имания. Я не обратила внимания на ироническое замечание Бочонка.
– Я тебе помогу. Ты только скажи, – сказала я Алексу.
– Ты только скажи, – повторила Петра.
А Барбка на этот раз не послала ни одного сообщения. Только смотрела с глупым видом, держа телефон в руке. Скорее всего, она уже давно успела всем сообщить о случившемся.
– Господин учитель! – воскликнула я, пока мы медленно двигались в сторону школы, как раненые солдаты, которых отослали с фронта. – У меня идея!
Бочонок испуганно взглянул на меня.
– Давайте организуем краткий курс первой помощи!
Бочонок сглотнул и кивнул:
– Это можно.
– Прямо на следующей неделе, – сказала я. – Я могу подготовить план. Посмотрю в книгах и в Сети. Мы можем научиться перевязывать разные раны, открытые переломы, вывихи, обрабатывать ожоги…
– Ага, ага, – перебил он, – я подумаю.
– Нам бы это очень пригодилось. И интересно будет! Весь класс перевяжем. Можно сделать целую фотоинсталляцию. И фильм снять! – У меня разыгралась фантазия. Я уже видела фотографии перевязанных одноклассников. – Может быть, можно где-нибудь достать инвалидные кресла…
– Это всё отличные задумки, Ника. Но…
– Что «но»? – грозно спросила я.
– Вспомни, что было с Днём природы.
– Ну, прокол, – призналась я. – Но мы всё равно задумались о том, как плохо во всём мире обращаются с животными!
– Я подумаю, – повторил учитель и, обогнав меня, зашагал к школе. Мне кажется, он пытался от меня убежать.
Ужас, как учителя готовы придушить любую инициативу.
В спортзале мы помогли Алексу дойти до мужской раздевалки.
– Справлюсь, – ответил он на моё предложение помочь ему переодеться.
– И я, – сказала Петра, – и я могу помочь!
Барбка только кивала. Наверное, у неё нет Алексова номера, иначе она бы ему уже давно прислала кучу сообщений.
– Ну ладно, – сказала я, – мучайся сам. – Я точно знаю, что он отказался от помощи из-за Петры и Барбки. Если бы я была одна, он бы согласился, а так – только покраснел. – Мы классной скажем, что ты не придёшь на последний урок, потому что упал и расшибся.
– Расшибся, – повторила Петра.
– Упал, – к моему великому изумлению, сказала Барбка и посмотрела на Алекса, как будто впервые его видит. Ясно. Значит, Алекс и Барбке тоже нравится. Она бы не стала просто так тратить силы, чтобы открыть рот.
Мы отправились в класс. Все, конечно, уже знали, что произошло. Даже классная – наша литераторша – знала, потому что Барбка прислала ей целое письмо по телефону.
– Алекс пойдёт домой, – сказала я ей, – он в состоянии шока, а в таком состоянии невозможно сконцентрироваться на учёбе.
– Я в принципе согласна, – ответила учительница, – но у меня есть одно замечание. Можно я его выскажу, дорогая наша Ника?
Я кивнула.
– Конечно можно, уважаемая госпожа учительница. – Если она хочет иронизировать, почему бы и мне не ответить тем же.
– Я просто думаю, – сказала она, – что это я должна была разрешить Алексу отправиться домой. А не ты.
– Уважаемая госпожа учительница, – сказала я, – Алекс получил травму, но домой он должен пойти не из-за физической, а из-за психологической травмы…
– Садись.
– Любая травма – это шок. Стресс. Можно вообще-то провести об этом целое занятие, если…
– Садись, говорю! – настойчиво повторила учительница и даже направила на меня указательный палец.
Поскольку более умный и более терпеливый должен уступить, как говорит папа, я пошла и села на своё место.
За этим последовала скука смертная. Мы разбирали домашнее чтение – «Маленького принца» Экзюпери и «Чайку по имени Джонатан Ливингстон» Баха. Не композитора, а Ричарда Баха, американского писателя. Когда мне было четыре года, папа читал мне обе эти книги. «Маленького принца» по-французски, а «Чайку» по-английски. В первом классе это были мои любимые книги. А теперь мне надо делать вид, будто я обе истории слышу в первый раз.
– Отлично, Ника, – время от времени повторяла наша классная, – ты очень хорошо знаешь эти книги, но, пожалуйста, дай другим возможность немножко подумать.
Короче, последний урок был невероятно скучный. Потом мы отправились домой: я, Петра, Барбка, Милан и Матевж. Нам всем по пути. Они как-то ко мне приклеились. Мне кажется, они ко мне очень хорошо относятся. Когда осенью я пришла в их класс, меня приняли очень радушно.
В класс я пришла одна. Мама с папой в первый день хотели так или иначе меня проводить. Сначала они вообще намеревались прийти всей семьёй, но от этого я их, слава богу, отговорила. В конце концов мама осталась в машине, а папа дошёл со мной до актового зала, где я представилась классной руководительнице. Она сказала мне, где класс, и я сразу туда отправилась. А папа остался с ней поговорить. Когда я вошла в класс, они все на меня уставились. Я поздоровалась по-французски. Не знаю почему; мне показалось, что так будет прикольно. Я сказала им: «Je suis votre nouveau camarade de classe». Они ничего не поняли, только Барбка пробормотала: «Француженка». Все изумлённо на неё посмотрели. Я подумала: это потому, что она самая умная (что правда), но на самом деле они были изумлены, что она вообще что-то сказала.
