— Киран, возьми себя в руки! — очередной отданный шепотом приказ.
Так, а потом я сообразила, что никакого нагрудного висяка у него не было, как например у Нрого, значит это не вождь или хассар. Надо посмотреть еще раз. Надо, Кира, надо. И главное очень хочется.
Я осторожно поднялась, отряхнула серые хламиды, выпрямилась, повернулась и… издала разочарованный стон — его там не было!
Эти двое клоунов продолжали свою тренировку, еще пара-тройка воинов лениво за схваткой следили, бросая на меня голодные взгляды, а того самого синеглазого возбудителя всей моей женской сущности не было!
— Твою мать!
Я вцепилась в перила, проклиная себя, свои гармоны, и тот факт, что я упустила единственного мужика на этой планете, к которому меня реально тянуло! И вот где его сейчас искать?! А время у меня ограничено, между прочим! Ладони стиснули перила так, что даже побелели…
И тут…
Широкие, сильные руки скользнули по моим запястьям, накрывая вмиг ослабевшие ладони, чья-то грудь прижалась к моей спине, а потом я услышала низкий, чуть хрипловатый голос, от которого ноги… да достали они со своими тайм-аутами!
— Женщина не должна так открыто демонстрировать желание, — произнес этот самый возбуждающий голос.
Я на автопилоте ответила:
— Мужик, я тебя еще даже не знаю, а уже что-то должна?
Он усмехнулся, и я скорее ощутила этот смешок, чем услышала, а сердце опять брало низкий старт, и из-за его грохота я с трудом расслышала продолжение диалога:
— Женщина, все традиции Иристана имеют причину быть. Ты пришла сюда, не научившись сдерживать эмоции. Ты ходишь с гордо поднятой головой, имея наглость смотреть в глаза воинов. Ты позволила себе испытать желание такой силы, что его ощутили окружающие. Браслет дакха защищает тебя, но лишь до определенной границы. Ты ее перешла.
Как я уже сказала, я слушала внимательно, но слышала с трудом. Руки, его руки накрывающие мои ладони, стали словно источником какого-то зажигающего все мое тело огня. Этот огонь расходился по всему телу волнами, а там, внизу живота превращался в дикий пожар все разгорающегося желания. И у меня уже ныл живот, практически болел, и я догадывалась, чего собственно живот сейчас хочет.
— Ты не слушаешь меня, — заметил невидимый собеседник.
— Ссслушаю, — ответила я, заметив, что теперь на нас смотрели даже те двое, что пытались соревноваться, — ты говорил о границах… И я там чего-то нарушила…
Он усмехнулся снова, а затем мягко, но властно развернул меня к себе.
И я опять перестала дышать. Потому что это был тот самый синеглазый воин! Это был ОН!
Только вблизи, он оказался еще более потрясающим! И все… ноги со своим тайм-аутом, благо силы у мужика не мерено — поддержал, руки безвольно повисшие, дыхание шумное и прерывистое… ну хоть вернулось и на том спасибо, и грохот сердца, который, наверное, теперь слышали все.
А потом воин улыбнулся… я опять дышать перестала. А этот образчик мужской притягательности, улыбаясь, произнес:
— Так это все… мне?
— А-а-а… ага, — на большее меня не хватило.
Он улыбнулся чуть шире. И его вторая рука тоже скользнула на мою талию, уже как-то по-хозяйски. Плевать. У меня не было сил даже на моральное сопротивление самой себе, не о говоря, о физическом сопротивлении его действиям. А действия были — его правая рука осторожно двинулась вверх от моей талии, и коснулась лица. Нежное, такое нежное прикосновение пальцами к моей щеке и меня уже можно было выносить!
— А я думал спасти глупую несдержанную женщину, — чуть растягивая слова, произнес герой моего гормонального бунта.
— Спасти? — не поняла я. — От чего?
Он чуть нагнулся, светлые пряди упали на мое лицо, и это усилило и так немалое возбуждение.
— Запах твоего желания, — прошептал воин у самых моих губ, — его сейчас на расстоянии двухсот шагов ощущают все те, для кого ты с подветренной стороны. Сила желания, женщина, это та граница, которую ты перешла. Воины теряют контроль и браслет дакха уже не защитит.
Его слова, как осенние листья, кружась опустились на озеро моего сознания…
— Спасти меня? — шепотом переспросила я.
— Да, — он произнес это на выдохе и это вообще было так… ну так…
— Нет, — простонала вконец сраженная я.
— Нет? — переспросил он.
— Не надо спасать, — бракованный двигатель, что я несу. — Не надо я… я так еще никого не хотела…
Сказала. Потом до меня дошло, что я сказала. Потом жар опалил все лицо, и есть подозрения, что я сейчас красная как рак, и тоналка не спасает.
А воин улыбался. Смотрел на меня и просто улыбался… вот только в его глазах бушевало пламя не меньше моего и я почему-то отчетливо это знала. Но если мое пламя было на пике, то его только-только разгоралось… и это пугало и восхищало одновременно.
И тут воин отпустил и отошел на шаг. Я в оцепенении смотрела на него, а он… протянул руку. И было что-то в этом жесте. Явно что-то связанное с традициями. И судя по всему, выбор он оставлял за мной. Возьму его за руку… и короче все явно будет, а в том, что он меня хочет, даже как-то сомнений не возникает. А не возьму, тогда что? Проводит домой? Почему-то такое ощущение, что может… но надо ли. О моих желаниях речи нет, я его уже так хочу, что меня даже зрители не смутят, но… но… но… надо бы еще кое что выяснить, прежде чем нырять в этот омут страсти с головой.
