Северная столица была взбудоражена вольнодумными стихами племянника Василия Львовича Пушкина, вчерашнего лицеиста Александра.
Каждый божий день военный министр граф Аракчеев начинал с чтения свежих газет и новых книг. Интереса ради читал и то, что ходило по Санкт-Петербургу в рукописях. Та к что с одой «Вольность», с «Деревней» и другими стихами вольнодумного поэта он был знаком. Но в 1818 году не он докладывал императору, что вчерашний выпускник лицея Пушкин крамолу пишет – это дело начальника жандармов Бенкендорфа.
При докладе том присутствовал, и когда государь запросил подробностей, никто из тайной полиции ответить не мог, что за крамола – не знали слов иль побоялись произнести страшное: «Тираны мира! трепещите!..» В наступившей тишине вдруг раздался хрипловатый голос графа Аракчеева, стоявшего, по своему обыкновению, у окна царского кабинета: «Хочу воспеть свободу миру, на тронах поразить порок…» Он не стал читать до конца. Император долго смотрел на него, лёгким движением руки отпустив с доклада остальных.
– Ты знаешь его стихи? Каковы же они? – спросил Александр I.
– Ваше Величество! Стихи г-на Пушкина знает весь Петербург, потому как они ходят в списках. Этот отрок и талантлив, и уже популярен. И то, и другое мешает просто высечь его, хотя того стоило бы. Но из гадкого щенка может вырасти породистая собака, которая и службу будет знать, и границы охранять станет на дальних подступах. Ей бы только солнца побольше…
– Стало быть, по-твоему, не казнить отрока надо и не в Сибирь его, а, наоборот, сослать его на юга полуденные? – нахмурился император.
– Вы, как всегда, приняли мудрое решение, – поклонился ему Аракчеев.
«Предприимчивое удальство и молодечество, необыкновенная раздражительность, происходившая от ложного понимания своего достоинства и бывшая источником многих ссор; беззаботная растрата ума, времени и жизни на знакомства, похождения и связи всех родов – вот что составляло основной характер жизни Пушкина в тот период… Водоворот её, постоянно шумный, постоянно державший его в раздражении, должен был иметь влияние столько же на нравственное состояние его, сколько и на физическую организацию. Спустя восемь месяцев после выхода своего из лицея Пушкин лежал в горячке, почти без надежды и приговорённый к смерти докторами. Это было в феврале 1818 года», – писал П. В. Анненков.
Поправившись, Александр Пушкин проводит дни и ночи среди молодого офицерства. Попойки, карты и сердечные увлечения самого разнообразного характера были обычной формой времяпрепровождения молодого поэта, не слишком обременённого службой. Он популярен, зван во все дома, и не случайно судьба сведёт Варвару Киселёву с Александром Пушкиным в одном гостеприимном питерском доме.
Когда его представили Варваре, она ещё успела про себя удивиться, какой он маленький, смуглый и кудрявый, как ребёнок. И ничего умнее не нашла, как сказать:
– А я тоже пишу стихи!
Он раскатисто засмеялся на всю залу:
– Поэзия – не для девиц, им заниматься другим намного больше пользы – строить глазки или козни. Пусть лучше шарфики нам вяжут. В стихи же, как в кусты, завлечёт тебя поэт и не пустит из тенет, пока все вирши не расскажет!..
И все вокруг засмеялись. Он отошёл. Она через пять минут незаметно покинула чужой дом. С тех пор невысказанная страшная месть поселилась в Варваре Дмитриевне Киселёвой. Берегись, Пушкин!
Они ещё встретятся…
Варвара Киселёва и муж Алексей Полторацкий
Варваре не удастся найти в Петербурге своего жениха. Старший брат Павел до сих пор даже не обручился со своей Софьей Потоцкой, так что в семье Киселёвых больше беспокоились о его семейном счастье. А время шло. На следующий год она опять поедет в Санкт-Петербург. И опять не будет у неё ни бала, ни паркета. Новое платье так и останется не распакованным, потому что из Москвы придёт телеграмма, и она срочно вернётся. Отец тяжело заболел.
Потом будет год траура. Не до женихов. И лишь когда брат Павел сообщил, что женится, Варвара тут же составила себе партию.
Прасковья Петровна чуть в обморок не упала: зять – ровесник тёщи, где ж это видано? Тридцать с лишним лет разница, ужас! Но дочь не отговорить, да ей уже самой двадцать пять лет, поезд вот-вот уйдёт, а тут такой богач.
– Что с того, что он вдовец?! – кричала Варвара на весь этаж. – У них только в Твери больше двадцати домов да ещё по уездам имения! Он воевал! Он семь лет был предводителем губернского дворянства! Папа меня обязательно одобрил бы! Да я уже люблю его! Всю жизнь буду рядом, и в один день с ним умру, вот!
Программу она себе составила. Та к что в 1823 году бывшей статс-даме Прасковье Петровне Киселёвой пришлось благословлять к семейной жизни и старшего сына, и младшую дочь. Сердце матери чувствовало, что у Павла не всё складывается гладко и счастливо. Душа болела и за любимую дочь – Варвара явно не пару выбрала себе.
