Тут Санчо понизил голос и сам ответил воображаемой красотке:
– Могу пообещать тебе, детка, стоит тебе только оказаться в моих объятиях, и ты ни о чем не пожалеешь.
Потом он вновь спросил за девушку:
– Кандидат номер один, а как ты ответишь на этот вопрос?
– Ты узнаешь меня по тому, сколь высоко мое чувство к тебе, – вдруг патетически возопил Кишот, – сколь непроглядной была тьма, с которой я делился своими грезами о тебе, сколь красивы поспупки, через которые ты узнаешь меня, ведь истинно красив лишь тот, чьи поступки красивы. А еще по тому, что челюстями над своим подбородком я смогу притащить и сложить к твоим ногам всю свою жизнь без остатка, и по тому, что доминирующая идея для меня – чтобы ты стала моей.
Санчо лишь тихо присвистнул в ответ:
– Вау! Похоже, я недооценил тебя, папа! – Он впервые осознанно назвал Кишота отцом.
Кишот мрачно кивнул.
– Хорошее знание классики – это то, – напутствовал он сына, – что отличает образованного человека.
Им приходится экономить. Маленькой пенсии Кишота едва хватает на бензин, еду и дешевый ночлег. Питание и проживание Санчо не требует больших расходов, ведь он – по крайней мере пока – все еще материализовался не полностью и остается черно-белым и видимым исключительно для Кишота. Давайте представим себе их в Колорадо на берегу озера Капоте недалеко от горы Чимни-Рок, они сидят бок о бок перед своей палаткой. (Кишот всегда возил палатку в багажнике. Возможно, нам следовало упомянуть об этом ранее. Палатка действительно всегда была в машине. Просим простить нас.) Итак, они сидят бок о бок перед палаткой, и Санчо – крайне нетерпеливый молодой человек – буквально не в себе из-за происходящего с ними.
– И вот мы здесь. В самой тьмутараканной тьмутаракани, – сокрушается он. – Делать нам здесь совершенно нечего, да и нет смысла что-либо делать. Женщина, о которой ты твердишь не переставая, в тысячах километров отсюда, а мы пялимся на скалу. Здесь даже телевизора нет, чтобы посмотреть ее передачу. Скажи наконец, что конкретно мы здесь забыли. Зачем мы здесь, папа? – Снова папа, на этот раз точно не случайно.
– Ждем знака, – слышит он в ответ.
– Знака? Так они повсюду! – Оказывается, Санчо способен на сарказм. – Вон знак “Душ”, а вон “Медленное движение”. А позади нас, на магазине, “Все для рыбалки”. Вон еще “Пункт самостоятельного получения разрешений”, этот вообще идеальный. Просто возьми и выдай себе разрешение делать все, что хочешь. Я решил твою проблему? Мы можем ехать дальше?
– Я исполнил Пляску Солнца, – возражает ему Кишот, – а это значит, что мы обязательно получим знак.
Пауза.
– Когда я планирую странствие, – рассказывает Кишот, прихлебывая из жестяной банки имбирный эль, – я опираюсь не на одну только классику, но учитываю и современность. Я имею в виду, конечно, шоу “Холостячка”. Одна девушка и двадцать пять претендентов на ее сердце! Двадцать шесть в двенадцатом сезоне! Тридцать в пятом, тридцать один в тринадцатом! И каждому, кто пришел туда искать любовь, мгновенно становится ясно, что там слишком мало любви, чтобы удовлетворить всех претендентов. Из первого предположения мы можем вывести второе, то есть создать количественную теорию любви. Предположим, что количество любви во всем мире – величина конечная и постоянная, из этого следует, что некто может обрести свою любовь только в том случае, когда ее утратит кто-то другой; таким образом, новая любовь может появиться где-либо только в том случае (единственно в том случае!), когда где-либо еще чья-то любовь умерла. Мы можем считать это своеобразным проявлением эффекта бабочки. Бабочка взмахнет крылышками где-нибудь в Японии, а мы с тобой почувствуем на своих лицах этот ветерок прямо здесь, на озере Капоте.
– Либо, – включается Санчо, – возможно, это шоу, как ты выражаешься, несет в себе мудрость, что никогда никому нельзя верить? Даже женщине, которую ты любишь и стремишься добиться?
– Ты уже так циничен, – с грустью констатирует Кишот, – еще никто, мальчик мой, не достиг цели, странствуя без веры.
– Но если вера – все, что у тебя есть, – слышит он в ответ, – ты точно проиграешь парню, у которого есть свои подходы и мускулы.
– Истории холостячек и претендентов на их благосклонность учат нас тому, – продолжает Кишот, игнорируя замечание сына, – что бесспорная победа может на деле обернуться поражением, а тот, кто казался полностью поверженным, может спустя много времени оказаться победителем. Смотри: в конце второго сезона Меридит Филипс согласилась выйти замуж за Иана Макки, но через год они развелись, а еще через шесть лет она вышла замуж за парня, которого бросила еще в университете. Четвертый сезон закончился помолвкой Данны Паппас и Джесси Ксинзака, но за полгода до свадьбы они расторгли эту помолвку, а впоследствии Джесси женился на Энн Людерс, одной из участниц тринадцатого сезона родственного шоу “Холостяк”. Джиллиан Харрис и Эд Свидерски (пятый сезон), Али Федотовски и Роберто Мартинез (шестой сезон), Эмили Мэйнард и Джеф Холм (восьмой сезон) – их истории явственно доказывают нам, что кольцо на безымянном пальце не значит ровным счетом ничего, в то время как союзы Эшли Хеберт и Джи Пи Розенбаум (седьмой сезон) и Дезири Хартсок и Криса Зигфреда (девятый сезон) демонстрируют, что победа в шоу может закончиться не разрывом, а счастливой совместной жизнью. Данное шоу учит нас, как призрачны могут быть результаты самых амбициозных начинаний, если они основывались на чем-либо, кроме желания найти и познать любовь. Ты должен быть сильным, как главный самец прайда, неколебимым, как священный обет, и, главное, никогда не должен терять надежду.
