– Ага, – говорит он, – да, норм.
– Мы его хорошо обработали, – добавляю я, надеясь, что перемена уже наконец кончится.
– Ага, спасибо, – говорит Алекс и замолкает. Он смотрит на Петру, Петра смотрит на нас. – А этот…
– Да?! – спрашиваю я и внимательно смотрю на него, надеясь, что Алекс прочитает на моём лице: «Ты что-то хочешь спросить? Только попробуй! Ну?!»
Но Алекс всё-таки пробует.
– Этот вот… – он не знает, как назвать Игоря, – этот парень перед школой, он правда твой брат?
Ну вот, началось. Теперь они захотят узнать всё. Мне и так мучительно об этом говорить.
– Нет, – отрезаю я.
– В каком… – удивляется Алекс и растерянно смотрит в сторону Петры, которая сразу же прекращает разговор с Иреной, Айдой и Бриной, как будто только и ждала подходящего случая.
– Нет, это не мой брат. Это президент республики. Не узнал, что ли? – Я стараюсь изобразить искреннее изумление. – Президент принял решение, что каждый день станет провожать одного восьмиклассника в школу, целовать его на прощание и желать удачи. Ну вот, сегодня была моя очередь.
Алекс удивлённо смотрит на меня. Он не понимает, что у меня на уме. Матевж, который явно подслушивал у меня за спиной, начинает смеяться. Потом затихает. Барбка что-то быстро печатает в своём телефоне.
– Врёшь, – говорит Алекс.
«Наконец-то до него дошло», – думаю я. Теперь он тоже заливается дурацким смехом.
Петра приближается к нам. Другие тоже потихоньку обступают мою парту. Ну вот, началось. Наверное, животные в зоопарке чувствуют себя так, когда целый класс дурацких детей подходит к их клетке.
– Нам понравилось вчера у тебя! – восклицает Петра – громко, чтобы все слышали.
– Ага, – добавляет Милан и садится прямо на парту за моей спиной, – Йошко тоже был в восторге.
Постепенно все одноклассники окружают меня.
– Отличные у тебя папа с мамой, – продолжает Петра.
«Что-то будет, это только начало», – думаю я.
– И вы им понравились, – говорю я, глядя на дверь. Перемена должна вот-вот закончиться.
– Хороший у вас дом, – говорит Матевж. – Два гаража.
– И уборщица, – добавляет Милан. – Очень секси. – И сразу стремительно краснеет.
– Почему ты нам не сказала, что у тебя есть брат? – Петра бьёт прямо по центру.
– Он совсем псих, да? – восклицает Брина.
– Он же инвалид, да? – спрашивает Ирена. – Ходит очень странно. У него одна нога короче другой?
– Я его видела перед школой. Странная такая голова, – удивляется Айда.
– Он не псих и не инвалид, – твёрдо говорю я. – У него синдром Дауна. Он особенный.
– Псих, – уверенно заключает Брина.
– Да уж поумнее тебя! – почти кричу я и встаю. Так я чувствую себя более сильной.
Брина удивлённо открывает рот. Она не знает, что ответить. Не ожидала от меня такого. Я всегда вела себя с ними вежливо. Брине, собственно, помогала с математикой, чтобы исправить полный провал в полугодии.
– Хочешь сказать, что он такой псих, что уже практически гений? – невинно замечает Петра. – Как ты. Ты же у нас тоже гений, правда?
Я поворачиваюсь к ней и огрызаюсь:
– Да что ты понимаешь? Что ты вообще тут вякаешь? Займись лучше своими двойками, а то тебя и в парикмахеры не возьмут!
– Так я… так что… так я… – возмущённо начинает говорить Петра. Очень похоже на Игоря. – Ты вообще что?! – выдавливает она наконец. – Думаешь, ты гений? А на самом деле ты обычная грабля! Да, обычная настоящая грабля!
– Что-о-о? – удивляюсь я. Опять дурацкая шутка Петры. Она часто путает слова. Недавно на географии вместо «аграрный» сказала «авральный». Когда все засмеялись, она исправилась, сказала: «Прошу прощения, в смысле малярный, я хотела сказать, что малярная деятельность – важнейшая хозяйственная деятельность в развивающихся государствах».
– Она не знает, что такое грабля! Понятия не имеет! – кричит Петра и смотрит вокруг. Брина, Ирена и Айда по-дурацки кивают: «Да-да, понятия не имеет, ага-ага». Чем дальше, тем больше они все похожи на Игоря.
Матевж пытается их успокоить.
– Да нормально всё. Хватит, а? Физик сейчас придёт уже.
– Ника, ты правда не знаешь? Правда-правда не знаешь? – Петра вытягивается в мою сторону и смотрит с любопытством.
– Не знаю чего? – говорю я.
– Что ты Грабля! Ты – Грабля! Ты понятия не имеешь, что мы тебя называем Граблей. Вся школа тебя так зовёт. Французская Грабля!
– Чушь какая, – говорю я. – Чушь и бред, как всё, что ты в своей жизни успела произнести.
– А, мы такие умные, а что такое грабля, не знаем! – не унимается Петра. – Ты всем даёшь клички, вот и мы для тебя нашли подходящую! «Грабля, которая всё время что-то гребёт»! Грабительница! Франсуа Грабля! – произносит Петра с издевательским французским прононсом. – Вот что ты такое! Всё гребёшь под себя! Хочешь быть самой умной! Первой во всём!
– Я вам помогаю… – говорю я и сразу понимаю, что дело плохо. Когда человек начинает защищаться, он демонстрирует слабость, и его будут бить ещё сильнее.
