— Создали ему режим мнимого благоприятствования. Сами установили там камеры, наблюдали за ним. Кушаков в назначенный день действовал очень грамотно. Он три квартала охватил. По «улитке» шел от края к центру. И самое удивительное, что обладает способностью сливаться с толпой. Мимо него пройдешь и не заметишь, а заметишь — не запомнишь. Классный филер.
— Ты, часом, не влюбился в него? — не выдержал Щукин.
— Нет, — ухмыльнулся полковник Галкин. — Просто оцениваю противника. Очень грамотно работал. Очень. Благо что я пенсионеров в строй поставил на день. Все охотно согласились. С внуками вышли на прогулку. Фланировали. Старики не вызывают подозрений. Вот так, не следуя за ним, но, не выпуская ни на секунду из поля зрения, и смотрели за окружающей обстановкой. В люках нерабочей канализации комбайнового завода установили видеокамеры. Удалось снять в этот период очень интересный момент, пока наш Кушаков нарезал круги в поисках нашей активности.
Галкин достал из папки несколько больших и четких фотографий. Столб знака «Пешеходный переход». На столбе, на уровне опущенной руки, черта от маркера или фломастера красного цвета. Его видно как пешеходу, так и из проезжающей машины.
Следующая фотография. Английский разведчик с дипломатическим паспортом стоит на этом переходе с легкой улыбкой на губах.
Третья фотография. Дедушка бодрого вида стоит на переходе. На четвертой фотографии было видно, как он маркером рисует черту. Со стороны совсем не заметно, только самый кончик маркера слегка торчит между пальцами.
— Известно, кто этот ветеран невидимого фронта, что у нас под носом трудится? — со скрытым раздражением спросил замначальника управления.
— Разрешите, товарищ полковник? — встал подполковник Куликов, начальник ОРАФ. (ОРАФ — отдел регистрации архивных фондов. В этом отделе хранятся архивные оперативные материалы со времен царской охранки.) — На фотографии Иванов Олег Петрович, 1950 года рождения. В прошлом старший инженер упомянутого секретного радиозавода. Попадал в поле зрения органов госбезопасности в 1990 году, было предположение, что он находится на связи у ЦРУ. В ходе наблюдения в те годы и было сделано это фото. — Подполковник положил на стол старую черно-белую фотографию, тот же столб, и знак тот же. Только не разобрать, какого он цвета.
Всем стало не по себе. Матерый враг, связанный с секретным оборонным предприятием, столько лет работал у них под носом, а они даже не подозревали.
Куликов продолжил, зачитывая выдержки из документов, что лежали перед ним:
— После того как его лишили допуска к секретным документам, Иванов уволился с предприятия. Длительное время работал в коммерческой сфере, организовал несколько фирм, но безуспешно. Подавал документы на заграничный паспорт, наше управление рекомендовало ОВИРу не выдавать. Что и было сделано. После этого вновь заявлений не поступало. За границу не выезжал. В 1992 году оперативная разработка была прекращена, дело направлено в архив. Я связывался с разработчиком, подполковником Шабалиным, он уже на пенсии. Тот прекрасно помнит этот материал, до сих пор убежден, что Иванов инициативно вышел на ЦРУ. Имеются косвенные подтверждения этому. В 1993 году американская делегация, в рамках договоренностей, прибыла на радиозавод. Они были прекрасно осведомлены о расположении цехов, а также о отдельно стоящей испытательной площадке неподалеку от поселка Подгорный. Мало кто знал на заводе о ее существовании. Иванов знал и неоднократно бывал там. Американцы располагали детальными снимками как самого завода, его секретных цехов, так и площадки с испытательными стендами. Можно предположить, что они воспользовались предоставленной Ивановым информацией. После его увольнения контакты с ним были прекращены из-за утраты разведывательных возможностей и попадания последнего в поле зрения контрразведки. Девять месяцев назад Иванов вошел в совет ветеранов радиозавода, а через четыре месяца, после смерти по естественным причинам прежнего председателя, возглавил эту организацию. Имеет доступ ко многим служебным помещениям, в том числе и к директорскому корпусу. Располагает широким кругом знакомых на заводе. Его бывший подчиненный стал главным инженером радиозавода.
— М-да, — потер переносицу заместитель начальника. — Что-нибудь еще известно?
— Немного. — Галкин достал справку. — Когда приезжал американец и ночью совершал бросок по этой улице, я проверил, знака не было. Но Иванова за сутки до этого отвезли по «Скорой» в больницу. Мочекаменная болезнь, камни пошли.
— Если бы не камни в почках, то Иванов оставил бы визуальную метку уже тогда? Не факт, что мы бы поняли на тот момент, что именно происходит. Предполагаю, что Иванов, выйдя из больницы, повторно вышел на связь на своих бывших хозяев. Чтобы проверить его подлинность, назову это так, они сказали ему нанести метку там, где он это делал в девяностые годы. А теперь, после подтверждения его личности, думаю, будет установлен канал связи. Что же дедушка им предложит? Вот и получается, что ваш Кушаков, сам того не ведая, «подсветил» нам этого ветерана шпионажа. Полковник Галкин, Кушаков не посылал никаких смс или иных сообщений об активности вашей службы в районе наблюдения?
— Я бы уже рапорт на стол положил. Посчитал, что не способен дальше руководить, — сухим голосом доложил Галкин.
— Ладно, ладно, тоже мне, рапорт на стол, — хмыкнул заместитель начальника, хорошо зная о щепетильности и порядочности полковника Галкина.
Потом еще долго обсуждали и разбирали проведенное мероприятие, выискивая собственные ошибки. Без крика, поиска виноватых, чтобы не допускать их впредь. Ошибок не установили.
