Кирюшка стал усердно собирать грибы. Грибов было много. Раздвигая руками опавшие листья, Кирюшка видел, что грибы стояли плотными рядами, как оловянные солдатики. Грибной слой только что пошёл, поэтому старых и червивых грибов почти не было. Кирюшка раза два уже отнёс полную корзиночку грибов, устал и сел отдохнуть на рядом стоящий пенёк. Красота перед ним открылась неописуемая. Большущая поляна с ярко-зелёной травой, по краям огромные вековые, высоченные, в два обхвата, осинки, с серебристой корой и ярко окрашенными багряным и золотистым цветом листьями, уходили в самое синее-синее небо. Изредка между соснами виднелись тёмно-зелёные лохматые, с сединой от старости, ёлки. И над всем этим светило неяркое осеннее солнышко.
«Вот тут, наверное, Баба яга и живет», — почему-то подумал Кирюшка, и стал оглядываться, испугавшись собственных мыслей. Но, увидев отца, собирающего рядом грибы, успокоился. Наконец, отец подошёл, сел рядом на бугорок и достал пачку папирос, закурил.
— Не знаю, Кирюшка как мы с тобой все грибы унесём. Тут их тьма. Давно я столько грибов не ломал. Отодвинешь листву — конца и края им не видно. Это надо же какой нынче грибной год. Не зря меня тетка, баба Таня, за грибами посылала ещё на прошлой неделе. «Сходи, — говорит, — на поляне должны грузди пойти. Дожди прошли и тепло стоит — быть грибам».
Но Кирюшка, очарованный красотой природы, почти не слышал отца и не разделял его забот. Он весь был растворен в этом безграничном лесном мире. Ему даже стало казаться, будто он травинка, растущая из земли и тянущаяся к солнцу. Ему стало так хорошо и спокойно на душе, что слёзы сами по себе покатились из его глаз.
— Ты чего, сынок? Никак соринка в глаз попала? — увидев слезы у Кирюшки, озабоченно спросил отец и достал из кармана мятый носовой платок. — На-ко вот, вытрись, а я посмотрю, где у тебя соринка застряла.
Кирюшка взял платочек, вытер слёзы, больше размазав их по лицу.
— Нет у меня соринки, — ответил он, шмыгая носом. — Я так, сам по себе.
— А-а-а, устал? — не так понял его отец. — Хорошо, хорошо, Кирюша, ты посиди ещё, отдохни. Я сейчас грибы переберу, рассортирую и пойдём обратно потихоньку. Больше брать не будем. Нам их не донести. В следующий раз ещё придём.
Отец затушил папиросу и отправился перебирать грибы. Набив полную корзину, остатки грибов отец аккуратно ссыпал, завернул в плащ, перевязав его верёвкой, так что получился огромный узел-баул, и сказал:
— Ну, Кирюшка, пора. Давай перекусим и обратно пойдём. Время к обеду подошло.
Они с удовольствием съели по варёному яичку с ломтем чёрного хлеба, посыпанного солью, выпили по стакану молока, взятому отцом из дома. А стаканы отец ловко сделал из свежей бересты, содрав белую кору. Он загнул одну сторону так, что получился широкий рожок-стакан.
Посидев ещё пару минут, отец выбрал толстую сучковатую палку, поставил около дерева, потом перекинул перевязанную бечёвкой большую корзину с грибами за плечи, а спереди привязал плащ с грибами, потом взял палку в руки и скомандовал Кирюшке:
— Пошли.
Когда дошли до разъезда, Кирюшка с отцом очень устали. У обоих подкашивались ноги. Взобравшись на высокую насыпь около домика путевых обходчиков, отец сразу опустил грибы на траву и, тяжело дыша, сел рядом. Кирюшка хоть и шёл с маленькой корзинкой, тоже шлепнулся рядом от усталости. С обоих пот тёк струйками по разгорячённым лицам. Отец достал платочек, вытер лицо Кирюшке, потом себе.
— Так-то вот, сынок, грибки достаются. Чтобы их кушать, надо потрудиться.
— Папа, а чего пот солёный? — неожиданно спросил Кирюшка, которому в рот попала солёная капелька пота.
Отец устало усмехнулся.
— Оттого, сынок, что настоящий человек состоит из соли, чтобы крепким быть. Просолённый человек долго не портится. А если кисель или варенье внутри, глядишь — и нет его.
— Как нет? — не понял Кирюшка.
— Да это я так, к слову. Ты не обращай внимания, пошутил я так, — ответил с улыбкой отец. — Вырастешь — поймёшь.
Вскоре подошёл поезд. Машинист оказался знакомым отца.
— Как грибы, Василий Иванович?
— Видишь, какие, едва дошли, — показал отец на свой груз. — Ты немного задержись, дай нам с Кирюшкой сесть.
Отец быстро поставил в тамбур Кирюшку, потом корзину, а затем втащил плащ с грибами. Проводница только ахнула:
— Где же столько грибов набрали?
— Места знать надо, Валентина, — оветил молодцевато отец. — Помоги-ка лучше Кирюшке пройти, пусть в вагоне посидит, а я тут в тамбуре доеду. Не таскать же всё туда обратно, через несколько минут выходить будем.
Дома мать долго чистила, мыла, мочила несколько дней грузди в холодной колодезной воде и всё приговаривала:
— Надо же, сколько нанесли. Теперь засолю — на всю зиму хватит.
Грибы мать солила только одним ей известным способом — с укропчиком, листом смородины и ещё какими-то корешками, в деревянной, ошпаренной кипятком и запаренной можжевельником кадушке на два ведра.
Солёные грузди поспели к ноябрьским праздникам. С первыми морозцами на праздничный стол вместе со свежими пирогами мать поставила большую глиняную тарелку с груздями, заправила их подсолнечным маслом и лучком. Ничего, кажется, вкуснее, чем те солёные грузди с растительным маслом и отварной дымящейся картошкой, Кирюшка в жизни не ел.
— А я понял, почему грузди солёные, — вдруг огорошил всех Кирюшка.
— Это почему же? — удивился отец.
— От пота нашего стали солёными, — ответил Кирюшка и важно посмотрел на родителей, сидящих за столом.
— Наверное, ты прав, Кирюшка, — согласился отец. — Ешь, ешь, до весны хватит. А в следующем году ещё наберём. Так ведь?
— Так, — согласно ответил Кирюшка.