– Потому что я не меньше твоего поработал, чтобы Кириньяга стала домом кикуйю! – огрызнулся он. – И не вижу повода покидать ее только потому, что мое ви2дение утопии расходится с твоим. Почему ты не покинешь ее, Кориба?
– Потому что я отвечаю за воплощение утопии и еще не выполнил своей миссии, – сказал я. – Фактически такие вот лжекикуйю, как ты, только осложняют мою работу.
Шанака встал и обвел взглядом собрание старейшин.
– Я лжекикуйю, потому что хочу, чтобы мой внук умел читать? – потребовал он. – Или потому, что хочу облегчить труды своей жены? Или потому, что не хочу страдать от физической боли, которую легко устранить?
– Нет! – в один голос ответили старейшины.
– Поосторожнее, – остерег их я. – Если он не лжекикуйю, то получается, что вы таким считаете меня.
– Нет, Кориба, – сказал, вставая, Коиннаге. – Ты не лжекикуйю.
Он помолчал.
– Но ты совершил ошибку. Твои дни, как и мои, миновали. Вероятно, на мимолетное мгновение мы достигли утопии, но оно прошло, а новым мгновениям и часам нужны новые утопии. – Затем Коиннаге, который в прошлом столько раз со страхом смотрел на меня, вдруг посмотрел с нескрываемой жалостью. – То была наша мечта, Кориба, но не их, – и если сегодня мы еще можем кое-как с ними уживаться, то завтрашний день, без сомнения, принадлежит им.
– Не хочу этого слышать! – вскричал я. – Нельзя переопределять утопию удобства ради. Мы переселились сюда ради того, чтобы сохранить верность нашей религии и традициям, чтобы избежать уподобления многим кикуйю в Кении. Я не позволю нам превратиться в чернокожих европейцев!
– Мы превращаемся в кого-то, – сказал Шанака. – Вероятно, было недолгое мгновение, когда мы соответствовали твоему представлению об идеальных кикуйю, однако оно давно миновало. Чтобы остаться в нем, нам нельзя было бы думать по-своему и видеть мир по-другому. Мы стали бы такими же, как пугала, которых ты заклинаешь каждое утро.
Я очень долго молчал. Потом наконец произнес:
– Мир этот разбивает мне сердце. Я так тяжело трудился, чтобы превратить его в то, чего мы все хотели, и поглядите, чем он стал. Чем вы стали.
– Ты можешь направлять перемены, Кориба, – ответил Шанака, – но не предотвратить их, и поэтому Кириньяга всегда будет разбивать тебе сердце.
– Я должен пойти к себе в бома и подумать, – сказал я.
– Квахери, Кориба, – сказал Коиннаге. – Прощай, Кориба.
В его словах чувствовалась окончательность.
Я много дней в одиночестве сидел на холме, глядя на зеленую саванну за извилистой рекой, и размышлял. Меня предал народ, который я должен был возглавлять, сам мир, который я помогал сотворить. Я чувствовал, что Нгаи, несомненно, недоволен мною, и не сомневался, что Он покарает меня смертью. Я был готов к смерти, даже стремился к ней, но я не умер, поскольку боги черпают силу из веры тех, кто им поклоняется, а Нгаи ныне был настолько слаб, что не сумел бы убить даже дряхлого старика вроде меня.
В конце концов я решил спуститься и в последний раз повидать свой народ. Возможно, кто-то из них отринул соблазны европейцев и остался верен путям кикуйю.
Вдоль тропы выстроились механические пугала. Единственное заклинание, в котором они нуждались, это перезарядка батарей. Я увидел, как несколько женщин стирают белье у реки, но вместо того, чтобы выжимать воду из одежды камнями, принялись тереть ее на искусственной доске, сделанной специально для этого.
Внезапно я услышал позади звон, испуганно обернулся, споткнулся, потерял равновесие и тяжело упал в колючий кустарник. Придя в себя, я обнаружил, что меня чуть не переехал велосипед.
– Прости, Кориба, – сказал велосипедист. Это был юный Киманти. – Я подумал, что ты меня слышал.
Он осторожно помог мне подняться.
– Многое слышали мои уши, – ответил я. – Крик орлана-крикуна, блеяние козы, смех гиены, плач новорожденного ребенка. Но никогда не думал, что услышу, как искусственные колеса катятся вниз по грязной тропе.
– Это куда быстрее, чем спускаться пешком, – сказал он. – Ты куда-то специально направляешься? Я с удовольствием подвезу тебя.
Скорее всего, именно велосипед и заставил меня принять решение.
– Да, – сказал я. – Я кое-куда направляюсь, и нет, я не сяду на велосипед.
– Тогда я поеду с тобой рядом, – сказал он. – Ты куда идешь?
– В Космопорт, – ответил я.
– А-а, – улыбнулся мальчик. – У тебя тоже дело к службе Техподдержки. Что у тебя болит?
Я коснулся левой стороны груди.
– У меня болит вот тут. И единственное, чем мне может помочь Техподдержка, так это увезти подальше от причины боли.
– Ты улетаешь с Кириньяги?
– Я улетаю из места, в которое Кириньяга превратилась, – ответил я.
– Куда ты отправишься? – спросил он. – Что ты станешь делать?
