Не моё это дело, но всем нам приходится делать и то, что не хочется, а «надо», такова расплата за жизнь в обществе.
Сегодня Невдалый подошёл как-то бочком, вид чересчур дружелюбный и благожелательный, я сразу насторожился, а он сказал приподнято:
– Как хорошо, что у нас есть «Алкома»!.. И под вашим мудрым руководством наш коллектив идёт к вершинам успеха и творчества!
– Зубы не заговаривай, – прервал я. – Что задумал?
Он сказал с подчёркнутой обидой:
– Как будто задумывать можно только плохое. Да всё великое начинается с задумки!..
– Ну-ну, – поторопил я.
– «Алкома» дала ряд инструментов, – пояснил он, – вернее, дала нам возможность увидеть новые инструменты и возможности…
Я набычился, чувствуя опасность, прервал:
– Знаю, говори короче.
– Ну вот я и увидел, – сказал он с энтузиазмом, словно узрел дверь в рай, да не простой, а технологический, где не будет дураков, юродивых и предельно раскрепощённых. – «Алкома» наращивает свою мощь уже по экспоненте! Сейчас вот этот кабинет и вообще всё наше здание уже тоже «Алкома»… Я имею в виду, кванты этого пространства уже участвуют в вычислениях, и это пространство стремительно расширяется. Скоро вся планета, как и говорил пророчески Курцвейл, станет компьютером, и всё то, что на планете…
Я сказал резко:
– Прекрати.
Он спросил с настороженностью:
– Что прекратить?
– Свои экстремизмы, – сказал я. – Не замечаешь, что сейчас ты социально опасен? Ты так охотно поправляешь всё, до чего дотянешься, что я бы тебя держал в запертой комнате без окон и дверей. А доверил бы разве что копать от забора и до обеда.
– В комнате? – уточнил он. – Шеф, что теряем, кроме собственных цепей?.. Мы, благодаря вашей мудрости, это я так виляю хвостом и подхалимничаю, вырвались в технологические лидеры, хоть и самим как-то непривычно и не по себе, но если затормозимся, другие догонят и перегонят. Лучше влетим в неведомое первыми мы, такие красивые и умные…
– Нет, – отрубил я. – Ты совсем зарвался. Потерял голову от возможностей. «Алкома», этот человек с этой минуты лишается права вносить изменения в проги… без моего высочайшего одобрения.
Он в великом изумлении выкатил глаза, голос прозвучал мощно и нравоучительно:
– Господь накладает только тот груз, который можешь вынести!.. Если сломаешься – не оправдал высокого доверия. Таких в геенну огненную. А слабаки и дураки ему неинтересны, потому и живут припеваючи.
– Спасибо, – сказал я, – утешил. Как у нас с безопасностью? Сейчас нужно особо.
– Нейроинтерфейс пока не внедрён, – напомнил он, – но эту траблу удалось обойти, «Алкома» всё успешнее считывает наши мысли, а смежники свой чип ещё не довели до ума. Он пока что выдаёт только простое мычание по Маяковскому, если пытаешься прочесть что-то выше простейших мыслей демократа насчёт баб и жратвы. Правда, наша служба контроля уверяет, что все лояльны, никто даже не подозревает, что у нас уже такое-растакое. Вот что значит человек глух и нем, когда ест или усердно работает.
– Счастливые люди живут без подозрений, – сказал я. – Им и так хорошо.
– Да, конечно, – согласился он. – Но, надеюсь, шеф, вы пошутили насчёт запрета общаться с «Алкомой»?
– Общаться можешь, – пояснил я, – но запрещаю вносить изменения в основные алгоритмы. И прослежу, знай.
– У нас что, военное положение?
– Уже во всем мире, – ответил я. – Не замечаешь?.. Что насчёт Худермана? Я слышал, в курилке он чуть ли не трибунала для всех нас требовал.
Он развёл руками.
– Этот гад свой. И с чувством чести, что невероятно для либерала. Спорит открыто, на сторону сведений не передаёт. Если восхочет навредить, сам тут взорвёт, но вражью силу на помощь звать не будет.
– Точно?
Он кивнул.
– Вообще-то я его заподозрил сразу, даже кое-что внедрил… Да, прямо в него, он и не заметил, это в сто раз мельче песчинки. И работает от тепла тела. Он свой, шеф!.. А когда упоминает нас, то говорит, что мы гении.
– А вдруг догадался о слежке?
Он покачал головой.
– Я бы заметил. Нет, он противник, но не враг. И работает у нас с удовольствием. Здесь ему комфортно. Никто не говорит о шашлыках, еду на столе не фоткают, чтобы размещать в сетях.
– Идейный противник хуже врага, – предостерёг я. – Идейные вообще люди хаоса.
Он взглянул на меня искоса.
– А мы какие?
– И не спрашивай, – ответил я. – Сам знаешь, человек – это звучит страшно.
– А мы не просто человеки, – ответил он со скромной гордостью Сатаны, – мы идём впереди! В густом тумане. И стреляем во всё, что шевельнётся.
– Потому и выжили, – подытожил я. – А неандерталы и денисовцы нет.
– Наверное, – предположил он, – демократию ввели? На раннем этапе опасна. Можно все хлебалом прощёлкать.
– Потому и не спешим, – ответил я. – Мы на фронте! В самом переднем окопе. Потому нам нельзя. А потом будет можно.