– Да ты нам только потому помогаешь, что хочешь быть лучше все-е-е-ех! – произносит Петра, как будто выступает на конкурсе ведущих воскресных юмористических телепрограмм. – Са-а-а-амая благородная! Са-а-а-амая уважаемая. Хочешь быть лучше все-е-е-ех! – Потом гримаса вдруг пропадает с её лица, она серьёзно смотрит мне в глаза и говорит: – А на самом деле у тебя брат – псих. Гениальная Ника и её брат-псих.
Не знаю, что на это сказать. Слов у меня больше нет. Может, не надо было иронизировать, может, надо было быть вежливей, объяснить им… А сейчас уж что есть, то есть. Меня душат слёзы. Но показать этого я им не могу, не могу, не могу!
Матевж снова пытается сменить тему. Наверное, почувствовал, что мне не по себе.
– Петра, хватит уже! Ну, он не совсем в себе. Ника-то в чём виновата?..
– Николая, – поправляет его Петра. – Наша Ника на самом деле Николая, а мы не знали! Этого тоже не знали!
– Ого, Николая? – удивляется Брина.
– Николая! Ей очень подходит, – говорит Ирена, как будто меня тут нет.
Петра продолжает:
– Ну правда, Николая не виновата, что у неё псих в семье; странно только, что она нам ничего не сказала.
– А почему я всё должна рассказывать? – упираюсь я.
– Потому что тебе стыдно! – перебивает Петра. – Стыдно! Мне не стыдно, что у нас мало денег, что мы с сёстрами все живём в одной комнате. А у вас целый дом, вы богатые, а ты стыдишься собственного брата.
Все утихают.
Мой телефон издаёт писк.
Я ничего им не отвечаю. Сажусь обратно за парту. Чувствую себя совершенно бессильной. Никогда в жизни так не было. Кладу книги и тетради на парту. Пытаюсь вспомнить, какой сейчас у нас урок. В голове звенит: «Грабля. Грабля. Грабля». Одноклассники расходятся по своим местам.
Я не знала, что меня называют Граблей. Никогда не слышала этого. И они правы, я стыжусь Игоря. И всегда так было. Я бы его с радостью убила. Невыносимо. Наверное, так чувствуют себя киты, которые хотят умереть на пляже.
В класс входит учитель физики. Раздаёт нам задания для самостоятельной работы. Мы удивлены. Он нас всё время удивляет необъявленными контрольными. Я не те книги, не те тетради выложила на стол. В голове всё вертится. Физик что-то говорит, что-то объясняет, смеётся… Сзади кто-то меня трогает. Я не реагирую. Потом всё-таки смотрю. Барбка тычет мне пальцем в спину. Глаза у неё большие, как будто она что-то хочет спросить. Я вспоминаю. Смотрю её записки. Их много. Я открываю только последнюю. Там написано: «Я не думаю так». Опять оборачиваюсь к ней. Она смотрит на меня и ждёт.
– Ну и что с того, что не думаешь? – громко говорю я.
– Ну-ка, не болтайте! – сразу же говорит физик и смотрит на меня. – Не шепчитесь и не списывайте! Ника, я понимаю, что для тебя эта проверочная работа легче лёгкого, поэтому я за тобой слежу во все глаза, чтобы ты не посылала листок с решением по всему классу, как водится.
Если бы учитель что-нибудь такое сказал в другой момент, весь класс бы взревел: «Да нет, да вы что! Что вы, господин учитель!» И я бы что-нибудь добавила. А сейчас все молчат. Учитель говорит:
– Ну так вперёд.
Я смотрю на задания. Они лёгкие. Я могла бы их решить за десять минут. Беру ручку. Смотрю на цифры и на вопросы… Ещё никогда в жизни я не получала кола, двойки, неуда. Грабля! Французская Грабля, у которой неполноценный брат. Начинаю вписывать ответы в отведённые места. Буду писать так же, как Петра, как Брина, как Алекс… который не заступился за меня, только стоял рядом и таращился… буду писать, как Айда, как Ирена, как все… Не хочу быть не такой, как все. Что, мало того, что у меня такой брат? Я хочу быть такой, как они. Хочу получить кол, двойку, неуд. Хочу быть китом, который принял решение. Огромное животное, самое большое, с самой большой головой… Как выбросившийся на берег кит. Да, выбросившийся. Это я.
Фоно бросать нельзя
Большая перемена. Как только раздаётся звонок, я выхожу из класса. Оказываюсь в коридоре первой. Из всех классов выходят ученики. Девятиклассники стоят во дворе; они вышли ещё раньше меня. Некоторые курят. Смотрят на меня. Французская Грабля! Французская Грабля! Французская Грабля!
Отвратительно. Никогда не хотела быть граблей, всё загребать. Не знаю. Или хотела? Понятия не имею. Да, меня интересуют разные вещи. А что, нельзя? Это разве плохо, если тебе нравится математика, если ты радуешься, что уравнение решается? Разве это плохо – что тебе не всё равно, сколько видов растений и животных вымирает ежегодно?
Может быть, надо было быть такой, как все остальные. Но я не могу. Даже если захотеть, не могу. У меня особенный брат. Я тоже не такая, как все.
Выхожу на школьный двор. Сажусь на невысокую стену возле беговой дорожки. Здесь мы с девочками всегда сидели на большой перемене. Теперь я одна. Я радуюсь, что я одна. Телефон пищит. Оглядываюсь. Вижу, что Барбка идёт ко мне. Не хочу никого видеть. Встаю и иду по дорожке. Барбка за мной. Телефон пищит. Пихаю его ещё глубже в карман. Ускоряю шаг.