У кумушки глаза и зубы разгорелись,
А кисти сочные как яхонты горят;
Лишь то беда – висят они высоко:
Отколь и как она к ним ни зайдет,
Хоть видит око,
Да зуб неймет.
Пробившись попусту час целый,
Пошла и говорит с досадою: «Ну, что ж!
На взгляд-то он хорош,
Да зелен – ягодки нет зрелой:
Тотчас оскомину набьешь»[262].
Бог дает нам смирение, чтобы принять то, что мы не в силах изменить, мужество – изменить то, что можем, и мудрость отличить одно от другого.
Этот «слишком кислый виноград» из басни хорошо бы вписывался в буддизм, если бы результат не достигался при помощи иллюзии в отношении объекта, тогда как на самом деле необходимо отказаться от иллюзии в отношении желания.
III.1. Введение
Моя цель в данной главе – наконец пролить свет на проблему, возникающую, у основания утилитаристской теории. Проблема следующая: почему удовлетворение индивидуальных желаний должно служить критерием справедливости и общественного выбора, если сами эти желания могут формироваться процессом, предвосхищающим этот выбор? И, в частности, почему выбор из допустимых вариантов должен учитывать только индивидуальные предпочтения, если люди склонны приспосабливать свои стремления к своим возможностям? С точки зрения утилитариста не будет никакой потери благосостояния, если лисица будет отлучена от потребления винограда, раз она все равно считает его кислым. Но, естественно, она считает его кислым из-за убежденности в том, что она все равно будет отлучена от его потребления, а в этом случае трудно оправдывать размещение блага, ссылаясь на предпочтения.
Я буду называть феномен кислого винограда адаптивным формированием предпочтений или адаптивным изменением предпочтений, в зависимости от обстоятельств. Предпочтения, сформированные этим процессом, я буду называть адаптивными предпочтениями[263]. Я попытаюсь прояснить понятие адаптивных предпочтений: сначала противопоставив их некоторым другим понятиям, которые с ними тесно связаны и с которыми их легко можно спутать (III.2), а затем дав им интерпретацию в свете длительной полемики о смысле свободы (III.3). На фоне этого анализа я далее буду рассматривать содержательные и методологические следствия формирования адаптивных предпочтений для утилитаризма, этики и справедливости (III.4). Идея кислого винограда представляется мне одинаково важной как для понимания индивидуального поведения, так и для оценки моделей социальной справедливости. Поэтому концептуальный анализ в III.2 и III.3 задуман так, чтобы он был интересен сам по себе, а не только как подготовка к этическим вопросам, рассматриваемым в III.4.
Кислый виноград может рассматриваться в качестве способа ослабления когнитивного диссонанса. Поэтому в последующем изложении будет ощутимо влияние Леона Фестингера, прямое и косвенное, через работы Поля Вена, который многим обязан Фестингеру, хотя во многих важных отношениях идет дальше него[264]. В частности, Вен вводит важную идею «сверхадаптации» к возможному, которая опять-таки связана с его общим понятием о том, что в ходе совершения выбора людям свойственно перебарщивать и без необходимости ударяться в крайности. Однако в творчестве Фестингера адаптивные предпочтения, хотя они и важны, не являются единственной или главной темой. Кислый виноград – один из нескольких механизмов ослабления когнитивного диссонанса. Более того, я полагаю, что это понятие так и не стало предметом систематического обсуждения, главным образом из-за того, что не было проведено ключевое различие между адаптацией предпочтений к возможностям, вызванной каузально, и той же адаптацией, выработанной намеренно. Amorfati (любовь к судьбе), «добродетельность по необходимости» можно истолковать и так, и так, но не получится сказать ничего интересного, не пояснив, какая из разновидностей имеется в виду[265].
III.2. Концептуальная карта
Наше сознание устраивает нам всевозможные фокусы, а мы в свою очередь – ему. Чтобы понять конкретный фокус под названием «кислый виноград», мы должны указать его точное местоположение на карте сознания. Сначала я сравню адаптивные предпочтения с одним механизмом, который в каком-то смысле является их полной противоположностью, а затем с рядом механизмов, которые либо имеют похожие причины, либо порождают похожие следствия.