– Dites-moi, s’il vous plaît, où puis-je m’asseoir? – спросила я, уже совсем их запутав; при этом я пыталась продемонстрировать, что имею в виду. Я показала на себя, потом на парту, потом опять на себя (и слегка присела) и ещё раз на себя. Они глядели на меня с диковатым видом. Алекс даже сказал: «Кажется, она хочет в туалет», остальные только удивлённо кивали. Я ещё раз повторила все движения и нарочно несколько усложнила свою пантомиму. Они пришли в полное замешательство. «Может, она хочет танцевать?» – «Нет, она собирается у нас тут подмести пол». – «Нет-нет, спрашивает, где она оказалась и где автобусная остановка. Я бы её с удовольствием куда-нибудь отправила». – «Может, она из Африки?» – «Чего это из Африки?» Их спасла наша классная, которая вошла в кабинет и представила меня:
– Это ваша новая одноклассница, Ника.
Матевж сказал:
– Мы уже в курсе, ага. Француженка.
– Как мы с ней будем общаться? – спросила Петра. – Я вообще не знаю французского.
Классная руководительница удивлённо на меня посмотрела. Я рассмеялась и сказала, что немножко пошутила. Сначала они рассердились, но потом тоже стали смеяться. Мне пришлось им рассказать, откуда я знаю французский, что папа – участник программы ООН по охране природы и работал в Париже, что за два года я там всё выучила. Что теперь мы тут, и всё très bien. Было очень весело. Только классная улыбалась как-то мрачновато.
Так что я подружилась с одноклассниками в первый же день. По дороге из школы меня сопровождало человек десять. Алекс, Барбка, Петра, конечно, и ещё Матевж и Милан…
– Дашь мне телефон? Пожалуйста, – попросила Барбка. Это было первое предложение, с которым она ко мне обратилась. И чуть ли не последнее. По крайней мере, такое развернутое. Даже два предложения, а не одно! Все очень удивились. С этого дня вот уже восемь месяцев я регулярно получаю от неё сообщения. В первый же день телефон у меня стал постоянно пищать. Папа удивился: «У тебя какой-то ухажёр новый?» Барбку интересовало всё. Сколько времени мы провели во Франции. Что я делаю в следующие выходные. Как выглядит Эйфелева башня. Была ли я там на самом верху. И как оно. Есть ли облака вокруг. И правда ли, что наверху постоянно идёт дождь, а в башню всё время ударяют молнии.
Теперь из школы мы обычно ходим втроём или вчетвером. Алекс тоже ходит с нами. Но часто мы с Алексом идём до дома вдвоём. Он не живёт в моем районе, но настаивает, что часть пути ему надо пройти со мной. Это когда после школы я ему помогаю с математикой и химией. Или с историей. Когда я объясняю ему, почему началась Вторая мировая война, он не смотрит на меня и вообще не слушает. Потом мы идём домой. Он бы с удовольствием проводил меня прямо до дверей, но я всегда его отправляю обратно немного раньше. Обычно я ссылаюсь на какую-нибудь внеклассную работу, которой у меня и правда довольно много, несколько раз в неделю что-нибудь бывает. Я хожу на немецкий, на испанский, на йогу… Иногда мне нужен автобус. Мы вместе ждём его в центре города. Потом я захожу в салон, и, когда двери закрываются, я смотрю на Алекса в окно. Он стоит на остановке, волосы заслоняют ему глаза. Иногда он их отпихивает ладонью, иногда нет. Я смотрю на него и читаю по губам: «Почему ты не даёшь мне проводить тебя до дома?» Я делаю вид, что не слышу и не понимаю. Я киваю ему; он повторяет, стараясь артикулировать как можно чётче: «Почему ты не даёшь мне проводить тебя до дома?» Автобус отъезжает. Я вижу, что он глядит мне вслед. Как тот маленький орангутанчик, у которого брат украл банан.
Домой
Вместе с Петрой, Барбкой, Миланом и Матевжем мы медленно бредём по направлению к моему дому.
– Ника, – говорит Петра, – я до сих пор не могу прийти в себя! Столько всего произошло!
– Что такого произошло? – отвечаю я. – Ничего особенного. День как день.
Петра останавливается и смотрит на меня с изумлением.
– А ты кровь видела?
Барбка, которая всегда идёт на пару шагов позади, кивает.
– Ну и что? – говорю я. – Кровь как кровь.
Матевж меня поддерживает.
– Ничего особенного, – говорит он. – У меня каждую неделю бывает не меньше двух носовых кровотечений. Зачем из этого балаган устраивать?
Петра не унимается.
– Но он же упал! Грохнулся! Никогда ещё не видела, чтобы человек так грохнулся! Он мог бы вообще разбиться. Он и разбился. Ужас, крови-то сколько было.
– Бред какой, – отвечаю я и иду дальше. Они, все четверо, следуют за мной. – Немножко носом проехался, вот и всё.
– Ну да, – снова соглашается Матевж, – немножко проехался. Вы бы меня видели, когда у меня кровь течёт из носа. Всё вокруг залито! А это ерунда. Я же видел. Ну, немножко проехался носом по дорожке. Так ему и надо. Всех обогнать хотел любой ценой.