— Ты забавная, — вдруг произнес воин, не опуская руки. — Если ты хочешь идти со мной, должна взять за руку. Если нет, тебя проводят в дом отца или покровителя.
Ааа, угадала, благородный. Восторг. И все бы хорошо, но остался только один вопрос:
— Слушай, воин, — я нервно облизнула пересохшие вмиг губы и с надеждой спросила, — а ты… ты бедный воин?
От удивления он руку опустил. Чуть нахмурился, потом спросил:
— Это важно?
— Очень! — я подошла к нему, и теперь стояла так близко, а хотелось еще ближе. — Просто понимаешь, мне… мне только бедный воин нужен.
И точно знаю, что у меня сейчас такая надежда в глазах, потому что если ж он не бедный, мне придется отказаться, потому что мама если сказала, значит так нужно и… только бы он был бедным!
Воин нахмурился сильнее, почти брови свел, потом задумался, а затем нехотя ответил:
— Да… я очень бедный воин. Я бы даже сказал — первый бедный воин Иристана… — и как-то совсем шепотом добавил, — с конца.
Но я тогда этого шепота особо не расслышала, потому как радостно хватала его ладонь обеими руками и с облегчением сказала:
— Тогда можно.
А он как-то странно на меня смотрел.
— Меньше слов, больше дела, — сказала радостная я, чуть не подпрыгивая вместе с ликующими гормонами. — Куда идем?
Мне не ответили. На меня продолжали странно смотреть, и, кажется, даже уже начали раздумывать на тему: «А зачем оно мне надо?».
А я смотрела на него, на шикарный разворот плеч, сильные руки, мужественную линию подбородка, четко очерченные губы и… и горела вся, как сухой куст на ветру…
— Что же ты делаешь, женщина… — простонал вдруг воин, подхватил меня на руки и понес в неизвестном направлении.
Хотя почему это неизвестном, это было очень даже известное направление… хоть и собиралась я туда, с неизвестным мне мужчиной. Зато какой это был мужчина — сама собранность и уверенность, красота и мужественность, возбуждение и сдержанность, и самое приятное — благородный такой! И я смотрела на это лицо, шею, плечи, и снова лицо, губы, глаза…
— Ты такой невероятный, — слова вырвались сами, я даже не соображала что несу, — такой красивый, такой чудесный, и благородный, и умный…
— Женщина, — его голос стал хриплым, — не донесу ведь!
— Мужчина, если ты думаешь, что я сейчас контролирую свою речь, то ты сильно ошибаешься… — резонно подметила я, а потом опять поток слов практически мной не осознаваемый, — Ты такой сильный… красивый… и когда я смотрю в твои глаза, ощущение что растворяюсь…
А дальше в ход пошли руки. Сначала я осторожно коснулась его губ, сейчас сжатых до такой степени, что они побелели… но я уже не соображала что делаю, просто хотелось делать… хоть что-то.
— Не дойдем! — почему-то сказал воин и резко свернул влево.
А в таких делах это всегда налево. Потом мы остановились, и меня куда-то внесли. Не знаю куда.
Я смотрела только на его лицо, а оно вдруг потемнело и солнечными лучами, пронзающими густую листву деревьев, больше не освещалось.
И он медленно опустился на колени и положил меня на что-то мягкое, и… его рука плавно двинулась к завязочкам той ткани, которая скрывала грудь. А я восторженно смотрела, как в полумраке палатки из светлой ткани, перекатываются его мускулы, под бронзовой кожей.
— Ты заставляешь терять контроль, — вдруг хрипло произнес он.
— Почему? — сама протянула руку и коснулась его груди.
— Твое желание. Слишком сильное. Даже страха нет. Я сдержан, но не настолько.
Я села, подняла руки, позволяя ему стянуть верхнюю хламиду, потом встала, пока воин развязывал нижний пояс с двумя кусками серой убогости. А потом… его руки скользнули под белую рубаху, и медленно от самых ступней начали подниматься вверх, поднимая и ткань… И это было так… невероятно. Так эротично, так…
Я стянула рубаху сама, и тяжело дыша, предложила:
— А к нестабильному атому эту сдержанность!
Он не ответил. Я даже не сразу и поняла, почему. Руки воина так и застыли на моих бедрах, а белья на мне не было, потому как Ашара же одевала. И как-то не сразу дошло, что я сейчас перед ним совсем без одежды. Точнее я как бы к этому и стремилась, снимая рубаху, но в тот момент она воспринималась как досадная помеха, а сейчас, смотрю на мужчину сидящего у моих ног и… и в общем на все мое смотрящего, мне вдруг стало стыдно.
И вот мне стыдно, вся покраснела, грудь руками прикрыла… жаль на остальное рук не хватит, а он сидит и смотрит. Уже не туда, а на меня. Внезапно поняла, что сейчас передумаю. Потому как мужик незнакомый, палатка неизвестная, а сейчас будет что-то, что по идее очень болезненное и стало страшно. А уйти нельзя, и не потому, что не отпустит… а потому что мне это нужно.