В отличие от слоновой кости, носорожий рог при резьбе крошится, поэтому он не обладает ни красотой, ни пользой. Но, как ни парадоксально это звучит, стоимость его гораздо выше — около 15 фунтов стерлингов за фунт при вывозе из африканских портов. На Востоке и в арабских странах эта цифра увеличивается во много раз, и скупщики зарабатывают на продаже одного рога от 1500 до 5000 фунтов. Обыкновенно они измельчают его на крупинки и продают суеверным олухам, которые считают, что рог Кифару излечивает все болезни и усиливает половую потенцию.
Так как носорог карабкается на самку очень часто и стоит в этой позе длительный период времени, азиаты веками верят в то, что проглотивший измельченный рог носорога — явный символ половой мощи животного — волшебным образом получит возможность бесконечно заниматься любовью с женой или с гаремом. Некоторые развратные старики размешивают порошок рога в вине, другие растирают кусочек рога, диаметром в дюйм, в пудру, кладут в муслиновый мешочек и кипятят его в чашке воды. Выпив вино или темно-коричневый носорожий чай, кое-кто из них ощущает прилив сексуальной энергии — точно так же простофили и невротики западного мира чувствуют облегчение при воображаемых болезнях, приняв плацебо или таблетки из сахара, выписанные им исключительно для успокоения. Эффект достигается только благодаря самовнушению, потому что рог носорога усиливает половую потенцию точно так же, как истолченные в порошок волосы или ногти.
Целые рога аккуратно выдалбливаются изнутри и продаются тем, кто достаточно богат и туп, чтобы заплатить несколько тысяч долларов за «волшебный сосуд для питья». По старому суеверию, если враг добавит яд в рисовое вино или чай обладателю рога, отравленный напиток либо вспенится и выльется из рога, либо сам рог разлетится на куски. Вероятно, обманутым покупателям уже не суждено пожаловаться.
Носорожьи копыта, шерсть, шкура, кости, внутренности и даже моча идут на изготовление псевдолекарств, магических и религиозных предметов у различных народностей Южной и Восточной Африки. Чтобы получить прибыль от продажи этих отвратительных лекарств и талисманов, на Востоке три подвида носорога были доведены до грани полного исчезновения. Их убивали из засады, из паланкинов на слонах, травили ядами, ставили ловушки и рыли ямы. На сегодняшний день на свете осталось предположительно 40 яванских носорогов, около 170 суматранских и примерно 600 больших индийских на северо-востоке Индии и Непала. Часть оставшихся в живых носорогов обитает в заповедниках и резерватах, но официальным властям очень трудно охранять животных от браконьеров, которые ради получения драгоценного рога готовы сесть в тюрьму или получить пулю из ружья егеря.
Следует заметить, что в некоторых азиатских странах правительство само подает плохой пример своему народу. Еще недавно в Бирме правительство официально разрешило уничтожать носорогов «для медицинских целей», и, несмотря на то, что все живые животные «охраняются законом», кровь носорога и части его тела продаются совершенно свободно и легально. В Непале, где в долине Рапти обитают 200 больших индийских носорогов и смотрителям дозволено стрелять в браконьеров без предупреждения, король Махендра несколько лет тому назад организовал специальную охоту, чтобы принести в жертву носорожью кровь в честь памяти своего отца короля Трибхувана. Там, где сам король пренебрегает законом, трудно создавать заповедники.
Чтобы снабдить Восток фальшивыми афродизиаками и панацеей от всех болезней, а местное население — мясом и шкурой, африканских белых носорогов уничтожали беспощадно. К ним можно было подобраться относительно легко на открытой травянистой равнине. Так как у самок белых носорогов рога были длиннее, чем у самцов, женских особей убивали одну за другой, что губительно для видов животных, размножающихся медленно. На севере сохранилось около 400 белых носорогов в Конго, где у них осталось мало шансов на выживание, еще примерно 600 обитают в Судане, теперь их там надежно охраняют. Есть еще 1000 особей в Южной Африке, где их число возрастает благодаря строгим законам по охране животных и суровым мерам по соблюдению этих законов.
Бедный неуклюжий Кифару, прячущийся в своих любимых зарослях, кажется, далек от вымирания: число черных носорогов достигает 10 000—13 000, большая часть которых обитает в национальных парках и угодьях. Эта цифра обнадеживает и даже впечатляет, но уровень их численности все же уменьшается, так как жаждущие денег браконьеры продолжают забираться в плохо охраняемые заповедники с оружием, ловушками и отравленными стрелами. Даже масаи, испортившись, к несчастью, как и остальные племена, идут с копьями на э-муни, так они называют черных носорогов. Они утверждают, что делают это ради «защиты», но на самом деле им требуются деньги или — спаси их Господь, — нелегальные наркотики, которые масаи могут получить в замен.
