Они прошли в просторную комнату. Сочная зелень комнатных цветов на подоконнике — никакой травки — и шторы из расписанной вручную ткани делали эту гостиную приветливой и гостеприимной. За окнами был совсем другой мир.
— Присаживайся, Эс-те-лла. — Майкл явно получал удовольствие, выговаривая ее имя. — Позволим Джозет поставить чайник.
— Позволим Джозет послать тебя куда подальше! — Разгневанная негритянка замерла в дверях, и Майкл сник.
— Джозет, милая… — Майкл пытался растопить лед неотразимой улыбкой с ямочками на щеках.
— Какого черта ты привел сюда эту женщину? Думаешь, я подам тебе чай с бисквитами и буду отплясывать вокруг вас шимми, пока ты вставляешь ей в моей гостиной? Да ты взгляни на себя. Как там тебя называют парни? ПеГе? Первый гангстер? Ко всем чертям! Старая дерьмовая развалина, вот ты кто! — Джозет даже брызгала слюной от ярости.
— Джозет, девочка моя!
Эстелла не могла удержаться от смеха:
— Правильно, поставь его на место, сестра. Мне плевать на этого расслабленного недоумка — вели ему приготовить чай для нас обеих.
— Ты слышал, что она сказала, и знаешь, где чайник, — поддержала Эстеллу Джозет.
Майкл перевел взгляд с одной на другую:
— Я, черт возьми, не уверен…
— Иди на кухню. И молока налей в кувшинчик, когда принесешь чай.
Джозет отступила в сторону, чтобы Майкл мог бочком протиснуться в кухню. Майкл исчез.
Джозет села напротив Эстеллы, скрестив гладкие голые ноги, расправила платье.
— Эстелла, — произнесла она нараспев. — Не уверена, что видела тебя раньше.
— Я давнишняя подруга Майкла. Но только подруга.
— Можешь не объяснять. Я не дам ему спать спокойно, если он захочет остаться со мной.
— Вы женаты? — спросила Эстелла.
— Ему придется пройти долгий путь, прежде чем я соглашусь на это, — ответила Джозет.
Из кухни вернулся Майкл, держа в руке электрический чайник, в прозрачном овале которого плавал красный шарик. Майкл озадаченно спросил:
— Джозет, это что такое? Когда шарик поднимется, значит, вода закипела?
— Ты серьезно? — Джозет уставилась на него. Повисла пауза — Майкл не знал, должен ли отвечать на вопрос, — он говорил серьезно.
— Наполни чайник водой и включи, идиот! Когда он вернулся на кухню, Джозет обменялась взглядом с Эстеллой, и та недоверчиво покачала головой: кто позволил ему так состариться, так поглупеть?
Майкл занимался не только чаем. Принеся посуду в гостиную, он начал скручивать косяк в ожидании, когда закипит вода.
— Зря стараешься, — язвительно заметила Джозет, — все равно не разрешу курить, пока я в комнате.
— Я только добавлю ребенку здоровья, у него будет веселый нрав — как у отца.
— Карликом ты его сделаешь — и никем другим. Ты что, не слышал о пассивном курении?
— Курение и есть пассивность, детка.
Майклу пришлось ждать, пока Джозет допьет чай и уйдет. Она пожелала Эстелле всего наилучшего, вспомнила, что была знакома с ее матерью, после чего покинула их, дав возможность поговорить о старых временах и о том, с какого такого перепуга Эстелле вдруг понадобился пистолет. Майкл признался, что его это беспокоит.
— «Вестерн юнион» — первая команда, которая стала использовать в Манчестере огнестрельное оружие. Какое же это оказалось дерьмо, когда против нас выставили других придурков, вооруженных не хуже.
— Я слышала, как замели твоих парней. Их взяли, чтобы поддержать конкурирующую банду вооруженных вышибал.
Майкл раскурил косяк. Затянувшись и задержав дым секунд на шесть, выдохнул и заговорил:
— Меня тогда с ними не было. Если бы я не сидел, может, и придумал бы способ выпутаться. Некоторые из парней приходили ко мне в тюрьму. Мало того, что меня упрятали за решетку и разлучили с семьей, они еще рассказывали, как потрясающе живется на воле. Они говорили: это лето любви, парень. В тюряге нас было тысяч десять, там звучала музыка техно и транс. Все, кто хотел, имели экстази и кислоту, накачаются и болтают о всеобщем мире и дружбе. Я не успел соскучиться по экстази — там этого добра было навалом. Но камера — не воля, ведь так? Там я не вскакивал на стол и не пускался в пляс, хотя однажды мы танцевали целых шесть дней — случился бунт и нам удалось прорваться на крышу тюрьмы. Мы танцевали для телекамер. Но экстази изматывает, сама знаешь, и коллективного оргазма не вышло, хотя, если бы ты там была, некоторые из нас, может, и оторвались бы. А так — ни единого шанса.
«Вестерн юнион» тогда работал на полуподпольных тусовках, и еще парни охраняли музыкальные группы. Навещая меня, они рассказывали, какая неслыханная активность развилась в бизнесе. Я был заперт в камере и никому не доверял. А они верили, что Манчестер стоит на пороге великих событий. Они словно заделались сектантами, ловили кайф на амфетаминах, рассказывали мне, что даже все запасные в «Сити» перешли на кислоту. На вечерних матчах дурели прямо на глазах и начинали танцевать — не замечая, что идет игра. Я видел по телику. А фаны «Сити» размахивали гигантскими надувными бананами: в капюшонах, надвинутых до бровей, они смахивали на толпу монахов в трансе — «Братство разноцветного банана».
