вете.
Тут Женщина-Трамплин захотела поведать Санчо, как конец их отношений с Кишотом связан с гораздо более глобальной катастрофой, концом света.
Едва эта объемная тема была представлена, Санчо встрепенулся.
– Одну минуточку. Мы только что говорили об отрезанных свиных головах. Какое отношение они имеют к концу света?
– Никакого, я сменила тему, – пояснила Женщина-Трамплин, – пришло время упомянуть Ивела Сента.
– Ивела Сента? – не поверил Санчо своим ушам.
– Да.
– Какого Ивела Сента? Этого миллионера от науки?
– Насколько мне известно, в мире только один Ивел Сент.
– Вау!
В квартире было темно, но никто не зажигал свет. Все трое сидели на некотором расстоянии друг от друга, окутанные мраком. Затем из темноты раздался голос Кишота:
– Я видел его.
– Когда? – не поверила своим ушам Женщина-Трамплин. – Где? Как это возможно?
– По телевизору, – просто объяснил Кишот. – Он рассказывал, что наука сейчас доказывает ровно то, что я уже знаю. Обещал представить научные доказательства, когда придет подходящее время.
– Ты знаешь, что скоро случится конец света?
– Он прочел какой-то научно-фантастический рассказ, – пояснил Санчо, – и решил отправиться в странствие. Когда он воссоединится со своей Возлюбленной, Вселенная достигнет цели своего существования и потому придет к своему завершению.
– И что же, он чувствует, что все нормально? – поинтересовалась Женщина-Трамплин.
– Вы же сами его знаете, – ответил Санчо. – Кто знает, что он чувствует.
– Я познакомилась с этим странным красивым юношей, Ивелом, – начала Женщина-Трамплин свой рассказ, – на вечеринке для богатых в одном из этих их клубов – “Лотосе”, “Мумбе”, “Бунгало” или “Скажи, что тебе нравится”, уже не помню. Я не любила подобных вечеринок, мужчины в красных подтяжках заказывают “Кристал” и размахивают перед женщинами деньгами, словно это их самый неотразимый сексуальный орган, но порой мне приходилось там бывать из-за своего недавно начатого проекта микрокредитования. Кто-то из друзей сказал, что мне нужно познакомиться с одним молодым физиком, который вот-вот станет миллиардером, и подвел к нему через толпу. Я ожидала увидеть некое клише, маленького тощего темнокожего зануду-очкарика, классический типаж индийца, заколачивающего в США огромные деньги на новых технологиях, и была удивлена, когда меня подвели к одетому в явно сшитый на заказ костюм человеку с внешностью кинозвезды, блестящей улыбкой и вкрадчивыми манерами, сумасшедшему ученому, наряженному франтом. Он всегда был во всеоружии, таким способом он всегда давал людям понять, с кем они имеют дело. Он сказал: “Буду рад, если вы присядете и выпьете со мной”. Меня зацепило его имя. Злобный Сент. У тебя самое подходящее для этого мира имя, подумала я, но сдержалась и не сказала этого вслух. Наверное, ему приходилось регулярно выслушивать подобные шутки. Он сам выбрал себе это имя. Аввал Сант, его настоящее индийское имя было весьма неплохим, но он отказался от него. Это должно было стать для меня звоночком, что с ним не все ладно. Мне следовало обратить на это внимание.
Он на несколько лет моложе меня, а вел себя, как будто еще младше, держался напыщенно, неловко, но при этом дерзко, пребывая в полной уверенности, что он гений. У нас нет с ним ничего общего, кроме отношения к деньгам, подумала я. В финансовых вопросах я как раз переходила на другую сторону – раньше я думала о том, как лучше заработать, теперь меня заботило, как лучше отдать. Он по-прежнему интересовался астрономическими заработками, но тоже думал о чем-то гораздо большем. Деньги являются средством, а не целью, в этом мы сходились.
Мне понравилась первая же фраза, которую он произнес, когда я подсела к нему. “Прошу меня простить, но я не веду светских бесед”. Звучит забавно, но он произнес это так четко, с таким нажимом, искренней убежденностью и энергией, что его слова прозвучали еще забавнее, сделав его еще интереснее. И он стал говорить о себе, что вполне обычно для людей при деньгах. Но они, как правило, начинают рассказывать тебе о своих активах, о своих самолетах, о своих яхтах, о своих бла-бла-бла, что для меня всегда служило сигналом для скорейшего завершения общения. А этот Ивел стал рассказывать мне, как он увлечен природой реальности, о размытости и изменчивости этого понятия, и это также было мне интересно. Он размышлял о параллельных вселенных уже тогда. Потом он начал рассказывать о своем увлечении научной фантастикой, называл незнакомые для меня имена писателей из прошлого – я запомнила Саймака, Блиша, Корнблата, Спрэга де Кэмпа, – тут я заскучала и решила уйти, и вот тогда он сделал нечто совершенно отвратительное. Схватил меня за запястье, взглянул на меня, как мне показалось, с настоящей злобой и прошипел: “Ты не можешь уйти”. Я сбросила его руку. Тайная злоба у меня внутри была гораздо больше его злобы, я показала ему лишь ее маленький отблеск. “Тебе следует научиться себя вести, – сказала я ему, – обязательно сообщи мне, если это случится”. И ушла. Подойдя к двери, оглянулась и посмотрела на него еще раз. Казалось, он был глубоко погружен в свои мысли, в себя. На самом деле он наблюдал за мной. Позднее он признался: “Если бы ты не оглянулась тогда, я бы никогда не заговорил с тобой снова. Но ты оглянулась. Это было очень важно”. Так может рассуждать, подумала я, только крайне самовлюбленный человек. Но и это было тоже интересно.
