Кирпич из Лондона — страница 27 из 40

— Нет. Но хотелось бы. То, что построено вручную, впечатляет. Рассказывали те, кому довелось там побывать.

Крестный переглянулся с Григорьевым:

— А что, Витя, давай устроим ему завтра экскурсию. Сам-то не против? — обратился он к Роману.

— Конечно, не против, а как это?

— Вот смотри, мы сюда пришли на катере? Правильно?

— Ну, да.

— Мы шли вниз по течению, поэтому и быстро дотопали. Обратно можно переть против течения, а можно чуть иначе. Чуть выше по течению высаживаемся. Как раз напротив горы получается. Под рекой проходит тоннель. Он охраняется с двух сторон, но нам можно. Когда строили комбинат, то предполагали, что может произойти нештатная ситуация. В тоннеле заложена взрывчатка. Она периодически освежается. Если реактор пойдет вразнос или еще чего не так, то идет подрыв, и воды реки затапливают весь комбинат. Полностью. Гасится любой пожар. Правда, вместе с персоналом, но это уже неизбежные потери. Надеюсь, что у тебя нет клаустрофобии? А то когда едешь на машине по тоннелю, осознаешь, что у тебя над головой много тонн воды, и у кого боязнь замкнутого пространства и богатая фантазия, у тех натуральная истерика происходит. Если есть такие проблемы — скажи честно. В этом нет ничего позорного. Нет никакого желания хлестать тебя по щекам, приводя в сознание.

— Нет, клаустрофобии не установлено, — отрицательно покачал головой Роман.

— Значит, завтра так и сделаем. Наши, «комбинатовские», высаживаются, там ждет служебный автобус, едем по тоннелю. Потом покажем тебе страшные тайны горы. Затем пересаживаемся на служебные машины и едем в город. Гораздо раньше управимся, чем на пароходе. Годится?

— Конечно! Спасибо! — Кушаков был счастлив. Он не ожидал, что так легко получится попасть на закрытый комбинат.

Далеко за полночь компания угомонилась, и все разошлись по палаткам. С первыми утренними лучами солнца Кушакова бесцеремонно растолкали, позвали рыбачить. Часть рыбаков отчалила от берега на катере и рыбачила на середине реки, встав на якорь. Остальные, как Кушаков, с берега.

Не с первого заброса, но клев пошел! У всех — и кто на берегу, и кто с катера рыбачил. Садок быстро наполнялся извивающейся, стремящейся на волю рыбой.

Азарт охватил рыбаков. Если поначалу каждый громко оглашал окрестности своей удачей, то через час все молча и сосредоточенно вылавливали хариуса.

Но как только солнце поднялось и начало припекать — клев как отрезало. Рыба ушла на глубину. На катере еще какое-то время ловили, но потом тоже прекратили, и он вернулся к берегу.

Рыбаки тут же принялись за дело. Было видно, что у каждого своя роль. Кто-то быстро, сноровисто чистил, потрошил рыбу, кто-то разводил костер, с катера принесли большую сковороду. Кто пошел рубить дрова для второго костра, на котором готовили большую переносную коптильню. Было видно, что каждый занимается своим делом, невзирая на чины и ранги. Только Роман был на побегушках. Сгонять за дровами в лесок, принести воды, поставить большой котел на огонь, на треноге, смотреть, чтобы вода закипела, но не убежала, чистить картошку, лук, морковь.

И вот приготовления закончились, на трех кострах — три блюда. Рыба жареная, уха, все как положено, перед готовностью большая стопка водки в котел и головня из костра туда же на пять минут. И рыба горячего копчения. Кушаков поинтересовался, а почему соленую не готовят? Он готов, он умеет. Чего проще, почистил рыбку, слегка присолил, пять минут — и готово!

— Вон видишь прокурорского? Твой тезка — Роман, — криво усмехнулся Григорьев. — Он тоже был большим любителем слабосоленого хариуса, только что выловленного. Итог один — описторхоз. Мы его лечили как могли. Всю медицину на уши поставили. Кое-как спасли. Никто толком не знает, отчего хищник хариус болен таким паразитом. Вот мы с тех пор не едим соленого хариуса, только после термической обработки. Теперь понятно?

— Понятно, — кивнул Роман.

Много еще оставалось свежей рыбы. Ее разделили поровну между всеми, вся присоленная, чтобы не испортилась. Посуды было запасено заранее достаточно, и бидоны, и судки. Ее опустили в воду, чтобы холодная проточная вода студила тару для перевозки рыбы.

Хорошо приготовленная еда на костре явилась прекрасной закуской к водке. Замечательная компания, чудесная еда, и все это на фоне великой реки. Солнце уже перевалило за полдень и пошло на убыль, когда приняли решение сворачиваться. Опять каждый знал свою роль. Без суеты, сноровисто, деловито, с шутками, убрали лагерь. Весь мусор загрузили в запасенные большие мешки, кострища закопали, уложили снятый вчера дерн, водой из реки полили его, чтобы быстрее прижился. Погрузились на катер и тяжело, натужно, против течения, моторы стали толкать катер вперед. Было понятно, что путь домой займет немало времени.

Кушаков стоял на палубе, опершись на леер, вслушивался в разговоры и старался запомнить их. Надо будет сегодня вечером сначала все записать, зашифровать не успеет. Надо еще отмыться от костровой копоти, побриться, приготовить одежду на рабочую неделю. Дел много, времени мало.