Каждый год браконьеры убивают около 20 процентов обитающих в Африке черных носорогов, а рождаемость у них составляет всего 5 скудных процентов. Резню можно сократить, если установить жесткие меры пресечения среди племен ареалов, в которых браконьерство достигло внушительных размеров. Но в Момбасе носорожьи рога продаются на аукционах совершенно легально и так же легально импортируются на Восток. Именно гам лет через двадцать или около того и окажется последний черный носорог в виде «чудодейственного» порошка в муслиновом мешочке.
Тем временем западные охотники, которые с презрением относятся к суевериям Востока, пытаются возвеличить свой профессионализм, убивая и обезглавливая носорогов. Те, кому по какой-либо причине не удалось получить внушительного вида трофей, покупают голову носорога в Найроби или в магазинах таксидермистов в Аруше, привозят ее к себе на родину и выдают за собственное охотничье достижение. Более амбициозные охотники — «завсегдатаи баров» — приобретают огромные и не очень огромные головы из-под полы.
Еще один оскорбительный предмет силы делается из пениса носорога. К нему привязывают вес в три фунта, а потом подвешивают сушиться на солнце, затем растягивают, обрезают и полируют, чтобы соорудить страшный трехфутовый шамбок — одним ударом этой плети можно рассечь человеческое тело до кости. Иногда ее делают из шкуры бегемота — но она не столь жесткая и эластичная. К тому же, я полагаю, он лишен той самой «магической» силы, которая одаряет половой потенцией.
Толстая, но мягкая шкура Кифару, в которую с легкостью проникают пули и охотничий нож, высушенная, становится очень твердой и крепкой. Стоимостью десять пенсов за фунт, она идет на щиты аборигенов, крышки столов, подошвы сандалий и сиденья для стульев. Плоть черного носорога особой популярностью у африканцев не пользуется, потому что животное лишено подкожного жира и мясо его сухое. Однако носорожий окорок часто восхваляют кое-какие рьяные гурманы, а один из них, вышеупомянутый доктор Колб, безумно любил печень носорога. Тедди Рузвельт, первый американский президент, ратующий за охрану животных, рассказывал в своей книге «Тропы африканских диких животных», как доктор Колб, охотясь на севере Кении, перебил огромное количество Кифару ради их печени и потом был атакован и убит раненой самкой носорога, которая «проткнула рогом ему живот». Очень надеюсь, что она попала ему прямо в печень.
Сам Тедди, который охотился за экспонатами для музея, провозгласил плоть белого носорога «превосходной», особенно мясо с загривка. Африканские аборигены соглашаются с ним. Они со смаком поедают сало белого носорога, которое он накапливает за период с марта по август, отчего его мясо приобретает прекрасный, как у быка, вкус. Мясо Абу-Гарна едят все, но главным образом получают гастрономическое удовольствие от части с загривка, которое срезается и готовится прямо в шкуре в яме для барбекю.
Для убийства черных и белых носорогов местное население обыкновенно использует все свои традиционные методы: ямы, ловушки, отравленные стрелы и другие приспособления. Арабы в Судане охотятся на носорогов так же, как и на слонов, — верхом на лошадях и вооруженные широкими двуручными мечами. Однако, как оказалось, Кифару стреножить куда сложнее. Его небольшой рост позволяет ему маневрировать проворнее, чем слону, а в скорости он может конкурировать с самыми лучшими лошадьми. А так как, в отличие от слона, он в состоянии передвигаться с раненой ногой, у охотников возникает необходимость перерезать сухожилия на его обеих задних ногах. Более тяжелого и более медлительного белого носорога, у которого и рога длиннее и дороже, убить легко.
Первые европейские охотники предпочитали охотиться на белого носорога по тем же причинам. Несмотря на то, что охотились они, как и полукровки-арабы Судана, верхом, в отваге и опыте они не нуждались, потому что имели современное оружие, которым убивали с расстояния. Фредерик Кортни Селоус, профессиональный охотник начала XX века, который был признан «величайшим в мире охотником на крупных диких животных», так описывал свою технику охоты на белых носорогов:
«Как правило, стрелять в белых носорогов, сидя верхом, нетрудно, потому что, если скакать галопом чуть впереди белого носорога, он никуда не сворачивает. Поэтому, чуточку его перегнав, можно сделать прекрасный точный выстрел. А вот носороги с губой-хоботком в подобных же обстоятельствах обычно сворачивают, и стрелять приходится по задней их части».
Несмотря на элементарную осторожность, присущую Кифару, он становился легкой добычей охотников, вооруженных огнестрельным оружием и сидящих верхом. Селоус, профессионал самого высокого класса своего времени, ставил черного носорога на низшую ступень Большой Пятерки, на высшую он помещал льва. Лейтенант-губернатор Восточной Африки Джексон, один из наиболее опытных в то время охотников-любителей, тоже ставил носорога последним, а первым местом он удостаивал южноафриканского буйвола. Но сэр Самуэль Бейкер — по всей вероятности спятив от огромного количества съеденного супа из гиппопотама — заявлял, что черный носорог куда опаснее южноафриканского буйвола или льва.