– Должен отдать тебе должное, – с неохотой признается Санчо, – ты разбираешься в том, о чем говоришь.
После небольшой паузы он задает новый вопрос, на этот раз тщательно подбирая слова:
– У меня есть еще вопрос. Если вдруг так случится, что, не ставя под сомнение твое достоинство и все, что ты делаешь и будешь делать – просто представь, что по какому-то несчастливому стечению обстоятельств, из-за чего-то, что совершенно с тобой не связано – это должно быть что-то из ряда вон выходящее, и я понимаю, что шансов, чтобы так было, один на миллион, – если все же женщина, которую ты любишь, не ответит тебе взаимностью? Если ты закончишь холостяком, которого не выбрала эта горячая, прекрасная, желанная и суперизвестная холостячка?
– Что за идиотский вопрос! – Кишот мгновенно краснеет и орет во все горло: – Только невежда мог спросить такое! Нет, еще бабуин, если бы вдруг выучился английскому! Только рыбе, когда она задыхается на берегу, могло прийти такое в голову! Это вопрос амебы, возомнившей себя человеком! И ты позволяешь себе оскорблять мое великое странствие и меня самого, твоего, между прочим, отца! Сейчас же забери назад этот вопрос. Я – твой отец, и я требую сделать это немедленно.
– У тебя есть полное право просить меня об этом, – заверяет его сын, – но разве не ты сам только что говорил, сколь призрачны могут быть результаты этих, как их там, самых амбициозных начинаний? Множество мужчин считают нормальным, что женщины им отказывают. Множество женщин ежедневно отказывают множеству мужчин по самым разным причинам, и единственный вывод, который мы должны из этого сделать, – надо быть благодарным за то, что женщина ответила тебе согласием. Между прочим, единственный способ, как я мог узнать все это, – взять из твоей собственной головы! Разве не ты сам вложил мне это в голову?
– О чем ты говоришь? Кто позволил тебе совать свой нос куда не положено? Не смей лезть туда, куда я не разрешаю. Ты просто ребенок. Я – не ты, а ты – не я! В моей жизни есть вещи, в которые я не собираюсь тебя посвящать! – орет Кишот в таком гневе, что Санчо теряется, не просто теряется, а просто пугается.
– Окей, – с трудом заставляет он себя заговорить, – теперь я вижу, что под этой слащавой маскировкой придурковатого старичка ты можешь оказаться кем-то совсем другим, просто эта часть тебя сейчас сидит под замком. Похоже, ты там держишь в клетке своего демона.
На берегу озера Капоте после стычки с отцом Санчо понял, что его мечта начинает сбываться. Поначалу ему особенно трудно приходилось по ночам, ведь всякий раз, стоило Кишоту отойти ко сну, он, Санчо, также проваливался в небытие. Этот случавшийся с ним против воли перерыв в существовании, во время которого он даже не видел снов, сильно страшил его, как еженощное наказание. Он всяческие пытался бороться с этим состоянием, но его силы были слишком малы. И вот сегодня ему это удалось. Кишот заснул, а Санчо остался бодрствовать. Радость, заигравшая в нем огнями тысячи салютов, стерла воспоминания о недавней ссоре. Он стоял на пути очеловечивания.
Вечером после ссоры Кишот проковылял в палатку и мгновенно заснул. Пока он с громким храпом мчался по гоночному треку своих снов, Санчо, растянувшись на крыше автомобиля, под стрекотание сверчков наблюдал вращение галактики. Если угодно, вот вам и знак, думал он, – гигантский звездный палец вдруг выкинул на Землю маленькую птичку; любые человеческие желания бессмысленны, а достижения смехотворны по сравнению с этим: всё, заключенное во всём. Там, наверху – беспредельность без предела, бесконечная бесконечность без конца, неизмеримая сверкающая тишина миллионов миллионов миллионов сияющих солнц, где никто не услышит твоего крика. А здесь, внизу, мы, люди, копошимся, как вонючие муравьишки, на покрытой сушей части маленькой, крутящейся вокруг малой звезды планеты в медвежьем углу небольшой галактики, затерянной среди прочих захолустий бесконечной Вселенной, самовлюбленные муравьи, растерявшие последний разум в погоне за желанием потешить свое эго, свято верящие – даже перед лицом бесконечности пылающего звездами космоса, – что наш муравейник и есть центр всего, что есть во Вселенной. Пусть я по-прежнему наполовину фантом, думал Санчо, зато я вижу мир, как он есть, и не испытываю иллюзий на свой счет, к тому же моя голова вертится в самом правильном направлении.