и приведет к ее осуществлению. (Это не единственный способ разрешения парадокса. Еще одна техника обсуждается далее в настоящем разделе.) Серж Кольм прекрасно разъяснил подобный метод на примере басни Лафонтена о крестьянине и его детях[130]. Дети (якобы) были слишком ленивы, чтобы зарабатывать себе на жизнь трудом в поле, как желал их отец, поэтому он сказал им, что в земле зарыт клад. В жажде быстрой наживы они перекопали все поле в безуспешных поисках клада и сделали его настолько плодородным, что действительно разбогатели – таким оказался нестандартный эффект действий, предпринятых с этой целью. Похожим образом мастера дзен пользуются наивными попытками новичка достичь состояния, которое является по сути своей побочным продуктом.
Нечто схожее мы видим в психотерапии. Как примирить друг с другом следующие факты – или скорее впечатления: (1) терапия по большей части успешна; (2) терапевт считает, что главное значение для успеха имеет хорошая теория; (3) выбор терапевтом той или иной теории объясняет лишь немногое во флуктуации терапевтического успеха? Зачастую теория требует от терапевта вызвать какое-то промежуточное состояние (аналогичное зарытому кладу) как необходимую ступеньку к достижению конечной цели, которой является психическое здоровье (соответствующее богатству в басне). Например, в психоанализе утверждается, что промежуточное состояние осознания или Bewusstwerden требуется для реализации цели Ichwerden, становления «Я». Мое предположение состоит в том, что в психотерапии конечная цель не осуществляется инструментально посредством промежуточного состояния, но становится побочным продуктом попытки вызвать такое состояние. Более того, промежуточных состояний, которые принесут этот результат, если к ним по-настоящему стремиться, может быть несколько. Грубо говоря, психотерапевт должен верить в какую-либо теорию, чтобы его терапевтическая деятельность выглядела состоятельной, и он не добьется в ней успеха, если не будет считать, что она состоятельна. Терапевт и пациент – сообщники во взаимовыгодной folie à deux [«помешательство вдвоем»][131].
Еще более яркий пример представляет собой процесс взросления. Подросток хочет сразу стать взрослым; отрочество вообще можно определить как затянувшуюся попытку проскочить отрочество. Эти старания, хотя они и обречены на провал, благотворны и на деле без них не обойтись при взрослении. Недозрелые попытки – одно из каузальных условий зрелости. В данном случае мы наблюдаем регулярное, а не только случайное явление: состояние, являющееся по сути своей побочным продуктом, вызывается целенаправленными попытками его вызвать, потому что в силу общих ограничений процесса результат стремления к цели совпадает с ее осуществлением. Другие процессы с другими ограничениями не проявляют подобной благоприятной тенденции к тому, чтобы скороспелые попытки приносили полноценные результаты. Например, в отсталых странах попытки перескочить через стадии экономического развития обычно ведут к катастрофе[132].
Второй концептуальный тезис касается различия между намерением и ожиданием. Говоря, что исход действия является побочным продуктом, я не имею в виду то, что он не должен предвосхищаться. Он может быть вполне предсказуемым, крайне желательным – и все равно оставаться побочным продуктом действия, предпринятого с какой-либо иной целью. Здесь мы входим в противоречие с общепринятым представлением о том, что если последствие действия можно предвосхитить и оно желательно, то оно также должно быть намеренным[133]. В юридических контекстах такое различие проводить, возможно, не стоит, поскольку агент должен считаться несущим одинаковую ответственность за намеренные и предвосхищаемые желательные эффекты. Однако в повседневной моральной жизни, как я полагаю, оно очень важно. Можно вполне последовательно (1) хотеть, чтобы вами восхищались, (2) полагать, что из-за совершенного вами сейчас действия вами будут восхищаться, (3) совершить действие с иной целью, не стремясь вызвать восхищение и на самом деле (4) знать, что вами не будут восхищаться за действия, совершенные ради того, чтобы вызвать восхищение. Если у вас спросят, почему вы совершили действие, можно правдиво ответить, что вы совершили его ради того, чтобы достичь какой-то конкретной цели, например «чтобы все было правильно» или «чтобы разгромить оппозицию», но не для того, чтобы вами восхищались.
Указанные замечания позволяют дать более полную характеристику состояний, являющихся по сути своей побочными продуктами: они не могут вызываться рационально и намеренно. Они могут, как объяснялось в предыдущем абзаце, вызываться со знанием дела и рационально, если агент знает, что в результате его действия эффект произойдет определенным образом. Кроме того, они также возникают намеренно и нерационально, если агент по счастливой случайности достигает того, чего намеревался достигнуть.
Теперь я перейду к возражению, высказанному выше. Я предложу ряд ответов, из которых каждый будет несколько сильнее предыдущего.
