[281], психологические теории самоконтроля[282]или экономическая теория «эгономики»[283]. В обоих случаях процесс начинается с конфликта между тем, что вы можете сделать, и тем, что вам может хотеться сделать. Если конфликт разрешается за счет какого-то каузального механизма ослабления диссонанса, мы имеем дело с кислым виноградом; если решение вырабатывается за счет сознательных «стратегий освобождения»[284] – с планированием характера. Различие в том, что формирует предпочтения – влечения или метапредпочтения.
Кислый виноград и планирование характера отличаются во многих отношениях, как морально, так и феноменологически. Ницше говорил о ресентименте – явлении, тесно связанном с кислым виноградом, – как о менталитете рабов[285]. Об amor fati он в свою очередь говорил, что это сознательная установка – «формула величия человека»[286]. Мы можем отвергать данный аристократический взгляд и все равно согласиться с тем, что лучше адаптироваться к неизбежному путем выбора, а не бессознательного примирения. В свою очередь, это связано с важными феноменологическими различиями, которые я сейчас собираюсь изложить.
Во-первых, у адаптивных предпочтений есть тенденция перебарщивать или вообще бить мимо цели:
Ибо власть и престиж не являются прямыми причинами подчинения. Есть еще промежуточная ментальная операция, акт легитимации, который состоит в том, чтобы создавать консонанс с возможностями. Вот почему реальные социальные отношения не до конца совпадают с отношениями власти. В силу подобной ментальной операции социальные отношения до них слегка не дотягивают или немного выходят за их рамки, что в одних случаях ведет к ревиндикации, а в других – к преувеличенному подчинению. Именно это преувеличение – основа статусных обществ[287].
При помощи планирования характера можно (по крайней мере, в принципе) сформировать свои потребности так, чтобы они точно совпадали с возможностями – или оптимально отличались от них, а вот адаптивные предпочтения не допускают подобной тонкой настройки. Лишенный «мудрости понимать различие», человек будет пытаться либо слишком сильно, либо слишком слабо. Вен больше акцентирует преувеличенное смирение, чем его противоположность, подчеркивает перебарщивание, а не недостаточную адаптацию, и, на мой взгляд, правильно делает, поскольку лежащий в основе механизм – общая склонность человеческого ума ударяться в крайности.
Последняя тенденция, в свою очередь, объясняется «нетерпимостью к двусмысленности»[288],стереотипным мышлением[289] или «примитивным менталитетом», который, не будучи способным различать внутреннее и внешнее отрицание, заключает, что если возможно не все, то невозможно ничего (1.3). Токвиль считал, что особенность француза в том, что «сегодня отъявленный враг всякого повиновения, завтра он вкладывает в служение своего рода страсть, недоступную даже для народов, более других склонных к рабству»[290], но я считаю, что Вен прав, когда видит в этом универсальное явление, порождающее дисконтинуальные классы из континуального распределения жизненных шансов[291]. Разумеется, с моей стороны это во многом домыслы, не основанные ни на чем, кроме каузальных свидетельств. Но гипотеза, согласно которой адаптация предпочтений склонна к перебарщиванию, конечно, эмпирически проверяема. Например, спросим, могут ли чистые временные предпочтения, абстрагированные от эффектов дохода и неопределенности, все еще коррелировать с доходом. То есть бедняки могут в результате своей бедности нерационально переоценивать настоящее.
Во-вторых, если адаптивные предпочтения, как правило, принимают форму понижения оценки недоступных вариантов, целенаправленное планирование характера тяготеет к повышению оценки доступных. Учитывая, что диссонанс создается позитивными атрибутами отвергнутых вариантов и/или негативными атрибутами выбранных, ослабление диссонанса может происходить посредством подчеркивания негативных атрибутов отвергнутых вариантов или позитивных атрибутов выбранных[292]
В несовершенном браке я могу приспособиться, либо подчеркивая недостатки мудрой и красивой женщины, которая мне отказала, либо культивируя хорошие стороны той, что в итоге приняла мое предложение. Последняя адаптация, если мне удастся ее добиться, очевидно, лучше с точки зрения кардинального удовлетворения желаний. Более того, она даст мне возможность избежать морального самоотравления, часто ассоциирующегося с кислым виноградом, которое легко превращается в зависть, озлобленность, злой умысел и так далее[293].
