— Что делать будем? — оторвавшись от бумаг, спросил Уланов.
— Я предложил профилактировать. Думаю, что это самое разумное решение. И из ситуации выйдем, создадим Кушакову режим мнимого благоприятствования, пусть расслабится, мол, контрразведчики обделались по полной. А сами будем работать. Иди готовь документы по уведомлению о противоправной деятельности гражданина Кушакова. Тридцать минут у тебя есть. Потом надо еще с руководством согласовать. И с Москвой непременно. Без их санкции не получится.
Через пять часов Кушакову вручили под роспись уведомление о недопустимости ведения противоправной деятельности.
Не выдавая своего волнения, с той же легкой, блуждающей улыбочкой, он вышел из Управления ФСБ. Документ не сложил, а лишь помахал контролеру на выходе, не удержавшись от язвительной фразы:
— Чао, Буратино!
Прапорщика аж подбросило от такой наглой фамильярности.
Майор Уланов стоял в холле, изображая посетителя, набирал номер на служебном настенном телефоне, и весь покраснел от злости, напрягся спиной, но постарался не выдать своих эмоций.
Когда массивная дверь закрылась за Кушаковым, контролер обратился к Уланову:
— Нет, вы видели, товарищ майор! Какой гад! Меня Буратино обозвал! Жаль, что не тридцать седьмой год! Его бы давно уже к стенке во дворе поставили!
Уланов неотрывно смотрел на входную дверь и, не оборачиваясь, ответил:
— Был бы на дворе тридцать седьмой год, нас бы давно уже в распыл пустили. И тебя, и меня. Поэтому хорошо, что сейчас на дворе иное время. Не переживай. Отомстим. Очень больно ему будет. Больно накажем.
В кабинете у Щукина уже собралось много народа. Окна нараспашку, почти все курили. Присутствующие были злы, расстроенны, эмоционально взвинченны.
Штатный невропатолог, она же и полиграфолог управления, Ольга Николаевна, женщина чуть за сорок, имевшая в багаже три командировки в зону боевых действий в Чечне, обычно выдержанная, разошлась не на шутку. Громко, не сдерживаясь, не подбирая слова, она стучала пальцем по бумагам, не обращая внимания на то, что пепел с сигареты сыпался на документы и падал на пол:
— Я ничего не понимаю! Чуть меньше года прошло! Это другой человек! Я всю ночь готовилась! Полностью просмотрела, в том числе и видеозаписи, когда я его «мариновала» в коридоре перед обследованием. Неврастеничный тип, с завышенным самомнением, неразборчив в средствах при достижении цели. Беспринципный! Склонность к садизму! Получал взятки, подкидывал улики, пробовал наркотики. Высокомерен. Людей считает лишь средством для достижения личных целей! А сейчас! Ничего!!! Абсолютно! Вся полиграмма — честнейший альтруист! А его улыбочка! Он знал про эту модель полиграфа! Мы ему не говорили, а он уже расстегнул рукава и закатал рукава рубашки! Но невозможно так за год научить человека!!! Невозможно подготовить к проверке на полиграфе! Мы его «раскачивали», провоцировали, чтобы он сорвался, только что не оскорбляли и не били. И ничего… Этого просто не может быть!
Щукин посмотрел на полиграфолога из Москвы:
— А ваше мнение?
У того на щеках пылал румянец. Желваки ходили ходуном, было видно, что он тоже переживает.
— Я полностью разделяю мнение коллеги. Я также ознакомился с данными обследования, что было ранее. Или мы имеем дело с социопатом, патологическим лжецом, что невероятно за столь короткий срок. Или же его ЦРУ научило так проходить полиграф, что, если возьмете его, очень хотелось бы с ним пообщаться, чтобы он поделился этой методикой.
— У вас все?
— Понадобится время, чтобы все еще раз проанализировать. Но предварительно — ничего.
Отпустили специалистов по полиграфу, оставшиеся офицеры стали обсуждать сложившуюся ситуацию. Все понимали, что атака в лоб провалилась. Уланов рассказал про брошенную Кушаковым фразу в холле.
Раздался телефон на столе Щукина, он поговорил и обернулся ко всем присутствующим:
— Ну что, кажется, не все еще потеряно. Кушаков вышел по каналу срочной связи на своих хозяев, запросил неотложный контакт через тайник, написал, что задание выполнено.
В кабинете повисла пауза.
— Он в своем уме или посчитал, что мы бессильны? — Товарищ из Москвы был в недоумении.
— Думаю, что здесь дело в жадности, — задумчиво ответил Щукин. — Последняя связь. Потом переходит в «спящий режим». Он же не знает, что у нас есть на него. А мы же хотели взять его с поличным. Вот и будем брать. Но здесь без помощи Центрального аппарата в Москве нам не справиться.
Второй командированный из Москвы тяжелым кулаком прижал документы на столе:
— Сделаем все, что надо. Люди, техника будут. Сам куда надо пойду. Такого еще не было, чтобы шпион так нагло вел себя в Конторе.
Периодически звонили Щукину разведчики из наружного наблюдения, технари с «горячего контроля» технических каналов связи.
Получалось, что, покинув стены управления, Кушаков пошел в кафе рядом, заказал кофе, подсоединился к местной сети интернета, отправил через электронную почту закодированное сообщение, в котором просил срочную связь. Цифры он набирал по памяти. Шифровальщики, используя копии книг, потратили не более пяти минут на расшифровку.
