И если ты сам выбрал этого человека из подобных ему и вырастил для особой цели, как я выбрал и вырастил юного Ндеми в качестве своего преемника на посту мундумугу, знахаря и шамана, в терраформированном мире Кириньяги, то ты, естественно, будешь думать, что он будет верен и благодарен тебе.
Но даже мундумугу может ошибаться.
Не знаю, как и когда это началось. Я выбрал Ндеми своим помощником, когда он еще был кехи – необрезанным мальчишкой, – я кропотливо работал с ним, готовя его к должности, которую он однажды унаследует. Я выбрал его не за смелость, хотя он ничего не боялся, не за безграничный энтузиазм, а скорее за интеллект, ибо он был умнее всех детей Кириньяги, кроме, возможно, одной давно умершей девочки. Поскольку мы эмигрировали на эту планету, чтобы построить тут рай для кикуйю, далекий от искаженной копии Европы, которой стала Кения, считалось очевидным, что мундумугу – мудрейший из людей, что мундумугу не только толкует знамения и творит чары, но и является хранилищем знаний и культуры своего народа. День за днем я обогащал ограниченные знания Ндеми, учил его, как готовить целебные настойки из коры и плодов акации, показывал, как готовить мази, которые облегчают боль старикам, если погода выдалась холодная и влажная, заставлял его учить наизусть сотни заклинаний, которые требовалось налагать на пугала в поле. Я рассказывал ему тысячи притч, ибо у кикуйю есть притчи на любой случай, и мудрый мундумугу умеет подобрать нужную притчу к любой ситуации.
И наконец, когда он провел у меня в услужении уже шесть долгих лет – приходил ко мне на холм каждое утро, кормил моих кур и коз, разводил огонь в моем бома, наполнял мои бурдюки водой перед началом дневных занятий, – я провел его к себе в хижину и показал, как работать с компьютером. На всей Кириньяге есть только четыре компьютера. Остальные принадлежат Коиннаге, вождю нашей деревни, и двум равным ему по рангу вождям далеких кланов, однако их компьютеры могут только принимать и отправлять сообщения. Лишь моя машина подключена к базам данных Эвтопического Совета, организации, которая даровала Кириньяге ее хартию, ибо лишь мундумугу наделен силой и мудростью, достаточной, чтобы получать информацию из европейских источников культуры и не стать жертвой их отравы.
Одна из основных функций моего компьютера – корректировка орбитальных параметров планеты, которые определяют смену времен года на Кириньяге, чтобы дожди шли по расписанию, растения плодоносили, а урожаи выдавались обильными. Наверное, она же и самая важная из всех обязанностей мундумугу перед его народом, поскольку от нее зависит выживание людей. Я много дней провел, обучая Ндеми премудростям компьютера, пока он не освоил их так же хорошо, как я, и смог легко общаться с ним. Утро, в которое я впервые заметил случившиеся с ним перемены, поначалу ничем не отличалось от всех прочих. Я проснулся, накинул одеяло на сухие плечи и с трудом вышел из хижины к костру, где и сидел, пока лучи солнца не прогнали из воздуха прохладу. Но, как обычно, огня не было. Ндеми поднялся на холм спустя несколько минут.
– Джамбо, Кориба, – сказал он, приветствуя меня обычной улыбкой.
– Джамбо, Ндеми, – сказал я. – Сколько раз я говорил тебе, что я стар и должен греться у огня, пока воздух не прогреется?
– Извини, Кориба, – произнес он. – Но когда я выходил из шамба моего отца, то увидел, как гиена гонится за одним из наших козлов, и вынужден был отпугнуть ее. – Он поднял копье, подтверждая сказанное. Я не мог не восхититься его находчивостью. Это было, наверное, уже тысячное опоздание, но он еще ни разу не повторился. Однако ситуация становилась недопустимой, и, когда он закончил дела по дому, а огонь согрел мои кости и прогнал боль, я подозвал его и велел сесть напротив.
– Какой у нас урок на сегодня? – спросил он, садясь.
– Урок будет позже, – сказал я, наконец сбросив одеяло с плеч, когда первый теплый ветерок дня пронес тонкое облачко пыли мимо моего лица. – Но сперва я поведаю тебе историю.
Он кивнул и стал внимательно слушать.
– Некогда жил вождь кикуйю, – сказал я, – который наделен был многими достойными качествами. Он был могучим воином, а на совете к его словам прислушивались. Но наряду с достоинствами имелся у него один недостаток.
Однажды он увидел, как девушка возделывает поле рядом с отцовским шамба, и немедленно влюбился. Он решил признаться ей в любви на следующий же день, но едва отправился в путь, как слон преградил ему дорогу, и тогда он отступил и дождался, пока слон уйдет. Когда он наконец достиг бома девушки, то обнаружил, что молодой воин уже предлагает за нее выкуп. Однако девушка перехватила его взгляд и улыбнулась, так что, не падая духом, он решил навестить ее и на следующий день. В этот раз на его пути попалась смертельно ядовитая змея, и снова он прибыл к девушке позже, чем его соперник. И снова девушка одарила его обнадеживающей улыбкой, и он решил явиться к ней на третий раз.