– Куда-нибудь отправлюсь и займусь другими делами, – сказал я уклончиво. Ну а куда податься безработному мундумугу, в самом деле?
– Мы будем по тебе скучать, Кориба, – сказал Киманти.
– Сомневаюсь.
– Будем, – пообещал он искренне. – Когда мы будем рассказывать детям историю Кириньяги, тебя не обойдут вниманием.
Он помолчал.
– Ты ошибался, это так. Но ты был необходим.
– Таким меня запомнят? – спросил я. – Как необходимое зло?
– Я бы не сказал, что ты – зло. Ты просто неправ.
Мы несколько миль шли в молчании, пока не пришли в Космопорт.
– Если хочешь, я провожу тебя, – сказал Киманти.
– Я лучше бы побыл один, – ответил я.
Он пожал плечами.
– Как хочешь. Квахери, Кориба.
– Квахери, – сказал я.
Когда он ушел, я огляделся, изучая саванну и реку, антилоп гну и зебр, орланов-крикунов и марабу. Я пытался как можно лучше запомнить их на прощание.
– Прости меня, Нгаи, – произнес я наконец. – Я старался, но подвел тебя.
Вдруг появился корабль, который должен будет навсегда унести меня с Кириньяги.
– Ты бы их пожалел, Нгаи, – продолжал я, пока корабль приближался к месту посадки. – Они не первые из Твоего народа, кто оказался околдован европейцами.
И когда корабль коснулся земли, мне показалось, что раздался голос, который слышал только я.
«Ты был самым преданным Моим слугой, Кориба, и Мне приходилось следовать твоим указаниям. Ты и вправду считаешь, что это их должен Я пожалеть?»
Я в последний раз глянул вдаль, на деревню, где некогда боялись и почитали Нгаи и которая ныне, как проститутка, продалась европейскому богу.
– Нет, – ответил я резко.
– Вы со мной говорите? – спросил пилот.
Я осознал, что люк открыт и меня ждут.
– Нет, – повторил я.
Он огляделся.
– Я больше никого не вижу.
– Он очень стар и очень устал, – сказал я. – Но Он здесь.
Я поднялся на корабль не оглядываясь.
ЭпилогЗемля Нод
РАССКАЗЫ МАЙКА Резника, входящие в цикл «Кириньяга», являются не только одними из лучших в его обширном творчестве, но и одними из лучших научно-фантастических рассказов вообще. В совокупности цикл «Кириньяга» входит в десятку моих любимых научно-фантастических романов всех времен. Я постоянно рекомендую его как активным читателям этого жанра, которым еще предстоит познакомиться с ним, так и новичкам, ищущим доступное, но качественное знакомство с актуальной и мощной научной фантастикой. Проблемы, которые исследуются в рассказах о Кириньяге – борьба между сохранением культурной самобытности и изменениями, которые приходят с прогрессом и глобализацией, – сегодня не менее актуальны, чем были во время написания рассказов. Произведения не предлагают простых ответов на сложные вопросы. Главный герой, Кориба, потрясающий персонаж, причем не вопреки, а благодаря тому факту, что мы можем одновременно восхищаться и ужасаться им. Он совершает ужасные поступки, некоторые из них по нашим меркам являются зверствами, но в его убеждениях есть истина, которую мы не можем не признать. Неважно, что научная фантастика – это «литература идей», в основе всех великих и долговечных произведений по-прежнему лежат персонажи, а Кориба – один из величайших персонажей в этой области. Из историй, которые он рассказывает в рассказах о Кириньяге, первая и последняя находят у меня самый сильный отклик, поэтому для меня большая честь представить здесь заключительную историю. Есть одновременно трагичное и такое уместное в этой последней истории о Корибе, когда его строгие стандарты превратили его в мундумугу в племени, состоящем из одного человека. «Я последний истинный кикуйю», – говорит Кориба, и его финал не менее печален из-за его собственной неспособности признать это. Душераздирающая, мощная, актуальная, трагичная, временами довольно юмористичная, всегда захватывающая «Земля Нод» – это все, что характерно для великой научной фантастики.
ДЛЯ ИСТОРИИ КИРИНЬЯГИ нужна была кода. Читатели жили с Корибой почти десять лет, и им было интересно, что случилось с ним после того, как он повернулся спиной к миру, который пытался создать. Что делает бунтарь, когда ему больше не против чего бунтовать, когда он покидает Эдем? Ответом стала «Земля Нод», которая в 1997 году была номинирована на премию «Хьюго» за лучшую повесть.
The Land of Nod. Первая публикация в журнале Asimov's Science Fiction в июне 1996 года.
Август – Сентябрь 2137 года
Однажды, много лет назад, жил воин кикуйю, которого одолела тяга к приключениям, и он покинул родную деревню. Вооруженный лишь копьем, он сразил могучего льва и хитрого леопарда. Затем однажды ему встретился слон. Воин понимал, что копье бесполезно против такого зверя, но не успел даже отступить или отыскать укрытие, как слон атаковал.
Единственной надеждой его осталось божественное вмешательство, и он взмолился Нгаи, Который правит Вселенной со Своего трона на Кириньяге, священной горе, ныне именуемой Кения, чтобы Нгаи отыскал его на земле и убрал с пути слона.