После кафе Кушаков прибыл на свою службу, где находится и сейчас. По городскому и личному мобильному телефонам не ведет переговоров. Один лишь звонок Олесе, сообщил, что не сможет сегодня встретиться. Служба.
По указанию начальника управления все силы полковника Галкина были сняты с других объектов и брошены на сопровождение Кушакова. Теперь по нему работали, невзирая на затраты, как человеческие, так и материальные.
В отделе уголовного розыска, где работал Кушаков, готовили мероприятие. Ближе к полуночи он вышел и отправился в кафе, где снова заказал кофе, десерт. Вышел в сеть, получил незашифрованное сообщение «1БЮ7».
И снова в кабинете у полковника Щукина горел свет. Много офицеров управления побывало у него, коллеги из Москвы достали карты столицы и Санкт-Петербурга. Все понимали, что закладка будет в одном из этих городов. Иначе агент не запросил бы связь, мог бы выехать за рубеж, но был риск, что на границе его бы вывернули наизнанку в поисках донесения.
Наружное наблюдение сообщало, что отдел Кушакова выехал на задержание. Ночь. Пустой город. Полицейские едут на пяти машинах, параллельными улицами их сопровождают контрразведчики. Могла быть компрометация наблюдения. Да и экипажи ГАИ выехали на ночное дежурство. Было принято решение снять наблюдение, выставиться по периметру квартала, в котором полицейские проводили задержание.
Сотрудники технического контроля отслеживали перемещение Кушакова по биллингу. Также сканировали радиочастоты, на которых работали полицейские.
Распечатывая очередную пачку сигарет, Щукин мрачно бросил:
— Нам только не хватало, чтобы майор Кушаков сейчас погиб геройской смертью при задержании особо опасного преступника.
— Сплюнь. Накаркаешь, — недобро посмотрел на него москвич и три раза постучал по столу.
Через час наружное наблюдение доложило, что задержание отделом Кушакова прошло не совсем гладко. Судя из перехвата, Кушаков стоял на резервном пути отхода бандита, тот туда и пошел… На Кушакова. Тот не успел вынуть пистолет, завязалась потасовка. Бандита он повязал, но у самого повреждена голова, нога, хромает сильно.
В кабинете воцарилась тишина. Все смотрели на полковника.
— Молодец, Ромка! — улыбнулся Щукин. — Ей-богу, молодец! — Перехватив недоуменные взгляды присутствующих, пояснил: — Вы еще не поняли его? Ну, вы даете! Он понимает, что сейчас мы за ним будем наблюдать, поэтому сваливает на больничный, усыпляет бдительность и улетает на тайник. Утром улетел — ночью вернулся. Скрытно проник в свою квартиру. И все. Концы в воду.
— Как это незаметно уйдет из квартиры? — недоуменно спросил Уланов.
— Он же знает, как мы работаем. Известно обо всех методах работы, приемах. Не знаю как. Могу лишь предположить, что поднимется наверх и через чердак выйдет спокойно в соседний или дальний подъезд. И пока наши будут лузгать семечки под его подъездом, он будет напевать себе под нос песенку о том, сколько там тысяч метров под башмаком. Оставит телефон дома. Ну, это для примера. Я бы рассматривал как один из вариантов.
Воцарилась тишина.
— Да ну! Неужели такой продуманный черт?
— Могу поспорить на бутылку коньяка. — Полковник Щукин стал весел и азартен. — Аркадий Викторович, ты его поставил на контроль по «Розыск-Магистрали»?
— Сразу же, как попал в поле нашего зрения. Как только он покупает билет, любым способом, хоть через интернет, мы тут же будем знать, — кивнул майор.
— А если он покупает в аэропорту? Приехал, купил, полетел. Багажа нет. Поднялся в самолет перед самым вылетом. До аэропорта час пилить. Если в ночное время, то, пока дежурный всех нас соберет да до аэропорта доберемся, он как раз на полпути будет. Пять часов лету до Москвы, столько же и до Питера.
— Выставляться в аэропорту и там брать? — с тревогой в голосе спросил Уланов. — А что мы ему предъявим? Даже если мехом внутрь вывернем? Скажет, не мое, подбросили, попросили передать.
Щукин выпустил струю табачного дыма в потолок.
— Правильно мыслишь, майор. Правильно.
Командированные из Москвы до этого сидели молча, попивая бессчетные кружки кофе, а после слов майора спросили:
— И что предлагаешь, Иван Андреевич?
— Пусть летит. Вы его там и примете, сначала на «хвост» сядете, только осторожно, мягко, с любовью и нежностью. А потом на тайнике возьмете. Жестко. С пролетарской ненавистью. Ребята, только не профукайте. Обидно будет. Столько трудов коту под хвост.
— Не переживай, Андреевич! Там-то мы его не упустим. Прищучим!
— А что теперь делать?
— Ничего. Сидим, ждем доклада, — покачал головой Щукин. — Кушаков сегодня в героя поиграл. Ему сейчас больничный нужен. Кровь из носа как нужен. Если я прав, то «наружка» скоро нам сообщит, что его или в больницу потащат — но там могут положить, а ему это не нужно, — или в травмпункт. Там все прозаичнее. Дадут справку, наутро в госпиталь МВД, открывает больничный, и все, кури бамбук!