– Хочу напомнить тебе то, что ты мне только что сказала, – попросил ее Брат. – Сделай так, чтобы твой цветок она не смогла сорвать с легкостью.
– Отдай спреи Джеку, – от усталости Сестра едва могла говорить. – Пусть Джек отвечает за это.
В ту ночь Лондон был полон шума, доносящихся из темноты всхлипов боли, криков злобы и пьяного разгула, как на шабаше ведьм. Брат без сна лежал на раскладном диване в переделанном под его спальню рабочем кабинете Сестры и прислушивался к этому шуму. Судья и Дочь спали по очереди и ходили к Сестре, чтобы выполнить то, что необходимо. Воздух вокруг был прозрачным, но Брату казалось, что он блуждает в тумане и никак не может найти дорогу домой. Завершил ли он то, ради чего сюда приехал? Надо ли ему уезжать? А если остаться, чем он может быть ей полезен в ее последние дни? Окружавший его туман стал совсем густым, и Брат заснул.
– Расскажи мне историю, – попросила его Сестра на следующее утро. – Расскажи, как мы играли в прятки возле туфельки старой дамы в Камала-Неру-парке на Малабарском холме и залезали внутрь. Расскажи о воскресных утренних джазовых джем-сейшенах в Колабе, как мы слушали саксофон Криса Перри и пение Лорны Кордейро, а потом нас везли в Черчгейт поесть в “Гейлорде” котлет по-киевски. Расскажи, как на Рождество мы поехали в Гоа и святой Франциск Ксаверий восстал из гроба в базилике Бон-Жэзуш и благословил нас. Расскажи о парке Спайс-Маунтинс в Керале и о слонах в парке Перияр. Расскажи, как мы слепили своего первого и последнего снеговика в горах Кашмирской долины в Байсаране. Расскажи, как мы стояли на самом краю мыса Каньякумари, а волны, набегавшие справа, слева и спереди, сливались воедино прямо у наших ног, захлестывали нас, и мы были совершенно счастливы. Расскажи, как ездили в Калькутту в гости к родным Сатьяджита Рая и они показывали нам тетрадки, в которых он готовил свои фильмы – слева картинки, справа реплики. Расскажи, как однажды ночью я взяла топор и раздолбала родительскую радиолу “Телефункен”, и Ма и Па не могли больше танцевать друг с другом. Расскажи, как мы, ты и я, совершили серию убийств по всей Индии и бегали от полиции, пока они не выследили наш старый “кадиллак” и не изрешетили его пулями, и мы умерли ровно так, как хотели, потому что очень важно самому выбирать свою смерть. Расскажи мне что-нибудь. Расскажи мне все. У меня не так много времени.
Брат понял, что Сестра хочет, чтобы он описал ей ее мечты, а не реальные события, и вместо этого начал рассказывать свои собственные, иными словами, стал пересказывать свою книгу. Поначалу Сестра постоянно перебивала его.
– Это совсем не так интересно, как то, о чем я прошу тебя рассказать. Как мы сбежали из квартиры в Суна-Махал и ограбили банк.
Или:
– Мне кажется, тебе пора остановиться и начать рассказывать про ту ночь, когда мы вылетели из окна спальни и стали летать по району Вестфилд-эстейт и заглядывать в окна к взрослым, наблюдая, как они занимаются любовью, спят или ссорятся; или все сразу в произвольном порядке.
Когда Брат перешел к описанию детства “мисс Салмы Р.” и рассказал о том дне, когда дедушка схватил ее за запястья и поцеловал в губы, Сестра стала слушать его очень внимательно. Ближе к концу истории она снова перебила его.
– Такого не может быть, – сказала она.
– Это художественный вымысел, – ответил озадаченный ее реакцией Брат.
– Мы никогда тебе об этом не говорили. Не будем ему этого говорить, решили мы, чтобы не расстраивать.
– Кто это “мы”?
– Я и Ма.
– Чего “этого”?
– Тебе рассказал кто-то чужой? Как еще ты мог узнать? Или он сам тебе рассказал?
– Кто “он”?
– Так ты и вправду не знаешь.
– Вообще не понимаю, о чем ты говоришь.
– Не знаешь, но придумал это, оставаясь в неведении.
– Мне кажется, тебе пора все мне рассказать. Что-то произошло между тобой и дедушкой? Такое вообще возможно?
– Это был не дедушка.
– Тогда кто?
– А как ты думаешь, почему Ма ушла от Па и переехала в Суна-Махал? Мне тогда было пять.
– О! – сказал Брат, у которого земля уходила из-под ног.
– Вы с Ма вообще думали когда-нибудь мне рассказать?
– Да. Нет. Может, когда ты подрастешь, мы так думали.
– Но ты была такой маленькой. Я же твой старший брат.
– Ты всегда был любимчиком. Первенец. Единственный сын. Тебя от всего оберегали.
– Ты не доверяла мне даже в пятилетием возрасте!
– Прости. Просто это тебя не касалось.
– Мир рухнул для тебя, – снова заговорил Брат, – тебе казалось, что ты сходишь с ума.
– Именно так.
– А я даже не заметил.
– Мальчики. Они редко что-то замечают.
– А через пять лет, когда они сошлись опять, нам пришлось снова переехать к нему. Тебе пришлось вернуться и жить с ним.
– Представь себе, что я чувствовала тогда.
