А тут и утренние занятия закончились. Скоро обед.
— Так, взвод, — вещает учитель Ягодка, — сейчас конспекты берёте с собой. В следующий раз заберу на проверку. У кого конспекты будут неполными, весь взвод будет наказан. Ясно?
Конечно, Ягодка, и светло нам, и ясно. Это мы в школе проходили, не переживай, всё будет нормально. Где чего не хватит — спишем у тех, передних. Дружно отвечаем: «Так точно!»
Далее проходит весь обычный ритуал: «Взвод, встать — взвод, смирно — вольно — перерыв».
Выскакиваем из-за столов, устраиваем жутчайший затор в дверях. Пищат громче всех, конечно, маленькие. Давиловка этому соответствующая. Все помнят: впереди три очереди. Вот тут мы этих шустряков, этих шпендиков низкорослых выжимаем аж до посинения, до сухого остатка. Они бьются, зажатые, пищат-верещат, но нет, шалишь, не всё коту масленица.
Конечно, в этот раз все очереди наши.
Едва не разорвав дверной проем (как они нас только выдерживают?!), пушечным ядром выстреливаем из ленкомнаты. Рассредоточиваемся по трём важным точкам… Маленькие, стоя в хвосте очереди, в отместку осторожно, исподтишка, беззлобно тычут нам кулаками в бока и спины, огрызаются. Знают, что сейчас мы добрые, впереди обед, вообще не до них. Главная задача одна: как утихомирить свой желудок? Аппетит гоняет его, как та центрифуга в стиральной машине. Такой вой стоит внутри, кажется, на улице слышно… Но рвётся, собака, еще дальше, аж сил никаких нет…
Вся рота взбудоражена голодным нетерпеливым ожиданием. Вот-вот обед.
Обед…
… прошел на пять секунд дольше, чем завтрак… Во, бля!
Борщ жидкий, так себе, и без дэбэ. Второе — макароны с мясом, в смысле, с тушенкой, — один черпак. Компот сладкий, — одна кружка. И черный хлеб. Хлеб почти весь разобрали по карманам «на потом». Какой он потом вкусный, кто знает… Да с холодной водой, да не торопясь, да если достанутся только одни горбушки…
Привычно, просто так, бренчим, сидим, кружками, ложками, отдыхаем. Ждём, пока все доедят. А что там доедать? Раз, два и — мыть не надо. Но мы не торопим, пусть подольше едят — такая уж приятная люфт-пауза образовалась… Сидеть ведь — не сапогами бухать! Это приятно. А тут ещё и — открытие! — я давно, не знаю когда, заметил у себя внутри какой-то невероятно интересный музыкальный механизм. У меня где-то там, не знаю где, живёт интересное музыкальное устройство, которое в любом моем душевном или физическом состоянии всегда что-то там, внутри меня, напевает, бормочет, ритмично отстукивает, вдохновляет-воодушевляет. Во мне всегда звучит какая-нибудь мажорная, просто ритмичная или синкопированная тема. Их где-то там, не знаю где, преогромное множество и они всегда разные. Возникают неожиданно, сами по себе, и так же незаметно сами собой куда-то потом исчезают. Иногда даже бесит, как привяжется какая-нибудь «противная» липучка… зудит и зудит, зудит и зудит, весь день, не знаешь, как от нее избавиться. Вот и сейчас такая же: «Есть во-оля и сме-елость у на-ас, чтобы ста-ать, геро-ями на-шего племени».
Смачным баритоном бодрит, обещая все прелести жизни потом, в будущем. Только нужно быстрее героем стать… и всё.
Расслабленно прикрыв глаза, приглушив внешние резкие шумовые звуки, стараясь не чувствовать кислый и влажный запах столовой, с удовольствием погружаюсь в спасительную, вовремя подвернувшуюся музыкальную гармоническую грезу. Сам становлюсь частью этой гармонии. Легонько отбиваю ложкой и кружкой ритмический рисунок:…ме-ечтать, два, три, четыре, р-раз, два, на-адо ме-ечта-ать, два, три, четыре…
Ноги — молодцы! — в автоматическом режиме срабатывают на команду: «Встать, выходи строиться!» Ага, команда, значит, такая была, сторонним наблюдателем отмечаю я… И… вместе со всеми, и с этой очередной своей липучкой, топочу в строй.
Старшина, ну, гад, опять своё — где хочешь, бери ему песню, но запевай.
Доста-ал!.. Ну, замана-ал, козёл!..
Да ладно, пусть слушает, мамонт, если ему нравится, жалко, что ли. Моё предложение «про детей из орлиного племени» сразу же отмели, так как знали только припев, а кое-кто, только мелодию. Немного поспорив между собой, сошлись на предложении старшины — про Дальний Восток.
— Про что?..
— Про какой такой Дальний Восток?..
— А где три танкиста — три веселых друга… — подсказывает старшина.
— Который броневой ударный батальон, что ли? Знаем…
— Ну, точно, ребя, там про Дальний Восток.
— И секир-башку самураям…
— Да запросто!..
На границе тучи ходят хмуро,
Край суров и тишиной объят,
На высоких берегах Амура
Часовые Родины стоят…
Короче, знай наших! Всем дадим отпор. Дружно шлёпаем по просохшему плацу, горланим песню, делая акцент на первой и третьей доле. Получается, конечно, вульгарно, с вызовом, но по-ухарски весело.