В-третьих, планирование характера и формирование адаптивных предпочтений имеет совершенно разные последствия для свободы, как я более подробно показываю ниже. Будет недостаточно сказать, что свободный человек – это тот, чьи потребности почти полностью исчезли благодаря одному только смирению, но есть уважаемая и, как я полагаю, убедительная доктрина, которая объясняет свободу с точки зрения способности принимать неизбежное.
(е) Предварительное изменение весов атрибутов. Адаптивные предпочтения предлагают изменение веса атрибутов, имеющихся у вариантов, задним числом: «как только выбор был сделан или принят, интересы, которые, как выясняется, он удовлетворяет, приобретают диспропорциональную важность»[294]. Если до совершения выбора казалось, что варианты идут с небольшим отрывом друг от друга, то постфактум вырисовывается отчетливое превосходство варианта, который был выбран, возможно, совершенно случайно. Требуется картезианская ясность ума, чтобы следовать произвольно избранному курсу и при этом не верить в то, что он действительно превосходит альтернативы[295]. Данное явление следует отличать от случаев, в которых изменение в весе атрибутов или даже в их формулировании[296] происходит до совершения выбора, чтобы избежать неприятного состояния ума, связанного со слишком маленьким разрывом между вариантами. Высказывались предположения, что в таких случаях человек бессознательно ищет рамку, в которой один вариант (неважно, какой именно) имел бы явное преимущество перед другими, и как только рамка найдена, в течение какого-то времени он ее придерживается и выбирает вариант, которому она благоприятствует[297]. Басня, которая соответствует этому механизму, – не о лисе и винограде, а о буриданове осле и двух стогах сена. Если, вопреки подобной гипотезе, была бы какая-то перспектива, из которой один стог был предпочтительнее другого, осел не умер бы с голоду.
Почему состояние сознания, связанное с решением, основанным на небольшом отрыве, должно быть неприятным? Очевидный ответ – чистые усилия по взвешиванию всех за и против. В случае буриданова осла в этом, возможно, состоит весь ответ. Но в других случаях конфликт вызывается предвосхищением сожалений, то есть ожиданием диссонанса, который внесет изменение веса задним числом, постулированное Фестингером. Если исходное преимущество одного из вариантов достаточно велико, человек будет обращать меньше внимания на новую информацию, которая в противном случае могла бы обратить предпочтения и вызвать сожаления[298].
(ж) Зависимость. Изменение предпочтений может происходить эндогенно, потому что люди подсаживаются на некоторые блага, которые они потребляют компульсивно. Удовлетворительная модель зависимости должна учитывать следующие элементы.
Во-первых, зависимость следует отличать от обучения. Как представляется, бесполезно говорить, что у людей развивается «благотворная зависимость» от музыки; на мой взгляд, происходящее больше напоминает процесс обучения[299].
Во-вторых, зависимость может сопровождаться расколом в самости, когда одна ее часть борется с зависимостью, а другая – наслаждается, хотя так происходит не всегда[300]. (Заметьте, однако, что кислый виноград никогда не сопровождается таким конфликтом.) Ошибочно полагать, что зависимость должна сопровождаться периодическими угрызениями совести или сожалениями.
В-третьих, зависимость отличается от кислого винограда тяжестью симптомов абстиненции. Хотя я утверждал, что адаптивное изменение предпочтений обратимо, не думаю, что обращение происходит мгновенно. Возможен некоторый период сожалений, прежде чем человек полностью приспособится к старому множеству допустимых решений. Но исключение объекта зависимости из множества допустимых решений ведет не к сожалению, а к острым физическим реакциям. На самом деле зависимость гораздо специфичнее кислого винограда: она в большей степени объясняется характером объекта зависимости, чем тенденцией человеческого разума адаптироваться к объектам, которые для него доступны.
В-четвертых, у зависимости имеется динамика, в ходе которой тяга к объекту зависимости все больше усиливается[301]. Например, причина, по которой любовь не вызывает зависимости, в том, что она сама проходит, если взаимна, или, по крайней мере, принимает менее компульсивные формы. По сути дела, любовь, в отличие от многих других желаний, становится компульсивной и самоподкрепляющейся, только когда она