Утром третьего дня он лежал на одеяле у себя в хижине и размышлял о том, как много должен рассказать девушке, желая впечатлить ее своей доблестью. Но к тому моменту, как он придумал лучшие слова, чтобы завоевать ее сердце, солнце уже садилось. Он бежал всю дорогу от своего бома к бома девушки, но оказалось, что соперник уже отдал за нее пятерых коров и тридцать коз.
Он ухитрился на миг остаться наедине с девушкой и осыпал ее заверениями в своей любви.
– Я тоже люблю тебя, – ответила она, – но ведь я ждала тебя каждый день и надеялась, что ты придешь, а ты всегда опаздывал.
– Но у меня были на то причины, – сказал он. – В первый день я встретил слона, а во второй мне дорогу пересекла ядовитая змея. – Он не решился открыть ей настоящую причину, по которой опоздал в третий раз, поэтому сказал: – А сегодня мне встретился леопард, и мне пришлось убить его копьем, чтобы убрать с дороги.
– Прости, – сказала девушка, – но я обещана другому.
– Ты не веришь мне? – возмутился воин.
– Неважно, правда это или ложь, – ответила она, – неважно, встречался ты со слоном, змеей или леопардом на самом деле или придумал их, но вышло так, как вышло: ты упустил любовь своего сердца, потому что опоздал.
Я остановился и поглядел на Ндеми.
– Ты понимаешь мораль этой истории? – спросил я.
Он кивнул.
– Не имеет значения, кружила гиена вокруг козла моего отца или нет, а важно лишь, что я опоздал.
– Ты прав, – сказал я.
Так обычно все и заканчивалось, и Ндеми приступал к учебе. Но в этот день все пошло иначе.
– Дурацкая сказка, – произнес он, окинув взглядом просторы саванны.
– Да? – сказал я. – Почему?
– Потому что она начинается с вранья.
– Какого вранья?
– Не было у кикуйю никаких вождей, пока британцы их не назначили, – ответил он.
– Кто тебе такое сказал?
– Я узнал это от ящика, который светится жизнью сам по себе, – произнес он, наконец встретившись со мной взглядом.
– От моего компьютера?
Он снова кивнул.
– Я много беседовал с ним о кикуйю и много что узнал.
Он помолчал.
– Мы даже в деревнях не жили до эпохи Мау-Мау[21], а после британцы поселили нас кучно, чтобы проще было за нами надзирать. И именно британцы учредили должности племенных вождей, чтобы править их руками.
– Это правда, – признал я. – Но к моей истории это не имеет отношения.
– Но твоя история оказалась вымыслом с первой же фразы, – сказал он, – почему тогда остальное – правда? Почему бы просто не сказать: «Ндеми, если ты снова опоздаешь, я тебя накажу вне зависимости от причины опоздания».
– Потому что тебе важно понять, почему нельзя опаздывать.
– Но эта история – ложь. Все знают, что девушку сватают дольше трех дней. Она начинается со лжи и заканчивается ложью.
– Ты смотришь на поверхность вещей, – сказал я, глядя, как по ноге у меня ползет маленькое насекомое, потом щелчком сбил его. – Истина под поверхностью.
– Истина в том, что ты не хочешь, чтобы я опаздывал. При чем тут слон и леопард, которые вымерли задолго до нашего прибытия на Кириньягу?
– Послушай, Ндеми, – сказал я, – когда станешь мундумугу, тебе придется прививать своему народу определенные ценности, преподавать определенные уроки, и ты будешь обязан делать это в понятных им формах. Это в особенности касается детей, которые есть глина, из которой ты вылепишь следующее поколение кикуйю.
Ндеми долго молчал.
– Я думаю, ты ошибаешься, Кориба, – наконец произнес он. – Люди вполне способны тебя понять, если бы ты говорил с ними прямо. Но истории вроде тех, какую рассказал мне сейчас, полны лжи, а они думают, что это правда, ведь их произносят уста мундумугу.
– Нет! – резко бросил я. – Мы прибыли на Кириньягу жить так, как жили кикуйю до прихода европейцев, которые попытались превратить нас в безвольный народ, ныне именуемый кенийцами. В моих историях заключены поэзия и традиция. Они обращаются к нашей расовой памяти, к тому, как было и как должно стать вновь.
Я помолчал, размышляя, как строить дальше разговор, потому что никогда прежде Ндеми так не упрямился.
– Ты сам всегда просил меня рассказать новую истории, и из всех детей ты первый находил сокрытый за ними смысл.
– Я был тогда младше, – сказал он.
– Ты тогда был кикуйю, – сказал я.
– Я и сейчас кикуйю.
– Ты сейчас кикуйю, познакомившийся с европейскими знаниями и европейской историей, – пояснил я. – Это неизбежно, если ты хочешь стать моим преемником на посту мундумугу, ибо хартия нам дана по милости европейцев, и ты должен будешь уметь общаться с ними и работать с их компьютером. Но твой величайший вызов как мундумугу и кикуйю – избежать извращения этими знаниями.
– Я не чувствую себя извращенным, – сказал он. – Я многое узнал из компьютера.
– Ты и должен был, – согласился я, глядя, как орлан-крикун лениво кружит над головой, и обоняя принесенный ветерком запах стада гну. – И при этом ты о многом позабыл.