На улице тепло, сухо. Почти весь снег куда-то испарился, растаял… Легко дышится чистым бодрящим воздухом с густой, необычайно пахучей примесью хвои. Глаз радуют яркие ещё, осенние краски леса. Над нами чистое, глубокое, бледно-голубое небо. Светит тёплое яркое солнышко. Природа трепетно дышит нежным, величественно-светлым покоем. Глубокая осень.
Строевой плац находится в центре учебного городка. А где находится сам военный городок, из наших, из новобранцев, никто не знает, вообще. По всей видимости, где-то за городом, так как ни из окон казармы, ни через наш забор никаких домов, трамваев, заводов и фабрик, ни вблизи, ни вдали, не наблюдается. Правда в хорошую погоду, справа от нас, на горизонте — далеко-далеко — видны дымные следы от нескольких видимо ТЭЦ, больших заводов или что там у них ещё… от котельных, короче. И плотная шапка смога надо всем этим. Там город, наверное. Но, нам это без разницы, у нас и так впечатлений достаточно, хоть отбавляй. Что называется, кому бы подарить.
Время после обеда — до ужина — провели на свежем воздухе, на плацу.
Строевая подготовка была. Сапогами топали, кирзу разминали.
Разучиваем подходы к командиру по-вызову и отходы. В обойме — приветствие, проход, повороты, развороты, доклад. Делаем всё «в целом и поэлементно». Учимся правильно держать руку, ногу, спину, подбородок. Мы, внешне, мешки-мешками, а туда же, на плацу, друг перед другом петушимся — грудь колесом, лицо серьезное, шаг у нас еще, правда, «козлиный», вприпрыжку, но стараемся. Я вот, например, левую ногу на кроссе натер, шкандыляю теперь, как раненый. Но правильно ходить всё же не можем. Не можем — никто — не получается. Корпус — кто бы мог подумать! — болтается, как на шарнирах: то качается — заваливается, то опережает, вперед падает. Руки — вообще крюки. Со стороны, наверное, смешно смотреть. В общем, пыжимся, стараемся, всё делаем на полном серьезе… А как же!
В самом начале мне было интересно понять, как это там командиры легко и красиво показывают эти движения… Пока не поймал, не понял их механику, а потом уже просто скучал, шагая, наблюдал за другими ребятами. Да что там сложного-то? Сто раз в кино видели, да и здесь, в учебке, смотри вокруг себя, да запоминай. Когда надо, оно само приходит, ты только старайся. Я, например, только так сейчас и делаю, и получается. Ох, как жра-ать хочется!.. Что-то сильно я проголодался тут, на этом плацу — свежий воздух, наверное, навеял аппетит. Шагаю себе, шлепаю сапогами и, незаметно от командиров, жую хлеб. А вку-усно как!.. С этим делаю одно очень важное для себя открытие. Вернее, два открытия. Первое, чтобы со стороны было незаметно, нужно жевать не зубами, а языком. Катаешь хлеб языком, не разжимая зубы, мнешь его, из стороны в сторону, разминаешь… При таком способе хлеб долго-долго пережевывается, быстрее приглушает голод, — только глотай и глотай — это первое. И второе, со стороны совершенно незаметно — лицо-то у тебя неподвижное. Но есть два сложных момента. Важно с полным ртом не попасть под очередной подход к командиру с докладом: мол, товарищ сержант, такой-то такой-то, по вашему приказанию, и так далее. Тут можно и подавиться. Тогда — ни доклада, ни хлеба, ещё и наряд схлопочешь. И второе, достать из кармана хлеб нужно как-то так легко и непринужденно, как бы кашляешь: кхы, мол, и все — хлеб во рту, вся процедура. А уж потом лафа. Шагай себе дальше, в свое удовольствие. И командирам хорошо — нет посторонних разговоров, всё идёт молча, всё нормально, спокойно и, главное, тебе самому приятно.
…Дела-ай, р-раз! Дела-ай, дв-ва! Дела-ай, тр-ри!..
А там уже и время к ужину — день прошел. Красота! Но есть заноза — зудит, зараза, беспокоит душу, скребёт — коллективный наряд на кухню. Ой, не хотелось бы… Незаметно поглядываю на старшину, помнит ли «монумент», нет? Но «монумент» молчит. Может, забыл? Хорошо бы. У старшины лицо всегда внешне спокойное, всегда невозмутимое, и не поймёшь по нему… Сейчас он прохаживается легкой, пружинистой походкой, с невозмутимым лицом наблюдает за нашими потугами. Тут же усмехаюсь: ну, конечно, забыл он, чурбан, ждите! Такие не забывают. Монумент! Мамонт! Злорадно припоминаю его чайно-туалетную провинность. Я тоже злопамятный, я ему не простил…
17. Проблемы…
После ужина у меня в желудке неожиданно началось какое-то сильное жжение, появилась изжога. Ох-х, какая это неприятная штука… Ф-фу, пакость! Такого у меня никогда раньше не было. У наших ребят, у многих, это тоже появилось. Младшие командиры небрежно машут рукой: а, ерунда, пройдет. Я пытаюсь заливать жжение холодной водой — хватает на пять минут. И опять…Что же это такое, как от этого избавиться?.. Еще эта пятка болит, не проходит, постоянно кровенит стёртая поверхность. Я, как и многие, взял в аптечке вату и прикладываю к ранке. Но после каждой шагистики нахожу ее скатанной в комок где-нибудь под стопой. Болячка саднит, мажет кровью портянку, беспокоит. Кручу, переворачиваю портянку, чтобы не попадать засохшими коркой местами на ранку. Уже два раза поменял портянки местами. Шагаю, поджав пальцы на левой ноге, стараюсь, чтоб было не так больно, и не так внешне заметно.