— Спит. Тут Харальд предлагает забрать его к себе на пару дней, чтобы ты могла отдохнуть. Его жена может за ним присмотреть.
— Ты с ума сошёл?! Какая ещё жена?! Тима поручили мне! Ты понял? Мне! Он должен остаться с нами!
— Ну хорошо, не кричи! — очень недовольно, но покорно сказал Мишка.
— Если с рукой ничего страшного… А там ничего страшного, подумаешь, мягкие ткани… Я утром встану на ноги… Я смогу со всем справиться, ты только немного помоги мне, хорошо? Миш?!
— Да хорошо, хорошо, — согласился он обречённо.
— У тебя готово? — крикнул Мишка.
— Да, уже иду!
Я навернула на бутылочку крышку с соской и поспешила в спальню. Там я уселась на кровати, а Мишка положил мне на колени Тима. Теперь такая помощь была нелишней. Тим лежал на моей здоровой руке, а левой я держала бутылочку. Двести граммов моя левая рука даже с дырками от пули была в состоянии удержать.
Конечно, ничего страшного не случилось. Я, как и надеялась, быстро встала на ноги. Через сутки жар прошёл, ноги стали уверенно держать меня, рука болела сильно, но терпимо, и я справлялась, если и не точно так же, как раньше, но очень даже прилично. Готовила, что попроще. Одевалась долго. Плохо спала, потому что нельзя было поворачиваться на левый бок. Но это, в общем-то, пустяки. Хуже всего было то, что я не могла брать Тима на руки так, как обычно, и уж совсем никак не получалось носить его по комнате, а он это очень любил.
Мишка рвался помогать каждую секунду, крутился рядом и теперь старался вообще не оставлять меня одну. Даже покупать продукты больше не ездил, просил Харальда.
— Ну что, порядок? — уточнил Мишка.
— Да, конечно, спасибо.
— О, а Харальд, оказывается, ещё не уехал. Его какие-то приезжие разговорами отвлекают, — сказал Мишка, глядя в окно на двор. — Очень удачно. Пойду попрошу его кое-что нам купить.
Мишка ушёл.
Я держала Тиму бутылочку долго, но в конце концов рука заболела так сильно, что пришлось опустить её. Тимоха захныкал: молока оставалось ещё много.
— Сейчас, маленький, отдохну минутку, и доешь.
Тим возмущённо заорал.
Пришлось отдых отменить и опять поднять бутылочку.
Хлопнула входная дверь.
— Миш, помоги, пожалуйста! Что-то совсем рука не держит.
В прихожей зашуршала ткань верхней одежды, стукнули об пол сброшенные ботинки. Пришедший обошёл кровать, опустился передо мной на колени и взял бутылочку из моей руки.
Шокер.
— Андрюша…
Он посмотрел на меня серьёзно и очень печально, ничего не сказал и принялся внимательно следить за тем, как Тимоха поглощает остатки молока.
— Андрюша, у нас тут…
— Я знаю. Всё уже знаю, хозяин рассказал.
— Шокер, прости меня. Я этого не хотела.
— Разумеется, не хотела, — спокойно сказал он, не поднимая головы. — Успокойся, кроха.
Он по-прежнему не смотрел на меня, только на сына.
Шокер выглядел плохо. Похудевший, усталый, очень бледный. И непроницаемо мрачный.
Наконец, Тим допил бутылочку. Шокер отложил её, осторожно поднял сына с моих колен и встал на ноги. Прижав к себе малыша, он отошёл к окну.
— Как же ты вырос, Тимошка… — тихо проговорил Шокер. — Тебя и не узнать…
Тимоха гукнул, немного срыгнул Шокеру на плечо. Шокер усмехнулся, переложил сына к другому плечу и осторожно поцеловал его.
— Шокер, я правда, не хотела этого!
— Конечно, я знаю, — тихо сказал он, бережно расправляя Тиму воротничок.
— Шокер, ты мне веришь?
Он повернулся ко мне, каменно-невозмутимый, только глаза влажные.
— Пожалуйста, Кира, дай нам с Тимом побыть вдвоём, — сказал он и тяжело вздохнул, словно с минуту задерживал дыхание.
— Да. Конечно. Сколько хочешь… Вот тут, в коробке под столом, подгузники. Смесь и бутылочки — в кухне. Одежда, полотенца — в комоде. Игрушки… игрушки везде, сам видишь. Если что, звони. Номер всё тот же.
Пока я говорила, он растерянно смотрел то на меня, то на сына.
— Кира, я ж не на неделю приехал. У меня только пара часов…
— Ты разве не знаешь, сколько раз за пару часов ребёнку может понадобиться всё это?
— Знаю, — кивнул он. — Но я не это имел в виду. У меня мало времени, и мне надо побыть с сыном. А учитывая то, что произошло, мне надо поговорить с ним. Наедине… Мне показалось, ты решила, что я тебя выгоняю…
— Я ничего не решила, — буркнула я.
— Кира… — он с досадой покачал головой.
Я через силу улыбнулась ему:
— Правда, всё в порядке. Не стесняйся, всё вокруг в твоём распоряжении… Я на связи, если что.
Я вышла в коридор, кое-как сунула ноги в ботинки, набросила куртку на плечи и вышла на улицу.
Там стояли Мишка и Елисей. Угрюмые, злые и растерянные.
Я подошла к ним.
— Привет, Лис!
Он мрачно посмотрел на меня и кивнул.
— Лис, так получилось.
— Я понял, мне уже сто раз объяснили, — он отвернулся, не желая смотреть мне в глаза.
— Ты зачем голышом выскочила? — рассердился Мишка, рассмотрев меня повнимательнее. — Шапка где?
