спутница продолжала:
В таверне позабудь о горе,
Швыряй на стол свои пистоли,
Пока несут за блюдом блюдо.
И я закончил:
И вот, пируя и смакуя,
И деву юную целуя -
Готов дарить тебе я чудо.
Нам долго аплодировали и свистели. Коронованная венком из цветов Кира сделала книксен и рассылала всем воздушные поцелуи — а ужин был восхитительным.
Жаль, этих дней никогда не вернуть. Мы живем долго, очень долго — но становимся старше, мы стареем, мы неуловимо меняемся с каждой улетающей в вечность секундой.
Я ласково провожу ладонью по светлым кудрям Киры. Ее тонкие губы беззвучно шевелятся, повторяя в бреду мое имя.
«Кровь и меланхолия» движется к финалу. Читатели и авторы на портале сходят с ума. Они поделились на партии и принялись атаковать конкурентов, обливая ядом их произведения и их самих. Я узнаю о своем романе, что в нем вторична и банальна каждая фраза, а все идеи украдены у Толстого, Шекспира и Брэдбери. Я узнаю, что все голосования за мои опубликованные главы являются абсолютной подтасовкой и вбросами. Кроме того, рассказывают, что я — алкоголик, фашист и сексуальный маньяк.
А Женевьеву я воскресил. В кипящем вулкане утонула девушка-двойник.
К последнему туру я подхожу истощенным морально и физически. Я мечусь от постели больной Киры к письменному столу — и обратно.
— Потерпи, — прошу я, — уже почти конец. Ты выдержишь.
— Я не могу, — шепчет она, — не могу…
Моей соперницей в финале оказалась Софи Шарбоннье из Марселя. Это худший вариант из возможных: Софи поддерживает огромная женская аудитория, большинство фанатов других авторов по мере их вылета утекали к ней. Я не сомневаюсь — в последней главе она приготовит им какой-то сильный сюрприз, красивый сюжетный ход. А что есть у меня? Я на грани нервного срыва. Я опустошен, как сдутый воздушный шарик.
За день до финала я вижу в своей гостиной S256. На ней темные очки и широкий шелковый платок — я узнаю андроида только когда она начинает говорить, по голосу:
— Александр, один очень важный человек хочет встретиться с тобой.
— Что? Когда?
— Сейчас.
— Но мне надо писать! Заканчивать последнюю, самую важную главу!
— Это недолго.
Я смотрю на кровать — на ней в лихорадочном бреду разметалась Кира. Ей совсем плохо.
— Не могу я уехать, Бернардетта. Нет, я остаюсь.
Андроид подходит ко мне и шепчет на ухо:
— Придется поехать. Это Курт Декки. Смартфон не забудь.
Мы летим над лесом на ее флаере. Дождь заканчивается, и в лучах яркого солнца мы опускаемся на посадочную площадку где-то у моря. Нет, это не Новоивановка — я замечаю надписи на итальянском языке. Мы идем по узким обожженным солнцем улочкам, и я ощущаю ароматы свежих лепешек и оливкового масла, а где-то в лабиринтах старых домов сонно побрякивает гитара. В кобальтовом небе рыдают чайки.
Курту Декки нельзя отказать. Это человек, придумавший и запустивший «Кровь и меланхолию», «Ночную школу секс-магии», «Ш.Т.У.Р.М.» и другие важнейшие культурные проекты современности. Его биография — предмет зависти миллионов людей. Он редко дает интервью, и вообще редко показывается на публике. Я даже не знаю, как он сейчас выглядит, потому что видел только очень старые его фото. Если честно — я волнуюсь, словно старшеклассница перед встречей с поп-звездой.
Он ждет нас в кафе на берегу моря.
Ох… я иначе представлял себе Курта Декки. У столика в пластиковом кресле полусидит-полулежит человечек с красным, почти свекольным лицом. Его грушевидный нос окутан фиолетовыми сетками вен. Глаза милосердно укрыты за черными стеклами очков. На голове — белое кепи, из-под него свисают остатки седых волос. Легкий летний костюм измят и покрыт пятнами, словно Курт спал в нем под кустами, а поутру его стошнило на пиджак. На столе большой стакан с ледяным коктейлем и разноцветными трубочками.