Он помолчал, глядя на нас.
– Господа, это сорок человек со зарплатами и расходы, которые мы в прошлом году не несли. И поскольку парки бесплатны для населения, то все это – чистые убытки, до последнего шиллинга. Заметное число горожан – впрочем, их пока еще меньшинство – полагают, что от парков надо избавиться, передав их территорию скотоводам, которые в любом случае постоянно требуют расширения своей территории, а средствам, уходящим на отряд Като, найти применение получше.
– Я не думал о расходах, – признал я.
– Я думал, – сказал Джошуа, – но и я не представлял, что они окажутся так высоки. – Он нахмурился. – Масаи всегда существовали в гармонии с природой. Таково наше наследие, и было бы преступлением против всех наших традиций избавляться от парков.
– Но сейчас вы не живете в гармонии с природой, – заметил Блюмлейн. – Вы отгородили ее силовым полем.
– Уильям, ты хочешь от них избавиться? – спросил Джошуа.
– Нет, – ответил Блюмлейн, – я всего лишь привел некоторые доводы, с которыми мы столкнемся, если решим сохранить их. – Он развернулся ко мне: – Что скажешь, историк?
Я пожал плечами.
– Мы живем в капиталистическом обществе. Остальные экономические системы показали себя в прошлом не лучшим образом.
– Продолжай, – сказал Блюмлейн, и я догадался, что он понял, к чему я веду. И одобряет.
– Мы живем на искусственной, терраформированной планете, – продолжал я. – У нас нет золота, алмазов или радиоактивных руд. Любые активы Килиманджаро мы обязаны создать сами, а это значит, что для поддержания заповедников необходимо вывести их на самоокупаемость. Нужно, чтобы заповедникам удавалось отбивать стоимость содержания патруля Като, а когда это начнет получаться, то попробуем пойти дальше и добиться окупаемости силового поля. Если же мы не сумеем этого достичь, то с парками придется распрощаться.
– Я полностью согласен, – сказал Блюмлейн. – Теперь следующий вопрос: как именно мы выведем парки на самоокупаемость?
– Ты знаешь как, – сказал я.
– Да, но я предпочел бы сперва услышать ответ от тебя, – проговорил он с едва заметной признательной усмешкой. – Мне так легче, чтобы не казалось, будто я один тут всем рулю и за всех отвечаю.
– Ты уже знал ответ, когда пригласил нас сюда, – раздраженно буркнул Джошуа.
– Если мы собираемся сохранить заповедники от нападок оппозиции, придется сделать так, чтобы парки сами себя обеспечивали.
– И это значит? – проговорил Блюмлейн.
– И это значит открыть Килиманджаро для туристов с Земли, – произнес я.
– Думаю, ты прав, Дэвид, – сказал он.
– Ты знаешь, что я прав, – ответил я. – Ты просто хочешь, чтобы я озвучил это предложение совету и вызвал огонь на себя.
Блюмлейн улыбнулся.
– Разве политикам не свойственно прикрывать свои задницы при решении проблем?
– Я только одного политика знаю, – заметил Джошуа, – и он меня временами порядком бесит.
– Ну что ж, – сказал Блюмлейн, – значит, придется тебя еще сильнее взбесить.
– Что еще? – потребовал Джошуа.
– Хочу, чтобы ты раскинул мозгами.
– О чем? – не понял Джошуа.
Блюмлейн посмотрел на меня и понял, что я уловил его замысел.
– Дэвид, – попросил он, – объясни ему.
– Это как с домино, – обратился я к Джошуа. – Упала одна костяшка, за ней еще и еще. Если открыть природные парки для туристов, придется построить домики отдыха. Проложить к ним дороги от посадочной площадки. Нам понадобятся настоящие смотрители, потому что, если привлечь достаточно туристов, чтобы парки стали самоокупаемыми, гости неизбежно начнут вредить экологии. Нельзя, чтобы туристы бродили по паркам пешком, ведь у нас тут хищники, а раз так, придется импортировать специальные транспортные средства, а значит, для них надо будет проложить дороги или, по крайней мере, тропы, к тому же надо будет научить наших водить эти машины и обслуживать их.
– И это лишь надводная часть айсберга, – подхватил Блюмлейн, – хотя на Килиманджаро нет айсбергов. У нас тут посадочная площадка, которую мы называем Космопорт. В данный момент вокруг нее пусто. Но если начнем развивать туристическую отрасль, туристы не согласятся стоять посреди пустоши с багажом и ожидать прибытия корабля. Нам понадобится небольшой полноценный космодром, не столько для кораблей – ну, во всяком случае, поначалу, – сколько для туристов. Им нужно будет где-то оставить багаж, укрыться от непогоды и выхлопов ретроракет, перекусить в ожидании своего рейса. Все это исходя из предположения, что у нас будет один корабль, вроде того, каким доставили сюда колонистов масаи. Но если мужчина или женщина в состоянии найти время и деньги, чтобы приехать сюда посмотреть на животных, то у таких туристов, скорее всего, будет собственный звездолет, а раз так, нам понадобятся ангар, заправочная станция и обученные механики.
– Тогда, пожалуй, лучше уничтожить природные парки, – произнес Джошуа.
– Почему? – спросил Блюмлейн.
– Ты описываешь не Утопию масаев, – ответил Джошуа. – Это ближе к масайскому понятию об аде.
Блюмлейн обернулся ко мне:
– Так ли это, Дэвид?