У небольшой пристани стоял микроавтобус, водитель махал им рукой. Причалили, он принял конец каната, притянул катер, ловко закрутил вокруг кнехта. Деревянный штормтрап перебросили на причал, и пассажиры перебрались на берег. Водитель помогал каждому, принимал вещи. Шесть человек, вместе с Кушаковым, погрузились в транспорт и поехали. Роман крутил головой, стараясь запомнить детали. В интернете он внимательно изучал спутниковые снимки «двадцать шестого». Когда его кураторы из разведок отработали ему задание сосредоточиться на ГХК, он первым делом залез в компьютер, прочитал всю доступную информацию.

На снимках лишь видно, как железнодорожные рельсы подходят к горе. Про тоннель тоже мало информации. Из открытых источников он ничего нового не узнал, поэтому сейчас почти не верил своему счастью. В глубине шевельнулось, что все это спектакль для одного зрителя, но, прогоняя в памяти весь вечер, разговоры с ним, понял, что просто стечение счастливых обстоятельств. Как в лотерею выиграть.

Автобус подъехал к металлическим закрытым воротам, вышел солдат с автоматом, водитель показал пропуск, и тот скрылся за воротами. Через несколько секунд они с грохотом отъехали в сторону. Большая территория, несколько помещений для охраны, трансформаторная будка, водонапорная башня. Две замаскированные вышки. Со спутника и с земли они смотрятся как колонны, и только при ближайшем рассмотрении видно, что это не просто колонны.

На другом конце территории были распахнуты створки в тоннель. Жаль, что нельзя фотографировать.

Возле здания стоял офицер. Не видно звания, по внешнему виду молодой, правда, с уставшим лицом. Он курил и сопровождал взглядом автобус. Взгляд жесткий, хлесткий, цепкий, мазучий. «Как у матерого оперативника», — подумал Кушаков.

Роман знал, что в толпе людей опер вычислит опера по взгляду. Липкому, мазучему. Преступники также по взгляду могли вычислить тех, кто сидел на зоне. У них взгляд очень короткий, они чаще боковым зрением осматривают человека, местность. А у этого офицера… Как будто рассматривает цель, прикидывая, куда всадить очередь, чтобы остановить микроавтобус. Очень неприятный взгляд. Равнодушный.

Кушаков зябко повел плечами. Этот офицер, в случае приказа, спокойно закроет створки этих громадных ворот и подорвет тоннель. И ни секунды не будет сомневаться, обрекая на смерть весь персонал ГХК. Не зря Роман недолюбливал военных, считая их тупыми автоматами, исполнят любой приказ, плюя на свою жизнь и на деньги.

Было видно, что водитель автобуса здесь не впервые, он на хорошей скорости въехал в тоннель, который тускло освещали лампочки, расположенные на равном расстоянии по стенам.

Тоннель узкий, две машины не разъедутся, потолок метров семь в высоту.

Он поежился от мысли, что, если произойдет подрыв, десятки тонн воды рухнут на них.

Дорога представляла собой сплошной левый поворот, потом пошла прямо.

Роман вспоминал, что читал про тоннель. Длина — два километра двести метров, глубина — пятьдесят метров. Тоннель двухуровневый, верхний ярус — для прокачки жидких отработанных ядерных отходов. Не используется. По крайней мере, официально. Нижний — для автотранспорта.

Он шарил взглядом по потолку, стенам в поисках мест, где заложены заряды. Не увидел.

Перед выездом тоннель стал сплошным правым поворотом. Снова охрана, проехали ворота, шлагбаум. Вот и территория комбината. Не сама гора, а техническая зона. Здесь стояли автомобили, которые ждали рыбаков. Водители принимали сумки, рыбацкие снасти, растаскивали их по машинам. Григорьев с крестным Олеси о чем-то тихо разговаривали. Кушаков вертел головой, пытаясь запомнить окружающую обстановку.

Григорьеву позвонили на мобильный телефон. Он ответил, а, отключившись, раздосадованно проговорил, обращаясь к крестному дочери:

— Ну все, выходные кончились. Пошли в офис.

У Кушакова вытянулось лицо. Так обидно! Вот она, экскурсия, была так рядом!

Григорьев посмотрел на него и повернулся к токарю:

— Игорь! Ты сильно домой спешишь?

— А что надо?

— В горе экскурсию проведи молодому, — кивнул он на Кушакова.

— Сделаем. Только в гору? Не показывать новый опытный завод, цех по хранению?

— Горы хватит, — махнул крестный.

Мужчины попрощались, часть улова, который принадлежал Роману, выгрузили, и Игорь сказал ему:

— Пошли!

Это исполинское инженерное сооружение поражало воображение. Рельсы, уходящие в гору. Тут же перрон. Приходит электричка, привозящая дежурную смену. Сводчатый потолок. Много света, чисто, сотрудники снуют туда-сюда с деловым видом.

Кушаков и Игорь были одеты в обычную одежду, а не в синюю униформу, оттого привлекали к себе внимание. Но Игоря здесь знали, приветственно махали руками, здоровались.

Первым делом ему показали помещение, где хранится отработанное ядерное топливо. Размером оно было с футбольное поле. Щиты закрывали пол. Игорь кивнул на покрытие: