– Они собирают хворост и зерно, а не таскают сумки с одеждой, – ответил Ндеми. – Это, – он с отвращением ткнул пальцем в две сумки, – для детей.
– Ну что ж, тогда идем, – сказала Мванге. – Детей-то нет.
Ндеми весь аж засиял и гордо пошел вперед.
– Позвольте Ндеми идти первым, – сказал я. – У него молодые и зоркие глаза, он увидит в высокой траве гиену или змею.
– А здесь есть ядовитые змеи? – спросил Нкобе.
– Немного, но есть.
– Почему вы не истребили их?
– Потому что здесь не Кения, – сказал я.
Я шел сразу за Ндеми, а Нкобе с Мванге следовали за нами, обсуждая между собой ландшафт и животных. Примерно через полмили нам на пути попался самец импалы.
– Какой красавец! – вскричала Мванге. – Смотрите, какие рога!
– Жаль, что у меня нет с собой камеры, – сказал Нкобе.
– На Кириньяге камеры запрещены, – ответил я.
– Я знаю, – сказал он, – но, честно говоря, не вижу, каким образом что-нибудь настолько простое, как моя камера, могло бы разлагающе повлиять на ваше общество.
– Для камеры нужна пленка и фабрика, на которой будут производить камеры и пленку. Чтобы изготовить пленку, нужны химические вещества и места, куда можно было бы сливать отходы. Чтобы отпечатать снимки, нужна фотобумага, а у нас и для костра-то хвороста едва хватает, – сказал я. – Кириньяга дает нам все, в чем мы нуждаемся. Поэтому мы и пришли сюда.
– Кириньяга давала вам все, в чем вы нуждались, – поправила Мванге. – Это не совсем одно и то же.
Ндеми остановился и обернулся.
– Это ваш первый день здесь, и ваше невежество простительно, – пояснил он. – Однако впредь знайте, что манамуки не дозволено спорить с мундумугу.
– Манамуки? – спросила она. – Что такое манамуки?
– Вы, – сказал Ндеми.
– Я уже слышал это слово, – сказал Нкобе, – и думал, что им обозначается жена.
– Вы ошибались, – сказал я, – манамуки – это женская особь.
– В смысле, женщина? – спросила Мванге.
Я покачал головой.
– Женское существо в чьей-то собственности, – сказал я. – Женщина. Корова. Свинья. Собака. Овца.
– Ндеми думает, что я в чьей-то собственности?
– Вы – манамуки Нкобе, – сказал Ндеми.
Она мгновение размышляла, потом беззаботно пожала плечами.
– Экая фигня, – сказала она по-английски. – Если Ванда – только имя, манамуки – всего лишь слово. С этим я могу жить.
– Надеюсь, – сказал я на суахили, – потому что вам придется.
Она обернулась ко мне.
– Я знаю, что мы первые иммигранты на Кириньяге и что вы в нас сомневаетесь, но я всегда стремилась к такой жизни. Я собираюсь стать лучшей манамуки, какую вы, черт подери, только видели.
– Надеюсь, – ответил я.
Ветер по-прежнему дул с запада.
Я представил Нкобе и Мванге их новым соседям, показал им их шамба для выращивания пищи, передал шесть коров и десять коз и посоветовал запирать скот в бома на ночь, чтобы до него не добрались гиены, рассказал, как ходить к реке за водой, и оставил у входа в хижину. Мванге искренне восхищалась всем вокруг, и вскоре она уже завела оживленный разговор с женщиной, которая, проходя мимо, остановилась посмотреть на ее странное одеяние.
– Она очень красивая, – прокомментировал Ндеми, пока мы шли по полям, обновляя заклинания на пугалах. – Наверное, ты неверно прочел предзнаменования.
– Возможно, – сказал я.
– Но ты так не думаешь, – он посмотрел на меня.
– Нет.
– А мне она нравится, – сказал он.
– Твое право.
– А тебе – нет?
Я поразмышлял над ответом.
– Нет, – сказал я наконец, – я ее боюсь.
– Она ведь всего лишь манамуки! – запротестовал он. – Какой от нее может быть вред?
– От всего может быть вред, смотря по обстоятельствам.
– Не верю, – отрезал Ндеми.
– Ты сомневаешься в словах своего мундумугу? – поинтересовался я.
– Нет, – нервно сказал он. – Если ты что-то говоришь, значит, это правда. Но я не понимаю как.
Я усмехнулся.
– Вот поэтому ты еще и не стал мундумугу.
Он остановился и показал на нескольких импал, которые паслись ярдах в трехстах от нас.
– Даже от них может быть вред? – спросил он.
– Да.
– Но какой? – возмутился мальчик, нахмурясь. – Как только возникает опасность, они не пытаются противостоять ей, а просто убегают. Нгаи не дал им рогов, так что защититься им нечем. Они не настолько тяжелы, чтобы вытоптать наши посадки. Они не в состоянии даже пинать врага копытами, как зебры. Я правда не понимаю.
– Я расскажу тебе историю про уродливую буйволицу, и ты поймешь, – сказал я.
Ндеми довольно улыбнулся: он любил, когда ему рассказывали всякие интересные истории. Я отвел его в тень колючего кустарника, мы сели там лицом друг к другу.
