Дочь тоже появилась в спальне, она вскрыла письмо и стала читать. Затем она подняла глаза и поверх письма взглянула на Брата, и он увидел в ее глазах унаследованную от матери ярость.
– Дорогой дядя, спасибо, что приехал. Теперь тебе пора домой, – ее голос звучал свирепо. – Не волнуйся. Я никому не скажу, что ты сделал. Тебя не станут разыскивать.
Он сделал осторожное движение в ее сторону. Она отшатнулась.
– Это я привела тебя сюда, – сказала она. – Пешка ез на ед. Это я во всем виновата. Огромная ошибка.
Она отвернулась от него и стала смотреть на родителей. Кулаки у нее были сжаты.
– Ты рассказывал нам историю о том, как летел сюда, – процедила она. – Про ангела смерти. Теперь я все поняла. Череп в капюшоне. Это ты. Ты приехал, чтобы забрать их жизнь, и держал их смерть у себя в кулаке. Это ты. Ты ангел смерти.
В самолете домой, в полусне, сам не свой от горя и водки, Брат увидел, как его собственное отражение в самолетном иллюминаторе говорит ему: “У мира нет другой цели, кроме того, чтобы ты закончил книгу. Как только ты сделаешь это, звезды начнут исчезать с небосвода ”.
Глава восемнадцатаяКишот достигает своей Цели, в то время как на его Возлюбленную обрушиваются Позор и Скандал
Зайдя в Центральный парк на углу Семьдесят второй улицы и Пятой авеню, Кишот поднес руку к полям шляпы, чтобы поприветствовать памятник Сэмюэлу Морзе и задумался: какое закодированное сообщение – точка-тире-точка-тире – он бы сейчас отправил, будь у него такая возможность? Как бы он теперь написал, кто он таков, как бы сформулировал, чего хочет, и какой секрет решил бы поведать всему миру или кому-то одному, очень важному? Неожиданно он дал четкий ответ на свой вопрос: он – влюбленный, единственное, чего он хочет, – ответная любовь его Возлюбленной, и свою великую любовь он будет выстукивать азбукой господина Морзе, выкрикивать с крыш, шептать Возлюбленной на ухо, ту любовь, осуществление которой и есть единственная оставшаяся цель и наиболее важная функция нашей доброй матушки-Земли. Кишот думал также о современном изобретателе и бизнесмене Ивеле Сенте и его машинах NEXT. Быть может, созданные мистером Сентом волшебные порталы, “Мэйфлауэр” и т. п., появились лишь для того, чтобы сделать возможным идеальный конец: Кишот и Салма покинут эту гибнущую юдоль скорби и будут вместе вкушать вечное блаженство на этих – как там Женщина-Трамплин их называла? – Елисейских полях. Как удачно все складывается.
Кишот чувствовал, что постепенно вливается в себя прежнего. Слишком долго он пробыл в долине обретения прощения, слишком задержался в долине восстановления утраченной гармонии, слишком погряз в насущном, не разобравшись с которым не мог подступиться к главному. Женщина-Трамплин отправила его в путешествие к его прошлому, накинула на него обличье человека, который для него больше ничего не значил, однако это прошлое было всего лишь ее версией событий и его роли в них, в то время как правда, как порой по-прежнему казалось Кишоту, на каком-то этапе оказалась искажена. Время от времени Кишотом овладевала мысль, что на самом деле это она была перед ним виновата, что она была той, кто выдвинул против него несправедливые обвинения, той, в ком было мало любви; если бы только он мог все вспомнить, пробраться сквозь туман в голове и вспомнить, увидеть, понять, он смог бы предъявить ей факты, доказать, что она перевернула все с ног на голову, вытащила неизвестно из какой задницы (конечно, если бы в приватном пространстве собственных размышлений он позволял себе подобные выражения), и значит, в конце концов извинялся как раз тот человек, которому должны были быть принесены извинения, именно он безоговорочно и униженно каялся. Увы, он ничего не помнил. Сплошные сумятица и туман. В конце концов, все нормально, он не против, в любом случае примирение было необходимо, кто-то должен был признать свою неправоту, сложить оружие, опуститься на колени, пусть даже это и было несправедливо. Спустя столько лет Женщина-Трамплин заставила его вновь влезть в шкуру, которая больше ему не подходила, и он должен был надеть ее, как власяницу, и раскаяться в деяниях, которые не может вспомнить. Это не важно. Теперь он сбросил свою старую кожу и предстал миру Кишотом, доблестным рыцарем, мистическим амантом, ищущим, подобно сэру Галахаду, свой Грааль, Грааль Любви, копящим силы, чтобы быть готовым наконец встретиться со своей судьбой лицом к лицу.
За примирением брата и сестры последовало их расставание. Кишот понимал, что вставший на Путь рыцарь не может позволить себе ни одной ночи в неге и роскошестве, пусть даже в доме своей сестры-богачки. Рыцарю должно хранить твердость духа и чистоту помыслов, жить аскетом. Комфорт делает его слабым.
– Так вы останетесь у меня? – спросила Женщина-Трамплин, великодушно предложив им передохнуть после долгих скитаний.
К собственному удивлению, Кишот ответил ей:
– Нет.
“Блю-йоркер”, при всех его недостатках, соответствовал его целям гораздо больше. Он, а не лофт в Трайбеке, был частью истории, которую он проживал. Он чувствовал, что ему жизненно необходимо вернуться в свой номер и для успокоения посмотреть там телевизор.
