овсем одни в курилке — никого не видят и ничего не слышат. Даже в упор не замечают не то чтобы одного, целой толпы рядом стоящих, шумно носом втягивающих уже ничейный, уже общий дымок, голодно сглатывающих слюну, заглядывающих им в рот, молодых солдат.
Но… нет! Младшие командиры, докурив, ногой или рукой, демонстративно растирают окурок в порошок. Бывает — случается такое! — не всегда аккуратно, небрежно так, бросают окурок в большую бочку-пепельницу — дневальные подметут. Но всегда, несколькими страждущими мгновенно делается контрольный осмотр любого выброшенного окурка на предмет годности. Мгновенно возникшая суета, обычно завершается общим вздохом разочарования: увы, курить тут уже нечего.
Много, очень много окурков бывает только в канцелярии роты. Да, это так. Нужно заметить, что в армии (нам это внушили с первых дней) курить разрешается только в строго отведенных местах, а именно в курительных комнатах, курилках, значит. Причем, этот закон распространяется буквально на всех — и на офицеров тоже. Офицеры же нашей роты, не знаю, как там другие, этим правилом преступно почему-то пренебрегают. Закрывшись от нас в этой своей канцелярии, как паровозы дымят там во всю «ивановскую», не оставляя нам никаких шансов на свежий бычок. И что самое обидное — горы чудесных, хороших окурков вытряхивают из пепельницы прямо в урну. И, чтоб, значит, урна не загорелась — представляете, железяка чтоб не загорелась! — её из графина поливают водой… Прямо на… хорошие, ценные ещё бычки!.. Бля! Ну, что после этого можно сказать?.. Обидно! Конечно, обидно. Мы это варварство видим! Мы, мягко говоря, это не понимаем, и, естественно, категорически — молча! — не одобряем! Мы ж тут как рыбы: видим, понимаем, а сказать не можем… Правила такие для нас… Вот!..
Совет молодому солдату.
Помни, солдат: чем меньше вопросов, тем крепче армия. Именно! То есть дыши глубже, и молча, сопи в две дырочки!
А вопросы свои засунь знаешь куда?.. Вот, молодец, догадливый. Так то!
Дневальные периодически, конечно, чаще чем положено, а точнее, в любой удобный момент, когда случайно, хоть на минутку, пустеет канцелярия, заскакивают туда. В секунду все урны мгновенно выносятся, спешно выворачиваются наизнанку на приготовленную для этого газету. Кстати, листок из тетради для конспектов здесь не подходит, маленький потому что, газета — самое то. Лучше, конечно, которая «Правда»… Она и больше, и дополнительная страница там есть. Её можно и свернуть и сложить, и не видно, и не намусоришь, ежели что… И вообще, самое то она. Мы, солдаты, как воробьи на упавшие крохи, естественно сбегаемся и, если повезло, расхватываем всё, что в урне было похожим на курево.
Потом, в удобное для этого время, под усиленной охраной друзей-товарищей перебираем захваченное богатство. Нежно сортируем бычки, комбинируем окурки, восстанавливаем папиросу… Где-нибудь в роте — тайно! — сушим самопал-папиросу на отопительных радиаторах. При этом надежно её охраняем и с великим терпением, а правильнее сказать, с великим нетерпением ждем. Только потом в курилке, пять-шесть человек не более, с блаженно-счастливыми лицами, пустив папиросу по кругу, наслаждаемся горьким, и, как правило, ещё не просохшим симбиозом разных в прошлом сортов табака. С истинным благоговением наслаждаемся дымком чудо-протеза некогда нормальной сигареты или папиросы. При этом внешний круг охраны жестко информирует осаждающих: «Зобито! Зобито! Отвали!»
О-о-о… Некогда сейчас отвлекаться на больную курительную тему, нужно срочно заправить кровати. Каждому свою. Слыхали, дневальный только что прокричал об утреннем осмотре. Мы слышали! Значит, скоро у нас завтрак. Ур-ра, скоро завтр-рак! Завтрак!.. Как жр-рать хочется. А интересно, что будет на завтрак? Но ещё кровати…
Кро-вати… ати… ати…
Признаюсь, кровать заправлять я еще не умею. Не вообще, там дома… это по праздникам… а здесь, каждое утро по нескольку раз. Офигенная, кстати, разница: там и здесь, здесь и там… Там неизмеримо лучше… Дома, в смысле.
Сейчас будет какая-то уж по счёту попытка. Я и не помню. Вначале считал, считал… а потом сбился. Заправить продавленную, с растянутыми пружинами, как гамак, кровать, чтобы она была ровной, как надгробная плита — это вам… не поле, понимаешь, с ромашками перейти. Практически невозможно. Этому нужно учиться, учиться и еще раз учиться… Намного дольше, чем завещал Великий Дедушка. Командиры всех уровней уделяют этому ритуалу, иначе как ритуалом это действо и не назовешь, преогромное внимание, придают этой процедуре особое значение, до фанатизма. Ещё и злятся, ежели что, сильно нервничают. Представляете?