Он кивнул, я прочёл в его взгляде, что этого «потом» может и не быть, но если будет, на что надеемся, то будет такое вообще, что даже пытаться представлять не стоит, никакой фантазии не хватит.
Глава 3
Насколько понимаю, наш генетический код – это и есть квантовый код позиций протона, что может туннелировать или, говоря по-простому, перескакивать с одной позиции на другую. Протоны постоянно готовы к переходу в суперпозицию, что у них непрерывно и быстро, так что мутации в нашей генетике идут постоянно, хотя почти все вхолостую. Но «Алкома», похоже, взяла этот процесс под контроль.
Этим только и можно объяснить, что нечто во мне избавляется от возрастных болячек. Более того, старческий возраст как будто пошёл вспять, что невозможно, если не перестроить наши ДНК. Это прекрасно, я оптимист, но битый оптимист, потому такое внезапное и немотивированное щасте пугает тоже. Рядом со щастем, как поётся в песне, всегда ходит беда. А беда в беде не то, что беда, а что не ходит одна.
Так что да, в зеркало посматриваю с радостной тревогой, жизненный опыт научил, что за всё хорошее надо платить, а кто знает, что за плата потребуется, хотя часть платы то, что вожжи из моих рук ускользают, будто смазанные женским гелем для увлажнения кожи, и власть всё увереннее берет «Алкома». И пока ни к чему не придерёшься, действует в наших интересах в соответствии с нашими желаниями.
Сегодня Горпина с двумя аккумуляторами в руках так спешила к машинному залу, что чуть не подпрыгивала на бегу, но увидела меня в коридоре, остановилась, будто ударилась о стенку.
– Здравствуй, – сказал я вежливо, – что-то случилось?
– Сергей Антонович, – сказала она быстро-быстро, от спешки едва не проглатывая слова, – можно вопрос?
Я поморщился.
– Зачем такие прошловековые прелюдии, просто спрашивай.
Она понизила голос, даже украдкой посмотрела по сторонам:
– Каким кремом пользуетесь? Или тейпами?
– Ты чего? – переспросил я ошалело. – Откуда такие дикие идеи?
– Помолодели как-то весь, – объяснила она виновато. – И морщин почти не осталось, я про мелкие, глубокие только украшают, и цвет лица… Даже спина как у прусского генерала. Уже все замечают, а Блондинка на иголках вся, но спросить не решается. Нам бы тоже…
– Работа, – ответил я важно. – Много работаю. А кто работает, тому Бог даёт.
Она взглянула с укором.
– У вас какой-то протестантский бог, а наш православный говорит, что работа не волк…
– Скоро, – пообещал я, – скоро и у вас спины будут ровными, а сиськи крупнее. Обещаю!
Она быстро опустила взгляд на свою грудь, тут же посмотрела на меня смеющимися глазами.
– У меня как бы вполне, но помолодеть годков на десяток не отказалась бы. Ещё как бы не отказалась!
– Всё будет, – повторил я твёрдо. – Беги, а то аккумуляторы сядут.
Она послушно умчалась, я замедлил шаг, поглядывая на стену, где в блестящей поверхности отражается мой силуэт. В самом деле, даже горбатая спина выпрямляется, и шаг вроде бы шире и увереннее, тоже хорошие признаки.
Может быть, «Алкома» уловила, что раз я создал себе моложавого аватара, то это моё желание таким быть, потому осторожно меняет мой организм к такой норме?
Едва закрыл за собой дверь в кабинет, сказал быстро:
– Алиса, включи байму.
Её голос прозвучал мягко и мурлыкающе:
– Какую?
Я буркнул сердито:
– Брось свои шуточки! Существует только наша, а всё остальное – прошлый век.
– Слушаю, босс, – ответила она смиренно.
Пока на экране мелькают заставки, вступительный ролик на фиг, умостился в кресле поудобнее, валик под поясницу, второй под шею, ладонь на мышке, и когда высветился радостно золотой с пурпуром лес, я шагнул из-под роскошного дуба, где в прошлый раз оставил аватара, и с чувством свободы и облегчения огляделся.
Как же здорово и как здесь хорошо! Надеюсь, так себя почувствует каждый, кто зайдёт в байму. Это и массовость игроков, и добавочные инвестиции, и повышение рейтинга за счёт пальца вверх.
В байме только Лысенко, надо бы навестить, ещё двое из нашей команды, тусят в труднодоступных локациях, явно просматривают, что создала «Алкома», она ещё и художник-дизайнер, а вон ещё одна помигивающая точка ползёт за соседним хребтом и широкой рекой.
Я присмотрелся, сердце довольно тукнуло и вроде бы застучало чаще.
– Приятно, – пробормотал я, – посмотрим.
Через хребет перебираться часы, да и те с неимоверными трудностями, я воспользовался приёмом, который называется телепортацией, будет введён, если будет, в самом конце для высшего левла, когда освоят все остальные виды маунтов, от ослика и до боевых носорогов.
Она испуганно оглянулась, когда я возник за спиной, но когда узнала, радостно охнула:
– Ой!.. Как ты…
– Ветром, наверное, – предположил я.
Она посмотрела по сторонам.
– А здесь ветер бывает?
Надо учесть, мелькнула мысль, что-то о ветре забывают все, а вслух сказал бодро:
– Конечно! Просто сейчас безветрие. И мухи с комарами будут.