Il Papa. Возвращается после этого он домой и видит, что все дары рыбки испарились и они снова живут в некоем подобии ночного горшка. Это немецкая сказка. У нас в Италии есть очень похожая. – Яне хочу быть Папой Римским, говорит Санчо. Я хочу две простые вещи. Мне нужен мобильный телефон и личный номер той девушки, нерабочий телефон. – Загляни в свой карман, велит ему говорящий сверчок, и прощай навсегда, addio per sempre.
Это вы, миссис Смайл? Спрашивает первый мужчина в черном костюме и черных панорамных очках. Миссис Хэппи Смайл? – Да, отвечает она. – Мадам, меня зовут Уилл Смит, я спецагент, работаю по заданию главного инспектора Министерства здравоохранения и социального обеспечения США. Это мой коллега Томми Ли Джонс, также спецагент, он работает на Федеральное бюро расследований. Ваш муж сейчас дома? – Нет, он уехал по делам. – Мадам, мы должны зайти в ваш дом. Вот ордер на обыск. – Но мой муж уважаемый и важный человек, его знает весь город, он филантроп и благотворитель в области искусства. – Мадам, у нас на руках также есть постановление о его аресте.
(Не забыть! Имена агентов обязательно нужно изменить. Это не люди в черном.)
И еще одно:
Если я использую смерть Сестры в своей книге, будет ли это посягательством на частную жизнь и законно ли вообще? И кто именно умрет в книге? Позднее Брат приписал постскриптум: Неужели я такой засранец?
Сестра проснулась и тут же посмотрела прямо на него, она включилась в происходящее, испугалась и явно не понимала, что происходит. Она сказала несколько фраз, адресованных другим людям, словно приняла Брата за кого-то еще, а потом вдруг взглянула на него с ужасом и требовательно спросила:
– Я ведь не умираю?
Он ответил, ни на секунду не замешкавшись.
– Нет, – сказал он. – Нет, милая, все в порядке. Просто тебе нужно немного отдохнуть.
После он еще долго спрашивал себя, правильно ли ответил ей тогда. Что он сам предпочтет услышать от тех, кто будет рядом, когда придет его черед задавать этот вопрос: сладкую ложь или правду, которая поможет ему подготовиться к величайшему таинству окончания жизни? Он думал, что предпочел бы знать правду. Но каждый, кого он спрашивал, говорил: “Я бы ответил точно так же, как ты”. Вот вам еще пример – люди предпочитают фактам вымысел.
Сестра едва заметно кивнула.
– Рада, что ты приехал, – сказала она, уже точно узнав его. – Это просто замечательно.
Она слегка улыбнулась и вновь провалилась в сон.
Я получил то, ради чего приехал, подумал он: отпущение грехов.
Лежа в кровати, Брат прислушивался к звукам ночного города. На Манхэттене симфонию ночи исполнял оркестр спешащих на вызов машин – пожарных, скорых, полицейских; к ним иногда добавлялся шум работающей под окном ремонтной или снегоуборочной техники. В Лондоне он слышал голоса, а поскольку с самого приезда сюда находился где-то между реальностью и вымыслом, уже не мог сказать, принадлежат ли они живым людям, призракам, ангелам либо демонам, не пришли ли они из какой-то другой реальности, не слышен ли ему небесный глас, как слышали их великие мистики, Жанна д’Арк, Иоанн Богослов, Шри Ауробиндо, Ошо, Будда. Этот город вопил от боли, взывал к ночным небесам о помощи. Смертные мужчины и женщины кричали в отчаянье и агонии, не находя дороги к счастью и покою. Монстры на лондонских крышах, похожие на гигантских суккубов, глубоко вдыхали и тянули из людей надежду и радость.
Брат пересек океан и оказался в гуще этого ужаса лишь затем, чтобы заслужить любовь женщины, которую он, как выяснилось, даже не знал.
Мы с Кишотом больше не два отдельных существа, думал он. Теперь я – часть его, так же как он – часть меня.
На следующий день Сестра заявила, что в четыре пополудни состоится скромное семейное чаепитие. Услышав это, судья и Дочь хором ответили:
– Отличная идея! – и стали наперебой предлагать свои услуги в приобретении пирожных, булочек, кексов и ячменных лепешек. Дочь вызвалась приготовить сэндвичи с огурцом.
– Мы будем пить чай внизу, – раздавала Сестра дополнительные распоряжения. – И пусть там играет музыка. Мне осточертела эта спальня. В ней живет очень больная женщина, которая со временем становится невыносимой.
Сестра поднялась с кровати и стала наряжаться, Дочь помогла ей надеть юбку из индийской парчи и белую блузку, а также старинные индийские украшения из серебра – не из знаменитого отцовского магазина “Зайвар бразер”, а с ювелирного рынка в районе Завери-базар в городе, который она упрямо продолжала называть Бомбеем. Цены на Завери-база-ре определялись не древностью украшения или сложностью работы ювелира, а исключительно весом изделия и чистотой металла. Ей близок такой конкретный подход, говорила Сестра. Размытым понятиям о таланте художника и прелести ушедших времен она тоже предпочитала конкретику по-настоящему стоящих денег веса и пробы. Дочь принесла цветок магнолии, и Сестра закрепила его у себя в волосах. Судья нарядился тоже, он надел свой лучший вечерний наряд – великолепное серебристое платье-футляр с кружевными оборками ниже колена.