(а) Контрадаптивные предпочтения. Феномен, противоположный кислому винограду», – «запретный плод всегда сладок». Я буду называть его формированием контрадаптивных предпочтений. Если, живя в Париже, я предпочитаю жить в Лондоне, но предпочитаю Париж Лондону, когда нахожусь в Лондоне, мои желания формируются множеством допустимых решений, как и в случае образования адаптивных предпочтений, но совершенно противоположным образом. Перверсивный механизм желания указывает на реальность различия между желаниями и влечениями, которое во многих случаях трудно провести однозначным образом. В разделе I.5 я проводил различие между конформизмом и конформностью, основываясь на различии желаний и влечений, но ясно, что его непросто выявить в реальных случаях. Сходным образом, хотя ниже я утверждаю, что в рабочем порядке удается разграничить интенциональное приспосабливание предпочтений к возможностям при помощи метажеланий и похожее каузальное приспосабливание при помощи влечений, реальные случаи зачастую оказываются не настолько четкими, чтобы убедить скептиков в реальности различения. Контрадаптивные предпочтения, в свою очередь, едва ли могут быть сформированы метажеланием помешать удовлетворению желаний первого порядка. Ниже я утверждаю, что фрустрация может входить в счастье и в этой мере может быть объектом планирования предпочтений, но лишь только одна она не составляет счастье. Да, можно указать на побочные выгоды контрадаптивных предпочтений, связанные со стимулами, создаваемыми движущейся мишенью. Благодаря своей неугомонности можно приобрести богатство, опыт и даже мудрость, а также способность в конце концов угомониться. Но эти выгоды будут по сути своей побочными продуктами, достигнутыми в ходе рационального планирования характера.
Создают ли контрадаптивные предпочтения для теории общественного выбора ту же проблему, что и адаптивные? То есть следует ли отбрасывать желания, которые были сформированы этим механизмом? Если кто-то хочет попробовать запретный плод только потому, что он запретный, должны ли мы считать недоступность плода для него потерей в благосостоянии? И приведет ли предоставление ему доступа к плоду к росту благосостояния, если тем самым он потеряет к нему всякий интерес? Обычная утилитаристская теория общественного выбора не дает ответов на эти вопросы. Сама эта неопределенность указывает на неадекватность данной теории, хотя в разделе III.4 мы увидим, что контрадаптивные предпочтения создают для этики меньше проблем, чем адаптивные, поскольку не вызывают сопоставимого конфликта между автономией и благосостоянием.
(б) Изменение предпочтений через обучение. «Общеизвестно, что выбор зависит от вкусов, а вкусы – от прошлого выбора»[266]. Когда я выбираю из набора альтернатив вариант, который мне незнаком, и пробую его, в результате я могу передумать и оценить эту альтернативу ниже ранее отвергнутых. Как отличить такое изменение предпочтения через обучение и опыт от адаптивного изменения предпочтений? Рассмотрим случай предпочтений в отношении работы. Плохая региональная мобильность может привести к двойному рынку труда – к примеру, доход в сельском хозяйстве будет систематически ниже, чем в промышленности. Подобный разрыв в доходах может отражать тот факт, что сельскохозяйственный рабочий предпочитает не иметь над собой начальников или что он предпочитает село, поскольку некоторые товары там дешевле, чем в городе. Работник может предпочитать оставаться в деревне и не переезжать в город, даже если спрос на сельскохозяйственную продукцию слишком низок, чтобы заработать столько же, сколько рабочий на заводе. Каковы последствия такого положения дел для благосостояния? Стандартный ответ состоит в том, что переезд работника из деревни в город влечет потерю в благосостоянии для него, а следовательно, и для общества тоже. Однако рассмотрим аргумент, предложенный Амартией Сеном:
Предпочтение человеком определенного образа жизни и местожительства, – как правило, результат его прошлого опыта, и если он поначалу не готов переезжать, это не означает, что это неприятие будет вечным. Это различие некоторым образом сказывается на аспекте политики занятости, который касается благосостояния, поскольку важность, которую желают приписать разрыву в заработной плате как отражению предпочтений работника, будет так или иначе зависеть от степени того, насколько, как ожидается, будут меняться вкусы вследствие самого переезда[267].
При естественном прочтении этого отрывка может показаться, что в нем говорится об оправданности (по крайней мере, в некоторых случаях) переезда, если оценка жизни в городе ex post делает последнюю предпочтительнее жизни в сельской местности, которая оценивалась выше ex ante[268]. Однако тогда нам следует задаться вопросом об истинной природе индуцированного изменения предпочтений. Одна возможность будет состоять в том, что переезд предполагает обучение и опыт, другая – что изменение будет вызвано привыканием и примирением (адаптивные предпочтения). Если верна первая гипотеза, процесс необратим в том смысле, что его нельзя обратить вспять возвращением в деревню. (Конечно, его можно было бы откатить путем получения больших знаний о жизни в городе или при помощи совершенно иного механизма.) Если верна вторая гипотеза, все можно обратить вспять, просто вернувшись к исходному множеству допустимых решений.