Во-первых, даже если некоторое состояние и достигается косвенными средствами, будет ошибкой полагать, будто оно достигается по собственной воле. Более того, нельзя отрицать, что люди часто пытаются одним махом и по собственной воле достичь того, что может быть осуществлено в лучшем случае лишь посредством одного или нескольких промежуточных шагов. Многие из моральных и интеллектуальных ограничений, выдвинутых в настоящей главе, применимы к таким чересчур нетерпеливым попыткам независимо от существования непрямых технологий. А значит, один из способов отвести возражение – просто переформулировать понятие «побочных по своей сути продуктов», включив в него только состояния, которые противятся порождению по своей воле в том смысле, в котором можно поднять руку по своей воле. Однако я полагаю, что этот способ грозит нежелательной потерей широкой применимости и что имеются состояния, которые противятся даже непрямым технологиям.
Прежде чем выдвинуть доводы в пользу такого положения, я хотел бы предложить второй ответ. Даже допустив, что вызов указанных состояний непрямыми средствами технически возможен, мы можем столкнуться с проблемой издержек и прибылей, которая помешает нам это сделать. Не все, что возможно технически, экономически рационально. Указанное состояние может быть желательным, но не до такой степени, чтобы захотеть запустить сложную каузальную машину в целях его вызова. Более того, планирование, производимое такими методами, может оказать нежелательное побочное воздействие на характер. В случае если я планирую развить смелость при помощи хитроумной схемы самосовершенствования, я могу частично растерять беззаботную спонтанность, которую тоже ценю. Я снова ссылаюсь на предложенное Эйнсли соображение о том, что попытка преодолеть импульсивность может стать источником компульсивного и ригидного поведения – и, скорее всего, мне захочется избежать такого эффекта. Ясно, что эти ответы не снимают возражения, поскольку доказывают лишь то, что стремление к указанным состояниям может быть нерациональным, а не то, что они по сути своей недостижимы для намеренных действий. Однако в действительности ответы подводят к тезису, близкому к моему исходному. Некоторые состояния таковы, что рациональный человек никогда не попытается вызвать их умышленно, поскольку напрямую сделать это не получится, а обходной путь слишком затратен. И тем не менее такие состояния могут быть крайне желательными и легко достижимыми, если он воздержится от попыток их вызвать.
Мой третий ответ наиболее амбициозен, и в то же время я наименее в нем уверен. Я буду утверждать, что есть состояния, которые противятся как прямым, так и непрямым попыткам вызова. Вернемся к рассмотрению воления отсутствия воли. Согласно Сержу Кольму, в нем можно преуспеть даже без мастера, который водил бы вас за нос, а именно: если использовать волю для того, чтобы постепенно свести ее на нет, позаботившись о том, чтобы для следующего шага никогда не требовалось воли больше, чем осталось от предыдущего[134]. Но, как он сам признает, возникает трудность в случае, если у процесса неподходящие свойства сходимости. Он может конвергировать к некоторому конечному и строго положительному количеству воли – или же время сходимости окажется длиннее жизни человека. В одной из своих ранних работ я выдвигал похожий аргумент касательно предполагаемого дефекта в аргументации Паскаля о пари: «Не может ли в процессе постепенного роста веры и убывания рассудка наступить такая точка, в которой первая еще недостаточно сильна, чтобы стать опорой для религиозного поведения, а второй уже недостаточно силен для этого?»[135]Аналогично, когда вы строите планы спонтанного поведения, не может ли так случиться, что будет достигнута точка, в которой вы уже слишком спонтанны, чтобы придерживаться плана, и еще недостаточно спонтанны, чтобы план считался выполненным? Или, например, даже если смелость можно накапливать, используя и реинвестируя ту небольшую частицу смелости, которая уже есть, ряд постепенных прибавок все равно может дать в сумме количество, меньшее желаемого. Общую трудность, стоящую за всеми этими проблемами, можно назвать проблемой гамака. Мягко укачивая самого себя в гамаке, я выяснил: при приближении сна мое тело настолько расслабляется, что я больше не могу поддерживать усыпившее меня ритмичное движение, а потому я просыпаюсь и начинаю все сначала.
С проблемой гамака тесно связана проблема самостирания. В некоторых случаях технология не будет эффективной без субтехнологии, стирающей из памяти все следы, которые она могла оставить. Например, решение верить едва ли может оказать какое-то воздействие, если только человек не заставит себя позабыть, что его вера – результат решения. Проблема гамака в таком случае может быть переформулирована как проблема достижения правильной синхронизации процесса самостирания, которая гарантировала бы, что технология не сотрется до завершения ее работы. Очевидно, что запланированное забвение ставит вопрос в острой форме, и можно себе представить, на какие ухищрения приходится идти, когда строятся планы по достижению невинности.