– В стиле Сесила Битона, – пояснил он Брату. – Сэра Сесила Битона, если угодно.
Все трое, Дочь, Брат и судья, помогали Сестре спуститься. Дочь с распростертыми руками, не давая матери упасть, шла спиной вперед на несколько ступенек перед ней, а мужчины с двух сторон поддерживали ее сзади, помогая передвигаться медленно, один неуверенный шажок за другим. Сотрудники хосписа, готовые прийти на помощь, держались чуть в стороне – эти великодушные люди понимали, что речь идет о сугубо семейном торжестве. (На время чаепития они поднялись наверх, в спальню Сестры. Когда торжество завершилось, Сестра позволила одному из них, сильному молодому парню, отнести ее в кровать на руках.)
– Сегодня я мать и хозяйка вечера? – спросила Сестра, как будто кто-то мог в этом сомневаться, и вскоре чай был разлит, пирожные и сэндвичи с огурцом разобраны, и всех присутствующих охватило чувство удовольствия, смешанного с болью от того, что все понимали: нечто прекрасное происходит здесь в последний раз.
– Одно меня чрезвычайно радует, – заговорила Сестра, – как раз до того, как началась вся эта история с моим телом, я застраховала свою жизнь на весьма внушительную сумму. Теперь эти воротилы выплатят моей девочке страховую премию, которая точно не даст ей умереть с голоду.
Сказав это, Сестра засмеялась, она смеялась долго и заливисто. Ей не удалось обмануть смерть, но то, как удачно сложились дела со страховой компанией, радует ее немногим меньше, сказала она.
Сестра ни слова не сказала о судье, но тот от души смеялся вместе с ней. Это странно, подумал Брат. Почему она не говорит, что счастлива, что благодаря ее страховке в старости он будет обеспеченным человеком? И почему ему все равно?
– Думаю спеть что-нибудь короткое, – заявила Сестра, когда чай был выпит, а сэндвичи съедены. – Раньше я очень это любила.
Не успела она договорить, как ее сразил приступ нечеловеческой боли, и она со всхлипом откинулась на спинку стула.
– Джек, – кричала она, а судья уже бежал к ней с болеутоляющим спреем наготове, она раскрыла рот и подняла язык, он брызнул туда лекарство, и наступило облегчение. Тогда Сестра позволила отнести себя наверх.
Жизнь в семье, подумал Брат, ее маленький эпизод после целой жизни без семьи, для меня вполне достаточно.
По силе воздействия фентанил в сотни раз превосходит морфин. Следовательно, смертельная доза фентанила в сотни раз меньше смертельной дозы морфина: два миллиграмма по сравнению с двумя сотнями граммов. Фентанил в форме подъязычного спрея действует еще сильнее, а эффект от его приема наступает быстрее. Медицинские дозы в спрее тщательно рассчитаны и вымерены в микрограммах, так что для того, чтобы получить смертельную дозу препарата, нужно распылять его под язык несколько раз подряд без остановки. В каждую упаковку фентанила вкладываются инструкции по применению, где четко и ясно говорится об опасности передозировки.
Они заранее спланировали все до мелочей, Сестра и судья, ведь оба были большие педанты. Они точно определили, какая доза им понадобится, высчитав ее с учетом разницы в весе (в ней не было уже и сорока пяти килограммов, а он весил под девяносто), и стерли с этикеток обоих спреев всю информацию, по которой можно было определить, как они достали лекарство, включая номер партии и адрес производителя, чтобы впоследствии Брата невозможно было обвинить в том, что он без назначения врача достал для них смертельно опасный медицинский препарат, и оставили подробные инструкции, как следует распорядиться их деньгами и имуществом, – адресованное Дочери письмо было аккуратно прислонено к подушке в ногах Сестры. Они молили ее о прощении, заверяли в своей любви и просили не горевать, а радоваться тому, что они, согласно собственной последней воле, ушли из этого мира так, как хотели – вместе. Вверху страницы (большая часть текста была написана судьей, хотя письмо бесспорно было результатом их совместных раздумий) Сестра своей рукой приписала пару строк из “Капли росы” Эндрю Марвелла: И душа сама Туда стремится, И ничто не держит на земле. Она была готова и сама решила, как и когда позволит смерти сорвать свой цветок. Они приняли решение вместе, и каждый из них выполнил свою часть договора.
Посреди ночи Брат внезапно проснулся от печального озарения. Бестелесные голоса из тьмы смолкли, словно тоже поняли, что произошло. Брат вылез из кровати и прямо в пижаме поспешил в комнату Сестры. Перед дверью он ненадолго остановился и прислушался. Дочь спала на своем диване внизу. Но тишина за закрытой дверью в спальню Сестры больше не была тишиной сна. Брат распахнул дверь и вошел внутрь. Судья сидел на стуле возле ее кровати в том же серебристом вечернем платье, его подбородок упал на грудь. Сестра сидела в кровати, немного завалившись на бок, отчего ее голова оказалась на плече мужа. Около кровати на тумбочке лежали две шахматные фигуры, черный король и белая королева, опрокинутые, отказавшиеся продолжать игру. Джек и Джек. Они изменили правила. Королева ушла вместе с королем. В их игре не было единственного победителя, иными словами, выиграли оба.