Напротив, военные расходы могут оказаться не только бесполезными, но и контрпродуктивными, если ускорят развитие и возвышение Китая.
Неизбежная необходимость замедлить китайский экономический рост будет гораздо легче воспринята странами, более склонными к меркантилистскому подходу, но в Соединенных Штатах Америки преградой к осознанию реальности станет фактически неприкасаемая идеологическая догма, отягощенная политически важными экономическими интересами. Впрочем, стратегия сильнее политики.
Глава 12Почему нынешний политический курс сохранится
Упорство, с которым Китай движется к большим неприятностям, если не к краху, преодолевая кульминационный порог несопротивления развитию, «предопределено» множеством факторов.
Начнем с великодержавного аутизма, сужающего поле ситуационного восприятия: этой болезни подвержены также США и Российская Федерация заодно с Индией, но в китайском случае этот аутизм пропорционально выше и усугубляется относительным отсутствием опыта на международной арене.
Непосредственным следствием выступает снижение способности режима как такового ясно воспринимать мировые реалии, в том числе растущую враждебность по отношению к Китаю, о которой говорят опросы общественного мнения.
Историческое наследие Китая в области внешней политики опирается на древнюю систему дани и презумпцию центрального положения страны в концентрических кругах «Тянься». Отсюда – склонность к надменному поведению и недооценка важности любых признаков нарастающего сопротивления во внешнем мире. Все эти сигналы отсекаются «аутистским» фильтром.
Пренебрежение и враждебность к другим странам, свойственные и китайскому народу, и элите КПК, нередко скрываются, но все равно ощущаются, а порой и резко проявляются. Эти чувства на поверхности обусловлены почти столетней слабостью Китая, когда страна регулярно страдала от чужеземных вторжений, а глубже – укоренены в многовековом подчинении ханьцев менее развитым в культурном отношении чужакам-завоевателям. В результате налицо мощное эмоциональное отторжение самой идеи ограничения китайского военного могущества, несмотря на то что в отдельных кругах присутствует интеллектуальное понимание возможных необратимых последствий.
Здесь нет нужды вдаваться подробно в изучение влияния НОАК и военно-промышленного комплекса на китайскую политику и поведение; мы и без того вправе предположить, что НОАК и связанные с нею группы не станут поддерживать ослабление военного могущества Китая (пропорционального экономическому) во имя условной военной стагнации, пусть та лучше послужила бы китайским интересам. С учетом нынешнего военного состояния Китая можно сказать, что официально провозглашенная НОАК политика дальнейшего укрепления сил вполне понятна, и кажется, что ее поддерживает общественное мнение. Но логика стратегии часто требует непопулярной политики – подчас даже неестественной.
Среди многообразия иных проявлений китайской мощи выделим, в частности, организации, способные проводить экспансионистскую политику (быть может, исключительно по внутренним мотивам); это в первую очередь государственные предприятия, а также различные отделы госаппарата. Не будем перечислять все эти организации, обратим внимание на последствия самостоятельных действий далеко не самой влиятельной государственной структуры – силового подразделения Администрации рыболовства и рыболовных портов (Zhōng huá rén mín gòng hé quó yú zhèng yú găng jiān dū quán li, официально – департамент министерства сельского хозяйства). Даже когда КНР после целого года жесткой дипломатии с конца 2010 года перешла к стратегии «очарования» и доброй воли, 26 декабря 2010 года Чжао Циньву, директор указанной администрации (АРРП), публично провозгласил собственную политику, идущую вразрез с общенациональной[81]:
«Китай намерен укрепить управление рыболовной отраслью на своей территории. В 2011 году будет организовано регулярное патрулирование для охраны рыболовецких районов у Дяоюйдао в Восточно-Китайском море [в настоящее время вокруг этих островов, Сенкаку по-японски, патрулируют японские корабли и появились японские гарнизоны. – Авт.].
Защита рыболовства с привлечением военных патрулей будет усилена и вокруг островов Наньша… для пресечения деятельности браконьеров».
Упомянутые острова Наньша более известны как острова Спратли, и на большинстве из них расположены военные посты и гарнизоны Вьетнама, Малайзии, Филиппин и Тайваня – но не Китая.
Сегодня АРРП располагает ударным флотом в составе 2287 судов и катеров, включая 528 кораблей, построенных за последние пять лет, и современный океанский корвет «Юйчжэнь 310» водоизмещением 2500 тонн.
Но, похоже, этого АРРП мало, что явствует из следующих слов Чжао Циньву:
«Современные китайские патрульные корабли не слишком велики и не могут сопровождать рыболовные суда на дальние расстояния… А патрулирование в открытом море – дело особое… если что-то произойдет [= случится инцидент], подкреплению потребуется много времени, чтобы дойти до места происшествия, а в случае, когда сами корабли плохо подготовлены, им недостанет [оборонительных] ресурсов, что затруднит предоставление своевременной защиты».