– Смотря каких масаев спросить, – отвечал я. – Не забывай, что восемьдесят процентов масаев еще на Земле покинули саванны ради городов; ясно, что они интересовались способами заработка. И даже скотоводы никогда не отказывались от доходов от туризма. Еще в конце XX века мы строили специальные деревни, куда туристы могли приезжать, бродить среди наших хижин, снимать фото и видео, задавать вопросы, так что наш эльморан проводил больше времени с туристами, удовлетворяя их любознательность, нежели со своим скотом. К началу XXI века мы создали много рабочих мест в туристической отрасли. Знаешь ли ты, что в одном только 2020 году было продано семь тысяч аутентичных масайских копий? И меньше тысячи из них нашли своих покупателей в Африке, а все остальное продали через дилеров или через интернет.
– Значит, это и вправду был ад? – спросил Блюмлейн.
– А иначе зачем было эмигрировать на Килиманджаро? – ответил вопросом Джошуа.
– Вы прибыли сюда построить Утопию.
– С той же целью кикуйю прилетели на Кириньягу, – сказал Джошуа.
– Это правда, Дэвид? – обратился ко мне Блюмлейн.
– Нет, – ответил я. – Они прибыли туда возродить Утопию, которая, по их мнению, существовала до прихода европейцев. Мы же явились создать свою с чистого листа.
– Мы знаем, чего мы не должны создать, – настаивал Джошуа.
– Разве? – отозвался Блюмлейн. – Покажи-ка мне масаи, который будет возражать против богатства, от своего скота и шиллингов, и тогда, возможно, я соглашусь.
– Значит, нужно отобрать деньги у госпиталей или фермеров и отдать твоей туристической отрасли?
– Богатство не всегда имеет предел, Джошуа, – возразил Блюмлейн. – Ты и сам можешь это наблюдать на примере стада скотины. С каждым родившимся теленком стадо растет в цене – и никакое другое стадо от этого не теряет ценности. Таким образом растет богатство. Мы уже исследуем некоторые возможности, пытаясь создать самоокупаемую систему природных парков. Она принесет нам деньги туристов, деньги, которых не существовало на Килиманджаро, пока туристы не приехали их тратить. Она создаст рабочие места смотрителей, автомехаников, обслуживающего персонала домиков отдыха – рабочие места, которых здесь не существовало, пока туристам не понадобится сервис. Деньги, которые заплатят туристы, не отнимутся у кого-то на Килиманджаро. Эти деньги увеличат наше благосостояние, а не просто перераспределят его.
– Перестань мне лекцию читать, будто я маленький! – гневно перебил его Джошуа.
– Тогда перестань возражать, как ребенок, – отпарировал Блюмлейн. – Если бы люди хотели жить так же, как жили в Кении или Танзании, они бы не прилетели на Килиманджаро. Как и всякая потенциальная Утопия, эта носит экспериментальный характер. Я сохраню парки, пока смогу, и разберусь с последствиями их существования, как смогу. Но если не смогу их сохранить, если не получу большинство среди старейшин совета, то я не сдамся и не вернусь на Землю, поджав хвост. Я выдвину новый проект для новой Утопии. Чего я не стану делать, так это в чистом виде воссоздавать земное общество. Если оно было Утопией, то масаи ни за что не покинули бы Землю.
– Оно было ближе к Утопии, чем предлагаемое тобой, – не сдавался Джошуа.
– Прости, если я с тобой не соглашусь, – ответил Блюмлейн.
– Ты можешь выразить несогласие перед советом, – сказал Джошуа, – потому что именно там я собираюсь привести свои аргументы.
– Это лучшее место для подобных дискуссий, – согласился Блюмлейн. – Увидимся там.
Джошуа направился было к двери, потом обернулся ко мне.
– Ты со мной, Дэвид? – Он все еще был возбужден.
– Мне надо еще кое о чем поговорить с Дэвидом, – сказал Блюмлейн. – Я велю отвезти его, когда закончим.
Джошуа ушел, не сказав больше ни слова. Блюмлейн подождал некоторое время, чтобы увериться, что Джошуа не вернется, и обернулся ко мне.
– Спасибо, что не озвучил при нем, Дэвид, – произнес он.
– Странно, что он сам не подумал, – ответил я. – Это же очевидно.
– Только для историка, – заметил Блюмлейн. – Вспомни, в Африке крупных млекопитающих уже пару веков как нет, а еще полвека до того прилагались все усилия для сбережения их популяций. Что может он знать об охотничьих лицензиях?
– И тем не менее, – сказал я, – он наверняка прикинет в уме, что рог одного носорога, не добытого браконьерами, а принесенного в жертву, обеспечит содержание двух заповедников в течение двадцати лет. Этого времени более чем достаточно, чтобы вырастить еще нескольких и выбрать следующую жертву.
– Я не спорю с твоими выкладками, – отозвался Блюмлейн.
– Как ты поступишь, если он выдвинет это соображение перед советом? – спросил я.
– Расчеты неоспоримы, но с моральной стороной дела можно поспорить. В заповедниках выдавали лицензии, когда не хватало ресурсов, чтобы прокормить наличных зверей. Быстрая смерть против медленного угасания от голода. К тому же звери обитали там до нас, им пришлось потесниться, чтобы впустить к себе человека. Здесь картина абсолютно иная. Это искусственный мир, лишенный собственных форм жизни. У нас тут есть носороги и другие звери, но мы их сами хотели, мы их клонировали и вырастили, так что было бы аморально убивать их даже ради экономической целесообразности.