После окончания совещания полковник Щукин получил задачу сконцентрироваться на новом объекте — Иванове. Не допустить передачу информации иностранным спецслужбам.
Кушаков
Роман лежал дома, невидяще смотрел в потолок, вновь и вновь прокручивая в голове то, как он пытался обнаружить признаки активности контрразведки в районе улицы. Не получалось. Все было тихо. Естественная активность. Ни подозрительных машин, ни пеших, слоняющихся без дела по улице. Там и магазинов-то толком нет, чтобы стоять и рассматривать витрины. Поначалу возникла тень подозрений, что как-то ему легко удалось проникнуть на крышу, но потом сам убедился, что многие сотрудники обоих полов ходят курить на крышу в погожую погоду. Также он обратил внимание, что его кабинет прекрасно просматривается. Отметил для себя, что нужно быть осторожным. Хотя что там увидишь? Как он ходит по кабинету, три шага туда, три обратно? Или как сидит за своим рабочим местом?
Кушаков улыбнулся своим мыслям. Надо ехать в Питер, там ждет его подарок в тайнике. Тридцать тысяч долларов. Это уже хорошо.
Задумался. Держать деньги дома не стоит. В банк? Тоже не нужно. Банк сегодня есть, завтра кончился. Да и проверить его элементарно. И вопросы будут, мол, а откуда у тебя, опер голозадый, такие авуары? В недвижимость? Тоже могут спросить. Но это здесь. Все на виду. А вот в другом месте? В другом можно. Где-нибудь подальше. Санкт-Петербург? Нет. Город красивый, но зимой там неприятно. Всепроникающая влажность, ветер с Финского залива. Вечная простуда. Москва? А почему бы и нет? Там затеряться можно быстро. Да и никто ни на кого не обращает внимания. Вавилон из приезжих. Недаром весь преступный элемент пытается там спрятаться. Решено! Надо брать квартиру в Москве в ипотеку! Недвижимость дешеветь не будет. Купил и тут же сдал. Опять же копейка начнет падать, вот и гасить деньгами с аренды будет дешевле. Ну а если получится с Олесей, продолжал мечтать агент американской разведки Растесс, то вообще можно быстро погасить долг перед банком. Значит, ключ к благополучию лежит через Олесю и ее родственников.
Кушаков взял телефон, набрал ее номер:
— Здравствуй, зайчонок! Чем занимаешься?
Поговорив минут десять, выслушав все новости, спросил:
— Зайчик, ты не против слетать в Санкт-Петербург?
В трубке раздались восторженные восклицания.
Через три недели Кушаков с возлюбленной вылетел в Санкт-Петербург.
По интернету сняли двухкомнатную квартиру на Васильевском острове.
Олеся впервые была в Санкт-Петербурге. Она крутила головой, восторгаясь чистотой в городе, рассматривала старинную архитектуру. Прямые проспекты приводили ее в возбужденное состояние.
Кушаков, тыкая пальцем в окно такси, обращал внимание Олеси на одно или другое здание или на очередной памятник. На самом деле, это давало ему повод крутить головой, пытаясь вычислить слежку за ними. Но все было чисто.
Через несколько часов Кушаков и Олеся вышли из подъезда. Роман повел ее на пешую экскурсию по городу. Он размахивал руками, показывая ей город. Этот город за время учебы он изучил вдоль и поперек. Заодно отслеживал, что именно изменилось. Часто нырял в проходные дворы, проверялся, нет ли за ним «хвоста». Чтобы Олесе не было скучно, он рассказывал, что помнил из истории домов.
— Рома! Ты так интересно рассказываешь и знаешь, наверное, как пройти весь город, вот так, проходными дворами!
— Зайчик! Все просто. Мы ходили в самовольные отлучки, чтобы в кино сбегать или пива попить.
— Или по девкам скакал? — ревниво спросила она.
— Нет, что ты, любимая! Какие девки! В казарме мысли только, как поесть от пуза да выпить от души! И не попасться! Вот давай я тебе расскажу, как тут пройти. Если идти со стороны Загородного проспекта по Гороховой улице, то в домах, начиная с последнего дома № 68 до дома № 56, все металлические ворота в арках закрыты на замок, включая дом Григория Распутина, № 62. Ворота арки дома № 56 не закрыты, считаю, потому что во дворе находится детский сад. Двор большой. Раньше в зданиях вокруг был расквартирован лейб-гвардии Московский полк, в котором служили офицерами братья А. А. Бестужев-Марлинский и М. А. Бестужев, Д. А. Шепин-Ростовский. Полк под их командованием в декабре 1825 года выступил на Сенатской площади. За что солдаты и офицеры были наказаны и высланы в другие гарнизоны и в Сибирь. Если идти прямо от арки, то справа проходишь детский сад, а слева, напротив детского сада, детская площадка. Если за ней повернуть налево, то через две параллельные подворотни — они метрах в четырех-пяти проходят через бывший штаб лейб-гвардейского Московского полка, а ныне военный комиссариат Ленинградской области — можно выйти на набережную Фонтанки, дом № 90. Если идти мимо детсада, за ним стоит трехэтажное здание отеля. Пройдя за него и повернув направо, выходишь на бывший плац этого полка и в самом начале поворачиваешь налево. Обходишь гаражи и за ними выходишь на улицу Бородинскую. Если повернуть направо и пройти метров сто пятьдесят, выходишь на Загородный проспект, а если повернешь налево — выйдешь на набережную Фонтанки, недалеко от моста напротив Большого драматического театра, он же БДТ.