Корвет «Юйчжэнь 310» вовсе не крохотный кораблик (с водоизмещением 2500 тонн!); кроме того, имеется еще 4000-тонный «Юйчжэнь 311». Что касается иных «ресурсов», АРРП владеет 1500-тонной плавучей базой «Юйчжэнь 88», и все перечисленное – довольно крепкие боевые корабли, выкрашенные в белый цвет. Китайские лидеры могут сколько угодно рассуждать о сотрудничестве на международных саммитах, но ясно, что господин Чжао Циньву действует по собственному плану: получить еще больше кораблей (и самолетов), чтобы активнее отстаивать притязания Китая на спорные морские зоны и добиться со временем господства через эскалацию.
Это далеко не все. Наиболее деятельным и агрессивным китайским морским ведомством является не АРРП, а Служба наблюдения за морем (Zhongguo haijian, СНМ), департамент Государственной океанской администрации. Ее главная задача – патрулирование исключительной экономической зоны Китая, то есть 200-мильной зоны вокруг любого клочка суши, который еще сам по себе является спорной территорией. На этом основании Китай ныне предъявляет притязания на все Южно-Китайское море, в том числе на зоны в сотнях миль от китайского побережья (в совокупности это почти миллион квадратных миль). СНМ располагает собственными самолетами и 3000-тонными патрульными кораблями «Хайцзянь 83», помимо прочих, хотя в столкновениях с японцами чаще всего используются 1500-тонные и более быстроходные «Хайцзянь 51». Ведомство лелеет вполне амбициозные планы. Заместитель директора СНМ Сун Шуцзянь как-то заявил: «Наши морские силы будут доведены до уровня резервного соединения ВМС, благодаря чему улучшится морское патрулирование… Нынешняя оборонительная мощь СНМ не соответствует поставленной задаче». Соответственно, СНМ приступила к приобретению новых патрульных кораблей, в том числе внушительных 4000-тонных сторожевиков, достаточно боеспособных и потому «больше подходящих для вооруженного патрулирования».
Помимо неугомонной АРРП и заметно более агрессивной СНМ, имеется также Администрация морской безопасности (АМБ) при министерстве транспорта. Там трудится более 20 тысяч человек, намного больше, чем в АРРП и СНМ, взятых вместе, а значительный флот этого ведомства составляют 3000-тонные корабли «Хайсюнь 11» и «Хайсюнь 31» (их не следует путать с «Хайсюнь 1001», самым современным кораблем военно-морской полиции в составе Народной вооруженной полиции).
Итак, постоянный комитет политбюро КПК может приказать министерству иностранных дел впредь отказаться от надменных угроз в пользу радушных заверений, как это, несомненно, было сделано в конце 2010 года; но для обеспечения аналогичного поведения всех перечисленных выше ведомств и предотвращения инцидентов, чреватых эскалацией, инспекторам политбюро придется взойти на борт всех кораблей АРРП, СНМ и АМБ, а также на все корабли ВМС КНР (последние, как уже упоминалось, отмалчиваются в ответ на приветствие на море, но исправно включают радары наведения).
Китайский «синдром приобретенной стратегической неполноценности», когда обыкновенный здравый смысл и смутное восприятие парадоксальной логики стратегии подменяются чрезмерной склонностью к обману и приверженностью к политическим играм, выглядит довольно странно. Полагаю, все обуславливается древним стратегическим неразумием, о котором говорилось ранее: оно порождает необоснованную уверенность в способности китайского руководства предвосхитить любое сопротивление путем стратегического обмана и хитроумно обойти все препоны, если сопротивление все-таки возникнет.
Прямым следствием этого синдрома сегодня, когда возвышение Китая выглядит уязвимым в некоторых отношениях и пока не завершилось полностью, предстает нежелание прибегать к единственной действенной контрмере для предотвращения растущего глобального сопротивления – то есть к ликвидации его источника через замедление собственного развития. Вместо этого китайцы предпочитают совершать контрпродуктивные в конечном счете маневры, норовя, как встарь, уповать на обман и прочие хитрости.
Значимость каждого из вышеперечисленных факторов для сохранения прежнего курса КНР кажется, конечно, спорной; не исключено, что все они не столь уж важны, вопреки утверждениям данной книги. Тем не менее их очень много, а этому обильному разнообразию противостоят лишь смутное осознание растущего сопротивления развитию Китая со стороны китайской элиты и недооценка последствий этого сопротивления (в итоге мы наблюдаем скорее надменность, а не мудрую сдержанность).
Глава 13Кто сопротивляется? Австралия. Создание коалиции
Все на свете государства притязают на абсолютный суверенитет, но не все обладают политической культурой, в равной мере препятствующей любому подчинению иноземной власти (иногда случается подчинение частичное).