– А как же Ма? Она о чем думала? Как она могла так поступить?
– Может, она считала, что мы уже достаточно его наказали. Может, думала, что я выросла, а он усвоил урок. Может, считала, что семью нужно стараться сохранить в любом случае, а детям нужен отец. Может, боялась, что поползут слухи и нас заклеймят позором. Может, слухи уже ходили, и она уже чувствовала этот позор. Может, она думала, я люблю его. Может, просто хотела снова танцевать.
– И что, он усвоил урок?
– Он больше ни разу не дотронулся до меня. И ни разу не посмотрел в глаза. Мне кажется, он даже никогда не заговорил со мной напрямую. Он меня избегал. И отказался оплачивать учебу за границей.
– Так это не потому, что ты девочка, а значит, по определению стоишь ниже.
– Поэтому тоже. В любом случае, я не хотела брать у него деньги. Я работала, получала стипендии, всего добилась сама, я вырвалась оттуда и никогда не возвращалась, и больше никогда ни одного из них ни о чем не попросила.
Довольно трудно в солидном возрасте узнать, что семейная история, сопровождавшая тебя всю жизнь, история, в которой ты жил, ложь, или, по меньшей мере, что ты был не в курсе значительной части правды, поскольку ее от тебя намеренно скрывали. Когда тебе не рассказывают всей правды – Сестре с ее юридической подготовкой это должно быть отлично известно – это то же самое, что врут. Ложь была его правдой. Быть может, это нормальное для людей состояние – жить в выдуманном мире, сотканном из лжи и подмененной правды. Возможно, любая человеческая жизнь – чистый вымысел, но мы, проживая ее, не осознаем ее нереальности.
И вот пожалуйста, когда он писал о вымышленной девушке из вымышленной семьи, он дал ей судьбу, немного похожую на судьбу Сестры, и даже подумать не мог, как сильно был близок к правде. Может ли быть, что, будучи ребенком, он догадался о чем-то, но настолько испугался своей догадки, что похоронил ее так глубоко внутри себя, что даже не помнил о ней? И может ли быть, что книги, по крайней мере некоторые из них, имеют доступ в это секретное хранилище и могут использовать то, что там есть? Книги, что управляют своими авторами, знают о них больше, чем они сами? Брат сидел у постели Сестры, оглушенный похожей на эхо перекличкой между собственным писательским вымыслом и вымыслом, внутри которого ему пришлось так долго пребывать.
Его это не касалось, сказала Сестра, и была права. Но она умирала, а он оставался жить, и он будет жить с этим грузом, потому что она должна была его кому-то передать.
Большую часть дня Сестра спала, ненадолго просыпалась и снова проваливалась в сон. Судья много работал в кабинете с бумагами, Дочь разрывалась между работой и заботой о матери. Сотрудники хосписа приходили и уходили. Брат разыскал в квартире деревянный стул с высокой спинкой и поставил его в углу спальни Сестры так, чтобы никому не мешать. Пристроив ноутбук на коленях, он делал в нем записи.
В Долине Изумления, сказал Кишот, куда Путник входит вместе со своей Возлюбленной, его переполняет благоговение, и он осознает, что всю свою жизнь не знал и не понимал ровно ничего.
Есть такой еврейский анекдот, сказал Ивел Сент мисс Салме Р. в не вошедшей в эфир части интервью. Старый еврей в Германии 1930-х годов приходит в туристическое агентство, чтобы найти страну, куда бы он мог бежать от нацистов. На стойке в агентстве есть глобус, старый еврей берет его и указывает одну страну за другой – США, Канада, Мексика и т. д., – но сотрудник агентства каждый раз качает головой и говорит, нет, здесь больше не принимают беженцев. В конце концов на глобусе не остается ни одной страны, на которую он бы не указал, тогда старый еврей поворачивается к агенту и спрашивает: “Нет ли у вас другого глобуса?
На этом закончились страны ”. Наш проект по поиску соседних планет Земля дает ответ на его вопрос, и это Да с большой буквы. Да, этот старый еврей может стать одним из людей NEXT, стать, так сказать, человеком будущего. Как и каждый из нас. Грилло Парланте, шепчет Санчо ночью в постели, Мистер Джимми, ты здесь? Мне кое-что нужно: жить собственной жизнью, отдельно от папаши К. Пришло время оставить его в прошлом и устремиться в собственное светлое будущее. Но для этого мне надо получить две реальные вещи. – Щелк! – В кровати Санчо появляется сверчок, вид у него не особо довольный. Я думаю, говорит он, что это мой последний визит к тебе. La mia ultima visita. Дальше будешь справляться сам. Так что тебе нужно? Не проси слишком много. Помнишь сказку о жене рыбака и говорящей рыбке. – А что с ними случилось? – Эта волшебная рыбка – увы, это была немецкая рыбка, а я не говорю по-немецки, – так вот, эта рыбка давала им все, о чем они просили. Когда рыбак впервые поймал рыбку, вместо дома у них было что-то вроде ночного горшка, un vase da notte, и они в нем жили, потому что, кроме собственной мочи, у них ничего-то и не было. И вот у них появилось золото, богатство и слуги. Но жена рыбака зашла слишком далеко. Она заявила, что хочет стать Папой Римским. Приходит, значит, рыбак к рыбке и говорит, моя жена хочет стать Римским Папой.