Не дождавшись ответа, Мишка ушёл в домик.
— Вот так едешь иногда совсем за другим, а получаешь… — пробормотал Лис и вынул сигареты. — Хреново мне, Апрель. Мало того, что я сам теперь… — Лис замолчал, не уточняя, потом закончил раздражённо. — А уж что со Скаем будет, даже не представляю.
Он взял сигарету и полез за зажигалкой.
— И мне дай.
Он сунул мне пачку, потом поднёс прикурить.
Настоящих сигарет я не брала в рот очень давно. Вкуса с тех пор в них, и правда, не прибавилось.
— Лис, прости меня!
Он печально скривился:
— Если бы вы были виноваты, я бы не простил. Но вы не виноваты, так что не надо этих дурацких разговоров. Не за что тебе извиняться. Ни тебе, ни мужу твоему.
— Миша мне не муж.
— Без разницы, — пожал плечами Лис. — Он ни при чём. Ещё неизвестно, что вышло бы, окажись я на его месте. Да любой из нас… Виноват тот, кто сказал Лали о том, что вы здесь. Вот он виноват.
— Это знали двое: мой брат и… человек, который нас сюда отправил. Но вряд ли он был знаком с Лали. Да и что за ребёнок со мной, он не знал. Скорее всего, думал, что мой.
— Когда лорд Вайори рассказывал нам… — начал Лис.
— Марек в порядке? Он цел?
Лис тряхнул головой в замешательстве:
— Абсолютно. Цел и невредим, насколько мне известно… Так вот, когда он нам рассказывал, куда тебя отправили, Лали с нами не было. Мы её с того дня не видели, когда заваруха началась.
— Тогда я не представляю, откуда он узнала, где я.
— Да какая теперь разница? — процедил Лис.
Из домика выскочил Мишка с моей шапкой в руках. Подбежал, сунул шапку мне в руки, велел надеть, а сам присел на корточки и принялся подтягивать и завязывать шнурки на моих ботинках.
— Миш, не надо!
— Надо. Тебе одной рукой не справиться. А нынче не лето на дворе, — отрезал он.
Я послушно напялила на себя вязаную ушанку с мехом внутри и взглянула на окно спальни гостевого домика. Шокер с сыном на руках стоял у окна и смотрел на нас.
Мишка выпрямился и взялся за мою куртку, снял её с моих плеч и развернул:
— Давай, быстро надевай, как положено!
Я сунула сигарету в рот, осторожно пропихнула сначала левую раненую руку, потом правую. Мишка застегнул мне молнию и наконец-то посмотрел мне в лицо.
— Это что ещё?! — злобно проговорил он, показав на сигарету.
— А говоришь — не муж, — усмехнулся Лис, наблюдая за нами исподлобья.
— Мишенька, это не твоё дело, — ответила я.
— Когда ты вдруг называешь меня Мишенькой, это означает «поди прочь, болван!», — невесело засмеялся Мишка.
— Это означает, что я докурю эту сигарету, нравится тебе это или нет… Лис, вы с Шокером как сюда с базы добрались?
— Вон, машину взяли, — Лис кивнул на небольшой внедорожник у въезда на хутор.
— Давайте съездим в город, тут километров двенадцать. В баре посидим.
— Мысль, — вздохнул Лис. — Выпить не помешает.
Мишка молча пожал плечами.
Я первая двинулась к машине, а ребята за мной.
10
Мы и часа не просидели в баре, а Лис уже совсем расклеился. Если смотреть со стороны, держался он замечательно. Не кричал, не плакал, никуда не рвался, просто сидел, облокотившись на стол и пристально смотрел в рюмку. Иногда он хватал Мишку за рукав и начинал ему что-то тихо, неторопливо и многословно рассказывать, а потом вдруг совершенно терял интерес к беседе, снова застывал над рюмкой и угрюмо замолкал.
Мне Мишка принёс какой-то коктейль и заявил, что это мой первый и последний, поэтому у меня полная свобода действий: хочу — пью залпом, хочу — по глотку в час.
Мне было, честно говоря, всё равно, как. Когда я звала ребят поехать сюда, я думала только о том, чтобы отвлечь Лиса. Хотя, чем уж тут отвлечёшь. Ухажёр и борец за своё личное счастье из Лиса был никудышный, но это не значит, что его горе от этого было слабее.
Когда Мишка направился к барной стойке, чтобы взять для Лиса ещё бутылку, Елисей мрачно посмотрел на меня:
— А я ведь всё время надеялся, что командир устанет под неё подстраиваться и пошлёт подальше. А тут я, весь такой в белом. И она поймёт, что не на того ставила… Эх, Лялька, Лялька… — он зажмурился и подпёр голову рукой, прикрыв глаза ладонью. — Глупо, правда?
— Чудовищно глупо. Даже я на такое не надеялась. Если что-то отвечает представлениям Шокера о долге и чести, он от этого никогда не устанет.
— Теперь-то расслабься, — язвительно бросил Лис. — Это я навечно в пролёте. А тебе всё в руку. Как по заказу.
— Иди ты в жопу, Лис! — рассердилась я.
— А что, скажешь, не так? Всё теперь, тебе путь открыт. Погорюет немного командир и поймёт своё счастье. Это он сегодня в сарае слезу пустил над Лялькой, а завтра уже приободрится…
— Пустил слезу? — переспросила я. — Шокер?
Лис угрюмо кивнул.
Значит, не привиделось мне, что глаза у Шокера были влажными. Значит, я опять дурочку сваляла, когда решила, что Шокер в чём-то меня винит и не хочет меня видеть. И как у меня только мозги вывернуты, диву даюсь. Человеку больно, а я его одного бросила.