Я была уверена, что ни один мужчина не сочтет меня привлекательной после того, что сотворили с моим телом, и смирилась с этим. Да, это было причиной моей тайной злобы. Во мне было так много злобы на то, что со мной случилось. Я научилась прятать ее очень глубоко, так, что она не могла прорваться наружу, пока я не решу выпустить ее. Теперь она работает на меня, говорила я себе. Я говорила себе много всего: что я занимаюсь делом, которое люблю, что у меня есть верные друзья, богатая удобная жизнь, что я победила смерть. Такая прекрасная картинка, мужчина мне просто не нужен, ведь он не сможет ничего в ней улучшить. Этими позитивными мыслями я удерживала злобу в ее склепе. Но она жила во мне, словно я не могла без нее. Она во мне до сих пор.
Я жила внутри стеклянного кокона, в который, совершенно не задумываясь о том, какой вред может нанести, Ивел Сент ворвался и начал говорить о конце света. На следующее утро после того, как он схватил меня за руку, он стоял перед моим домом с букетом в руках и набирал номер моего мобильного. Я не оставляла ему номер телефона, не говорила, где живу, но он был здесь. Предприимчивый. Решительный. Готовый просить прощения. Настойчивый. Я пригласила его подняться в квартиру, и произошло то, что произошло. Нет, я говорю неправильно. Все было медленно. Мысль о том, чтобы раздеться для мужчины, вселяла в меня ужас. Мысль о том, что он дотронется до меня. Он сказал: “Я никуда не спешу. Конец света наступит не так быстро”. “Что? – спросила я его. – Что?” И он изложил мне свою излюбленную теорию, на которую сейчас потратил миллиарды. Космос распадается, как осыпается краска со старого холста или разрушился Египет. В пространстве-времени появляются дыры, Ничто одержит победу над Всем. И свой великий план. Он уже работает над этим, он создал научную корпорацию, нанял самых лучших ученых со всего мира и начал разработки, он даже придумал своему детищу имя.
Тогда я впервые услышала про NEXT. Neighbor Earth Xchange Technology. Технология перемещения на соседнюю Землю. Он рассказывал: “Как только я сумею построить устройства для транспортировки, мы все будем спасены, будем в безопасности. Пока я даже не представляю себе, на что эти устройства могут быть похожи. Люди обычно думают про космические корабли, но, скорее всего, ворота на соседние Земли будут выглядеть именно как ворота. Или порталы, как это называют в научной фантастике. Заходишь в подобие телефонной будки, а выходишь уже в другое измерение. Я думаю про шкаф, ведуший в Нарнию. Предполагаю, что ТП, Технология Перемещения, будет именно такой. Мы все зайдем в шкаф, а на выходе нас будет встречать под фонарем добрый лев. Тебя, меня, все человечество! Отправиться туда смогут все. Мы станем людьми будущего, поколением NEXT”. Когда он говорил, порой напоминал проповедника из Гайаны или Пуны. Порой казался безумцем. Но все видели, как он страстен, как убежден в том, что говорит, как великолепен. И он не вел светских бесед. Когда он наконец решил обсудить наши отношения, он был неожиданно прямолинеен.
Чтобы произвести на меня впечатление, он пригласил меня не куда-нибудь, а в планетарий, на публичную дискуссию “Космос на продажу”, в которой был заявлен как один из участников. Вместе с ним в дискуссии участвовало четверо белых мужчин в серых костюмах. Ивел же был в золотом жилете, украшенном вышивкой в виде всех планет солнечной системы, как звезда в окружении звезд. Четверо белых мужчин рассказывали об освоении космоса бизнесом. Они построят грузовые летательные аппараты, отвечающие потребностям НАСА, отправят роботов на астероиды, чтобы добывать там полезные ископаемые, будут отправлять богатых людей на космические уикенды. Совершенно не стесняясь, они делились своими надеждами в ближайшее время стать первыми в истории триллионерами. Когда Ивелу дали слово, он заявил им, что зацикленность на космосе не позволяет им увидеть пространственно-временной кризис. Он говорил о грядущем распаде Вселенной и необходимости искать убежища на одной или нескольких параллельных Землях. Единственные технологические разработки, которые имеют сейчас смысл, с жаром говорил он, это изучение возможности перемещения между измерениями. “Марс остался в двадцатом веке. Соседние Земли – единственное, о чем стоит думать”. Белые мужчины в серых костюмах смотрели на темнокожего человека в золотом жилете со всем снисхождением, на которое только способно их племя, и смеялись над ним. “Как долго нам всем осталось? – обратился один из них к Ивелу. – Успеете ли вы вовремя подготовить нам путь к спасению?” Ивел ответил ему очень серьезно: “Я вижу, что вы мне не верите, но очень скоро знаки Великой Нестабильности заставят вас изменить точку зрения. Нам осталось недолго, это факт, но, возможно, достаточно. Я работаю день и ночь, одновременно над поисками соседних планет Земля и разработкой транспорта, способного нас туда доставить. Должен сказать, мы совсем не далеко от небывалого научного прорыва”.