– Однажды буйволица шла по саванне, – начал я. – Гиены недавно задрали ее первого буйволенка, и она сильно тосковала. На пути ей встретилась новорожденная импала, мать которой тем же самым утром убили гиены.
– Хотела бы я взять тебя к себе в дом, – сказала буйволица, – потому что мне одиноко, а сердце у меня любящее. Но ты не буйвол.
– Я тоже очень одинока, – сказала импала. – Если ты оставишь меня здесь одну, беззащитной, я уж точно не переживу эту ночь.
– Да, тяжко это, – согласилась буйволица. – Ты импала, а мы буйволы. Ты не принадлежишь к нашему племени.
– Я стану отличным буйволом, лучшим изо всех, – взмолилась та. – Я буду есть вашу пищу, пить вашу воду и следовать вашими путями.
– Как можешь ты стать буйволом? У тебя даже рога не растут.
– Я нацеплю на голову ветки деревьев.
– Ты не сможешь валяться в иле, чтобы очистить шкуру от паразитов, – заметила буйволица.
– Возьми меня домой, и я покрою свою шкуру таким густым слоем ила, как ни один буйвол, – ответила импала.
И на каждое возражение буйволицы импала находила ответ, и в конце концов буйволица уступила и привела импалу в стадо с собой. Большинство членов стада сошлись во мнении, что такого уродливого буйвола, как это существо, свет еще не видывал…
Ндеми захихикал.
– …но поскольку импала очень старалась стать похожей на буйвола, они позволили ей остаться. Однажды молодые буйволы пошли пастись на некотором расстоянии от стада, и на пути им попалась глубокая трясина.
– Надо нам вернуться в стадо, – сказал один из них.
– Ну почему? – возразила импала. – На той стороне отличная вкусная трава.
– Потому что взрослые говорили нам, что если мы ступим на такую трясину, она провалится под нами и засосет, и мы погибнем.
– Я в это не верю, – сказала импала. С этими словами она прошла прямо по центру заболоченного участка. – Видите? – спросила она. – Меня же не засосало, тут безопасно.
И трое молодых буйволов прошли по трясине, и каждого засосало под поверхность болота, и они утонули.
– Это всё ошибка твоей уродины, – сказал вожак стада. – Это она сказала нашим детям, чтобы те прошли по трясине.
– Но ведь она не желала им вреда, – возразила приемная мать импалы. – Она говорила чистую правду, ведь для нее проход был безопасен. Она всего лишь стремится жить в стаде, стать такой, как мы. Не изгоняй ее.
Вожак задумался. Он был не столько умен, сколько великодушен, и пожалел уродливую буйволицу.
Прошла неделя. Уродливая буйволица, которая умела прыгать выше самой высокой травы, подскочила в воздух и увидела, как в траве крадется стая гиен. Она ждала, пока те не подойдут, потом выкрикнула предупреждение и убежала. Все буйволы побежали вслед за ней, но гиены схватили отставшую приемную мать уродливой буйволицы, повалили на землю и загрызли ее.
Большинство буйволов стада были очень благодарны уродливой буйволице, что та их предупредила, но за ту неделю вожак стада сменился, и этот был умнее своего предшественника.
– Уродливая буйволица виновата, – рассудил он.
– Как так? – спросил один из старших буйволов. – Она предупредила нас о приближении гиен.
– Она предупредила, только когда стало слишком поздно, – указал вожак. – Если бы она подняла тревогу, когда впервые заметила гиен, мать ее все еще была бы среди живых. Но она забыла, что мы не умеем бегать так же быстро, как она, и оттого мать ее погибла.
И с тяжелым сердцем новый вожак изгнал уродливую буйволицу из стада, потому что между быть буйволом и хотеть стать буйволом очень большая разница.
Я закончил и откинулся к стволу дерева.
– А уродливая буйволица выжила? – спросил Ндеми.
Я пожал плечами и смел насекомое, карабкавшееся по моему предплечью.
– Это уже другая история.
– Она не хотела никому навредить.
– И тем не менее навредила.
Ндеми чертил пальцем в грязи несколько черточек, обдумывая ответ, потом поднял на меня глаза.
– Но, если бы она не прибилась к стаду, гиены все равно могли бы убить ее приемную мать.
– Возможно.
– Значит, это не ее вина.
– Если бы я заснул под этим деревом, а ты увидел, как в траве ко мне ползет черная мамба, и не разбудил бы меня, – спросил я, – винили бы тебя в моей смерти, если бы мамба меня укусила?
– Да.
– Но если бы тебя здесь не было, мамба убила бы меня все равно.
Ндеми нахмурился.
– Это сложно.
– Еще бы.
– С трясиной все было проще, – сказал он. – Это, несомненно, ошибка уродливой буйволицы, потому что без ее настояния другие буйволы не пошли бы туда.
– Это так, – сказал я.
Ндеми несколько мгновений сидел неподвижно, раздумывая над тонкостями басни.
– Ты хочешь сказать, что вред можно причинить множеством способов, – сказал он.
– Да.
– И что нужна мудрость, чтобы понять, кто действительно виноват, поскольку глупый вожак не понял опасности, какую несли действия уродливой буйволицы, а мудрый понял, что она виновна уже своим бездействием.
Я кивнул.
– Ясно, – сказал Ндеми.
– Какой урок можно отсюда извлечь касательно истории с манамуки? – спросил я.