Но более близкое знакомство с новой роднёй немного успокоило: пожалуй, это действительно то, что нужно младшенькой. Алексей Маркович много читал, проникновенно музицировал, пользовался уважением тверского дворянства.
Алексей Маркович Полторацкий дважды избирался тверским губернским предводителем дворянства (в 1815–1822 и в 1830–1839 гг.). Полторацкие владели в Тверской губернии более чем 50 городскими и сельскими усадьбами. В 1812 году Тверская губерния была включена в Московский округ, который должен был, в соответствии с указом Александра I, «охранять первопрестольную столицу нашу Москву и пределы сего округа». По словам историка Михайловского-Данилевского, «тверское дворянство изъявило полную готовность, в случае нужды, всем до единого принять, каждому по силам и летам, участие в защите возлюбленного монарха и Отечества и жертвовать для сего всем своим достоянием». Были сформированы шесть полков. Командиром 4-го пешего казачьего полка стал действительный статский советник А. М. Полторацкий. Тверское ополчение было распущено лишь в январе 1814 года.
Как предводитель губернского дворянства Алексей Маркович пользовался уважением высшего общества – в предводители избирались люди только с безупречной репутацией. Он открыто говорил, что фабриками должны заниматься хозяева вместе со своими управляющими, губернатор должен о сохранении спокойствия заботиться, а главное дело дворянства – повышать культуру, ведь это самый лучший вклад в будущее. Он строил новые гимназии, библиотеки, театры. В подписных листах первым ставил самого богатого в губернии, чтобы на него все остальные ориентировались, потому и суммы на строительство собирал немалые. Вот таким был – в меру хитрый, экономически и психологически грамотный, душевный человек.
Варвара Дмитриевна в семье Полторацких сразу пришлась ко двору. Детей у Марка Фёдоровича и Агафоклеи Александровны было много. Но Алексея они любили особо. Может, потому что первая жена его, Софья Щепотьева, умерла в двадцать лет; может, по какой другой причине. Позже об этом с мужем Варя старалась не говорить…
Марк Полторацкий и Агафоклея Шишкова
Свёкра и свекровь в живых она не застала. Марк Фёдорович умер, когда Варвара ещё не родилась, а Агафоклея Александровна, урождённая Шишкова, – скончалась за год до их свадьбы с Алексеем Марковичем.
Марк Фёдорович Полторацкий имел биографию необычную для дворян того времени. Отец его, простой казак Черниговского полка, вдруг решил свою жизнь посвятить служению Богу и принял священный сан. Голос имел для священника приятный, слух музыкальный – абсолютный. И сыну это передалось. После школьных четырёх лет Марк поступил в Киево-Могилянскую академию и там пел в академическом хоре.
Ему было всего пятнадцать, когда красивый баритон студента Полторацкого случайно услышал бывший казак Алексей Разумовский, которому только что Елизавета Петровна пожаловала графский герб. Этот «ночной император» хорошо помнил, как его, певчего церковного хора, заприметили и привезли в Петербург. И ему захотелось так же привезти царице с родной Украины живой подарок.
В столице жизнь у Марка сложилась блестяще. Почти сразу же повёл в придворном хоре сольные партии, первым из славян был отправлен на учёбу в итальянскую оперу. По возвращении стал регентом Придворной певческой капеллы. И уже он, как когда-то граф А. Г. Разумовский, отбирал по всей Российской империи лучшие голоса для царского двора. В тридцать четыре года получил звание полковника и потомственное дворянство.
В том же 1763 году его жене (второй, первая рано умерла) Агафоклее Александровне, урождённой Шишковой, дочери небогатых тверских дворян, исполнилось двадцать шесть, из них она уже одиннадцать лет была замужем за Марком Фёдоровичем Полторацким. Сейчас для нас старославянское имя Агафоклея звучит непривычно и смешно. А любой словарь скажет: люди с таким именем – личности увлекающиеся, они могут свернуть горы и достичь небывалого успеха в жизни. Что и доказала Агафоклея Александровна.
Как пишут исследователи, однажды полковник Полторацкий, «соскучившись по своей Феклуше», прикатил на побывку и был немало удивлён изменениям, происшедшим за столь короткое время. Немногочисленная челядь, вся как один, кроме старых и малых, занята на работах: кто чистил заросшие пруды, кто латал сараи, а кто-то вывозил скопившийся за годы мусор. От дел отставлен был только староста, собственноручно битый молодой барыней «за воровство и нерадение к службе» и с тоской ожидавший решения своей дальнейшей участи. От услуг управляющих она решительно отказалась – и это правильно. Передав добро в чужие руки, они могли вообще разориться. Та к получилось, например, у Пушкиных: их управляющий открыл свой магазин на Невском проспекте в столице, а им самим приходилось экономить на свечках.
Да попробовал бы кто в те годы посмеяться над «царицей Тверской губернии»! Она имела собственные заводы и фабрики, скупала земли даже в столицах, получала на винном откупе сотни рублей ежедневной прибыли, держала в ежовых рукавицах всех крестьян, драла три шкуры с должников. Жалости не знала, её любимая поговорка была: «Не выпускай из клетки канарейку, пока она тебе все песни не скричит».