– Спасибо за приглашение, – ответил он сестре. – Но лучше мы все останемся на своих местах – я, мой сын и моя машина.
Его ответ сразил Санчо наповал.
– Ты это не серьезно, – закричал он.
– Уверяю тебя, я серьезен, как никогда, – строго осадил Кишот сына. – Мы совершили важную остановку, я благодарен за это, но мы должны и дальше идти по своей дороге.
Последовал бунт.
– Видимо, нам не стоит оставаться вместе, – заявил Санчо. – Видимо, для меня пришло время начать жить собственной жизнью. У каждого мужчины свой Грааль, так? Ты меня этому научил. У тебя есть твоя возлюбленная, у меня – моя.
– Во-первых, – ответил Кишот, – до мужчины тебе еще очень далеко, а во-вторых, та девушка, Прекрасная из города Прекрасного – просто глупая фантазия.
– Тогда уж скажи заодно, – грубо ответил Санчо, – кто такая эта твоя мисс Салма Р.?
Их прервала Женщина-Трамплин.
– Это был важный вечер, – сказала она. – Мы все устали. Давайте оставим все как есть. Раз молодой человек хочет остаться у меня, пусть остается. Раз ты, – она повернулась к Кишоту, – упорно желаешь вернуться в свою клоаку, так тому и быть. Остановимся на минутку. Утро вечера мудренее.
Возвращаясь на окраину в маленький грязный мотель, Кишот ощущал физическую боль от пустующего пассажирского места рядом; словно ему отсекли руку или ногу. Неужели это последнее и самое сложное, что он должен совершить, размышлял он: принести в жертву сына? Агамемнон принес в жертву дочь, чтобы заставить ветра дуть в свои паруса. Но и сам Агамемнон расстался с жизнью в ванне, убитый вероломной матерью Ифигении, своей женой царицей Клитемнестрой. Быть может, пустое пассажирское кресло – и его смертный приговор тоже?
Но ведь у Санчо нет матери. Преданья старины глубокой не всегда звучат эхом в современном мире. Но да, у каждого мужчины свой Грааль.
Прошло три дня, но ни от кого не поступало никаких известий – ни от доктора Смайла, ни от Санчо, ни от Женщины-Трамплина. Кишот сидел в своей комнате, купаясь в лучах телевизионного экрана. Мужчина сообщил ему, что не пройдет и пары лет, как все человечество убедится: Земля на самом деле плоская. Женщина сообщила, что всеобщая вакцинация является частью мирового заговора против детей. Другой мужчина сообщил, что конденсационный след, который оставляют за собой самолеты, благодаря своему химико-биологическому составу влияет на человеческую психику и является инструментом манипулирования человечеством, он вызывает стерилизацию женщин, позволяя предотвратить демографический взрыв, а также служит доказательством применения против ничего не подозревающего населения химического и/или биологического оружия. Еще одна женщина сообщила, что некто известный как К. представил непроверенные доказательства заговора против правительства. Третий мужчина сообщил, что на трассе ФДР в районе Манхэттена образовалась пробка.
Кишот позволил омыть себя этому потоку частиц электронной жизни, многообразной сущности телевизионных каналов. Ничто из увиденного он не принимал на веру, но ничто и не отвергал. Он не был судьей. Даже то, что его псевдоним К. совпадает с кличкой создателя конспирологической теории “QAnon”, привлекло его интерес совсем ненадолго. Он проводил время своим излюбленным способом, и оно проходило. Этого было достаточно. Ему не был интересен анализ реальности. Его реальность сводилась к этой комнате, игре сектовых пучков на экране и ожиданию звонка.
Звонок раздался на четвертый день.
Он искал дерево, старый красный дуб. Дуб стоял недалеко от памятника Гансу Христиану Андерсену, на котором сказочник изображен рассматривающим утку (или рассматриваемым ею), изображение которой имело веские литературные основания находиться там – ими нам, однако, придется пренебречь. Среди всех сказок Андерсена Кишоту больше всего нравилась и в то же время казалась самой страшной “Тень”. Тени – наши коварные спутники, тайные двойники, альтер-эго, за ними нужен глаз да глаз. (Похожий случай был с Питером Пэном – однажды его тень сбежала, ее разыскивали, а потом Венди своей проворной и прилежной иглой пришила ее обратно к мальчику.) Во время своего странствия Кишот то и дело поглядывал на собственную тень, которая, впрочем, не демонстрировала никаких склонностей к независимому существованию, дурного нрава либо любовных поползновений. В золотой тени осеннего дерева тень растворилась, а Кишот, исполненный трепета, с калейдоскопом летающих в животе бабочек, ждал; во время ожидания он привычно размышлял о телевидении.
Подобно королю Артуру, который не мог обходиться без Мерлина, Кишот пришел сегодня в парк, чтобы встретиться с волшебником, способным сотворить необходимое ему чудо. Кишоту совершенно не понравился сериал о юности Мерлина, который он смотрел несколько лет назад. Ему был нужен волшебник в годах, а не желторотый юнец, которому еще расти и расти. Но сегодня всем подавай молодых. Это просто невыносимо! Молодой Индиана Джонс. Молодой Хан Соло. Молодой Шерлок Холмс. Молодой Дамблдор. Со дня на день должен выйти мини-сериал о молодом Мафусаиле. Будучи пожилым человеком, Кишот мечтал, чтобы было наоборот. Как вам “Секс в большом городе” с постаревшими героинями? Постаревшие “Друзья”? Старые “Девчонки”? Старая “Сплетница