Майкл сделал еще одну глубокую затяжку.
— Я как-то читал о фанатах, плывших в Европу на паромах. У них была кислота, и на борту они отключились — а когда прибыли в Остенде[26], троих недосчитались — исчезли на полпути через Ла-Манш. Никогда не знаешь, где кончишь во время отключки. Кислота — это наркотик белых. Ты не убедишь ни одного из братьев — если он не псих — попробовать кислоту во второй раз.
Знаешь, что это такое — быть черным? Жутко боишься спятить. Может, белые этого не чувствуют… но половина из них точно сумасшедшие, вот они и не боятся кислоты — они ведь и так уже сбрендили. Зажарь их в кислоте — они все равно сумеют расслабиться и получить удовольствие. Но брат знает, что это такое — отчаянный страх стать психом. Единственное, чего ты не можешь себе позволить, — это потерять голову и отдать демонам власть над тобой. Не важно — откуда родом черный брат, — он это знает.
Брат не будет принимать кислоту, он не будет даже прикасаться к психоделикам. Брат не может небрежно обращаться со своей головой, потому что изначально заражен страхом безумия, который вытатуирован на изнанке его черного черепа. Во всяком случае, он верит, что, если уйдет в отключку, станет психом и кончит полным безумием. И он не может выбросить это страшное знание из своей головы.
Майкл внимательно посмотрел на Эстеллу:
— Скажи честно, поменяв пол, ты пытаешься стереть этот страх? Ты всегда думала: «Будь я женщиной, сумела бы уничтожить ночные кошмары!» Верила: «Да, я превращусь в безмозглую бабу, зато смогу ничего не бояться!»
— Это очень личное, Майкл. — Голос Эстеллы звучал ровно, она стойко выдержала взгляд Кросса. — Не хочу, чтобы мы стали врагами.
— Ты всегда был тупицей, тебе не хватало чертовых мозгов, чтобы признавать свои страхи. Сейчас ты вернулся, и единственное, чего тебе нужно от меня, — это чтобы я достал пистолет. Что, уже заскучал по члену?
— Я по нему никогда не скучала, — с вызовом ответила Эстелла. — И никогда ни одну женщину не считала тупицей. Какой бы я ни была, боялась спятить или нет, но никогда не считала женщин безмозглыми — в отличие от тебя и твоих парней.
— Я другого мнения.
— Ты учишься на своих ошибках. А я с самого начала знала, почему выбрала такой путь. Добавлю еще одно, прежде чем мы закончим разговор и я забуду все, что ты сказал. — Эстелла помедлила, зная, что посланный в нокдаун Майкл ничего не ответит, какой бы длинной ни была пауза. — Я никогда не боялась, потому что всегда верила в свою судьбу.
— Дерьмовая судьба.
— Я предупредила тебя, Майкл. Можешь оскорблять меня, но не трогай мою веру.
— Ты кто — святая мать Тереза силиконовых титек?
— Да. — Пауза. — Сейчас пролечу над Риели[27] и дам всем мое благословение.
Глава пятнадцатая
Джанк выбрался из полицейской машины на неровный пол подземной стоянки. Над ним высилась тяжелая каменная громада Главного управления манчестерской полиции, Олд-Траффорд. Проходя под низким потолком, Джанк чувствовал каждую песчинку в каждом камне, нависающем над его головой. Детектив Хейвес неотступно следовал за ним, идя с левой стороны, а детектив Мейхью шел справа мимо аккуратного ряда полицейских «пежо-30», припаркованных носами к стене.
У освещенного входа собралась толпа копов — они глазели на приземистый синевато-серый автофургон с кабелями, протянутыми из открытых дверей, и антенной, закрепленной на крыше.
— Смотри-ка, — кивнул детектив Мейхью, — должно быть, Би-би-си.
Детектив Хейвес осведомился у копов, телевидение это или радио. Никто из них не знал.
По дороге в участок детективы представились Джанку и спросили про Эстеллу. Джанк сказал, что не знает ее. Она какая-то бразильская туристка? Детектив Мейхью сокрушался, что им не удалось найти ее по тому адресу, что она им дала.
— И вы решили найти меня вместо нее?
Хейвес объяснил, что это оказалось проще простого: им сообщили по рации, что мистер Джон Ки в баре на Хаудэм-стрит. Наблюдение больше не понадобится — ни на квартире, ни на работе.
— Значит, у вас были на меня исчерпывающие данные? — полюбопытствовал Джанк.
— Мы это называем по-другому, — ответил Мейхью. — Просто на тот момент вы были нашим приоритетом.
Теперь «приоритетом» Хейвеса и Мейхью стало освобождение застрявшего фургона Би-би-си. Они влились в толпу копов, обмозговывавших, как это сделать. Обоих тут же угостили кофе в полистироловых чашках. Откуда-то появился старший инспектор уголовной полиции с серым лицом и желтыми волосами и повел Джанка в комнату для допросов. Инспектор удивил его, спросив, не заметил ли Джанк за углом другой фургон. Джанк взглянул в окно и действительно увидел старый фургон поменьше застрявшего.