Утром, например, около девяти часов, зайдя в спальное помещение, командир роты, старшина или другие офицеры, могут неожиданно прийти в неописуемую ярость от одной-двух, плохо — по их мнению! — заправленных солдатских коек. В секунду безжалостно, даже с остервенением, вместе с ними будут раскиданы с десяток ни в чем не повинных близстоящих других коек. В воздух летят всполошенные одеяла, подушки, простыни, полотенца… Все это действо обязательно сопровождается громким истерическим криком, состоящим из части нецензурных слов, и гримас на лице. Слов пять — шесть всего… Другим просто места нет, у них калибр другой. В общем, получается, бей своих, чтоб чужие боялись.
«Втык» всегда первым получает тот, кто был в роте в этот момент следующим — младшим, от него по званию. Так как времени утром на такие нервные процедуры не очень много, то всё происходит на скоростях, в повышенном темпе. За младшим по званию, на рысях, вытаскивается и получает свою порцию тот, который младший за следующим. Затем, накаляясь, по нарастающей, мощно распекают дежурного по роте (а ты куда, раздолбай, такой-сякой смотрел, а?), потом уже — тот, кому одна из этих злосчастных кроватей принадлежала. Его распекают особенно страстно, смачно, красочно, образно. Остальное, младшее, начальство, получив свою «клизму», стоит тут же рядом или покорно ждёт очереди.
Хотя бывают различные варианты последовательностей разгона. Их в армии огромное множество. Природа их непрогнозируемая и непредсказуема, но схема всегда одна. Проведя первый шквал бури по верхам, смерч достигает нижней своей опоры, солдат, значит. Или наоборот, или… А, не важно, в армии свои законы физики…
Для большей убедительности и наглядности процедуры, обычно срочно строят всю роту или взвод… Очень уж редко отделение проштрафившегося бойца. Просто это ниже уровня комроты или старшины. Эффект не тот. Так сильно расходовать огромную энергию на такую малую площадь — это, наверное, западло, мелко. На время, с учетом секунд, с пристрастием, проводится показательный цикл тренировок с повторениями на правильную заправку коек. Тут очень важно помнить «конечные установочные параметры упражнения». Обратите внимание (Мы говорим о заправке коек), должно получиться: абсолютно прямоугольные формы у одеяла, со всех его боков (Как кирпич), обтягивающего без провиса в центре (Без намека на провис!) ватный матрац. Это — важнейший элемент тренировок. Далее, сверху натянутого одеяла, по диагонали, укладывается простыня сложенная узкой полосой стандартной для всех ширины. В изголовьях, на манер воздушной пирамиды, располагается подушка со строгой направленностью по оси координат N-ой кровати. На спинке кровати, у изголовья, полотенце. Всё? Хха-а! Не будьте таким наивным, конечно же, нет! Это же армия!!
…Главный смак этой процедуры заключается в том, чтобы все заправленные предметы, а также сама кровать, простыня, подушка, тумбочка, табурет, были выстроены и выверены по одной воображаемой линеечке с другими такими же предметами на других койко-местах всего спального помещения роты. Теперь представляете всю эту прелесть? Вот в чём изюминка, вот в чём смысл! Так-то!.. Причем никакие виляния или отклонения от условных линий категорически не допускаются.
Зоркий, прищуренный глаз опытных командиров профессионально, с разных углов помещения проводит в пространстве мнимую, но судьбоносную для солдат всей роты, безусловно, объективную, на их командирский взгляд, воздушную прямую. Если все эти незримые линии совпадают, заправка коек, считай, состоялась. Фф-у-у! Но редко.
Теоретически, этому, конечно же, научиться можно, наверное, достаточно быстро. Практическим же образом добиться хороших, я не говорю отличных (глаз командира, ох, как бывает непредсказуемо объективно-субъективен), но хороших результатов, тоже можно. Но, поверьте на слово — нужно время, время и время. Причем, такого рода и такого уровня упражнений, а соответственно и тренировок в армии, преогромное множество! Поэтому весь день солдата из этого и состоит: сплошные — тренинг и муштра, тренинг и…то есть сплошное принуждение. А зачем, спрашивается? На это есть серия достойных «убойных» ответов: «Закрой «хлеборезку», салага!», «Слишком умный, да?», «Здесь вопросы не задают, понял?», «Забыл, что ли куда попал?», «Если бы обезьяну в детстве не заставляли, она бы…»… И всё такое прочее… Теперь поняли, да?
Именно таким вот образом и осваивает молодой солдат очень важные, только для армии сложнейшие её военные навыки.
Армия из этого и состоит. Только тренинг и муштра, тренинг и муштра способны отвлечь сознание солдата, притупить ум, свести на нет его законный вопрос — а в чём действительный смысл срочной службы?
— Слушай, а действительно, зачем она нужна?
— А вот ни за чем. Не твоего ума дело, молодой, понятно? В наряд захотел? Так тебя щас…
Солдат вопросы не задает, солдат приказы выполняет. Присягу принял — вот и муштруйся-тренируйся. А действительно, что еще в роте-то делать? До дембеля еще как до Луны…
Потому и даются солдату в армии масса всяческих упражнений и годы, просто годы… всего каких-то там пару-тройку лет, чтобы он смог, наконец, освоить доселе неосвоенное, изведать доселе неизведанное. Чтобы к концу своей службы, довёл-таки мастерство (в строевой подготовке, заправке кроватей, мытье полов, чистки картошки, или подобных этому), до желаемого армейского абсолюта.