[99]. Лян, конечно, ответил, что НОАК «защищает большую территорию с протяженными границами и вовсе не стремится к гегемонии».
Иначе говоря, в Пекине не было реальных переговоров и не удалось достичь никаких договоренностей, однако декабрь 2009 года стал низшей точкой в политических отношениях между Японией и США. При этом господствующие настроения среди бюрократии японского МИД ничуть не изменились, да и точка зрения министерства обороны Японии осталась единодушной[100]: что Китай является «главной угрозой» для безопасности Японии, он стремительно набирает силу, и поэтому Японии необходимо:
а) усилить собственную военную мощь;
б) закрепить союз с США, устранив все проблемы, в том числе уладив споры вокруг американской базы Футенма на Окинаве;
в) расширить представление о собственной безопасности посредством участия в создании системы коллективной безопасности в Восточной Азии.
Конечно, не обошлось без заметных трений между двумя названными министерствами и Демократической партией Одзавы. Оба министерства подверглись нападкам в ходе широкой кампании против бюрократии в верхних эшелонах власти, недемократичной и неэффективной; вдобавок МИД обвинили в излишней жесткости по отношению к Китаю и в излишней мягкости по отношению к США.
Поскольку на бюрократов в целом вполне можно было возложить ответственность за длительную стагнацию Японии, антибюрократическая кампания оказалась успешной, пусть даже влияние ДП ослабело, а у самого Одзавы начались проблемы с законом по обычным для Японии причинам (махинации с финансированием предвыборной кампании). Все это побудило ДП усерднее атаковать МИД и внушило уверенность партии в том, что политику нужно передать в руки партийцев, а не бюрократов. Даже сдвиг внешней политики Японии и перенос фокуса с США на Китай выглядели осуществимыми.
Наивысшей точкой японо-китайского сближения 2009 года стало совместное коммюнике для прессы, выпущенное в Пекине 20 марта 2009 года министром обороны Японии Хамадой Ясукадзу (вступив в должность, он заявил: «Моя миссия состоит в том, чтобы сделать Японию более комфортабельной страной для жизни») и министром обороны Китая генералом Ляном Гуанле. Значимость этого документа заключалась в том, что в нем были обозначены совместные инициативы, выходившие далеко за рамки обычных мер доверия между потенциальными противниками; фактически это наброски соглашения по коллективной безопасности – и даже намек на альянс.
«…В ходе переговоров обе стороны согласились:
1. Продолжить обмен визитами на высоком уровне. Министр обороны КНР Лян Гуанле прибудет в Японию с ответным визитом в 2009 году.
2. Провести консультации по вопросам обороны и безопасности в Токио в 2009 году.
3. Создать механизм японо-китайских консультаций по вопросам обороны и безопасности для укрепления связей между политическими департаментами военных ведомств, вести обмен мнениями по вопросам, представляющим взаимный интерес, в частности международные миротворческие операции, борьба со стихийными бедствиями и пиратством, усиление сотрудничества в информационном обмене, особенно по вопросу борьбы с пиратством в Аденском заливе и в водах Сомали.
4. Заместитель начальника Генерального штаба сухопутных сил Японии и начальники Генеральных штабов ВВС и ВМС посетят КНР в ответ на визиты китайского командующего ВВС и заместителя начальника Генерального штаба, состоявшиеся в 2008 году…
5. Продолжать консультации по скорейшему созданию контактного механизма по военно-морской линии между министерствами обороны Китая и Японии…
6. Продолжать обмен визитами военных кораблей на основе первого обмена визитами, состоявшегося в 2007–2008 годах. Китайские военные корабли посетят Японию в 2009 году.
7. Развивать рабочие консультации для реализации ежегодного плана военного сотрудничества. Обе стороны обсудят возможность диалога на уровне офицеров штабов всех родов войск, включая Объединенный штаб Японии.
8. Изучить возможность обмена визитами между военными округами Народно-освободительной армии Китая (НОАК) и армиями сухопутных Сил самообороны Японии.
9. Продолжить офицерские стажировки на уровне рот и взводов в различных проектах.
10. Развивать практику стажировок между Университетом обороны Китая, Китайской академией военных наук и Национальным институтом оборонных исследований Японии, а также между китайскими университетами, такими как Научный и технологический университет НОАК и Военно-морская академия НОАК в Даляне, и Национальной оборонной академией Японии…
[В заключение] министр Хамада выразил благодарность министру Ляну Гуанле»[101].
Раз уж Хамада Ясукадзу не подтвердил под присягой, что все перечисленное обсуждалось исключительно ради введения наивных китайцев в заблуждение, этот список совместных мер не мог не встревожить.
Однако все резко изменилось после инцидента с рыболовным судном в районе островов Сенкаку 7 сентября 2010 года. В основном винить следует непродуманную реакцию Китая, которая обернулась массовыми погромами японских магазинов, арестами японских бизнесменов, находившихся в Китае, прекращением поставок редкоземельных металлов в Японию и в высшей степени провокационным (хотя юридически необходимым) требованием компенсации и извинений со стороны МИД КНР.
В целом эти события привели к кристаллизации подспудных опасений относительно истинных намерений Китая: эти опасения явно усугублялись стремительным ростом китайского могущества. В итоге воздействие этого инцидента на японское общественное мнение привело к структурным переменам. После инцидента стало ясно всем (не считая, похоже, китайское руководство), что новое восприятие японцами Китая будет носить длительный характер, что его вряд ли исправят всевозможные визиты доброй воли и политика «очарования» соседей.
Перво-наперво пришлось замолчать Одзаве и его единомышленникам, которые утратили шанс на сопротивление министерствам иностранных дел и обороны, приступившим к работе сразу по трем направлениям – по укреплению национальных вооруженных сил, по сближению с США и по расширению рамок коллективной безопасности, ориентируясь на австралийский сценарий. Распри вокруг базы Футенма не завершились, сама шумная база ВВС в самом центре города Гинован на Окинаве продолжала вызывать споры, но накал страстей существенно снизился.
Еще до инцидента у островов Сенкаку в поведении Китая прослеживалось учащение провокационных действий. Перехват военных самолетов у границ воздушного пространства Японии предлагает тому необходимое количественное подтверждение: в 2009–2010 годах число вылетов на перехват в авиации Сил самообороны Японии выросло с 274 до 386 раз. Из перехваченных самолетов 264 были российскими; это тридцатипроцентное увеличение отражает возрождение российской военной активности на Дальнем Востоке. Всего 96 чужих самолетов оказались китайскими, но общее их число возросло на 250 % с 2009 года. Самый близкий к японскому воздушному пространству перехват имел место, когда два китайских самолета-разведчика дальнего радиуса действия подошли на 50 км к границам Японии. Любопытно, что некоторые японские комментаторы связывали увеличение случаев нарушения воздушного пространства китайцами не с общим ростом активности НОАК, а с приходом к власти в Японии Демократической партии и последующим обострением японо-американских военных отношений. Это мнение подтвердил анонимный источник в министерстве обороны Японии, сообщивший, что «…[зарубежные государства], возможно, проверяют на прочность японский оборонный потенциал, так как считают японо-американские отношения ослабленными»[102].
Землетрясение 11 марта 2011 года на востоке Японии и сокрушительное цунами не могли не сказаться на всех сторонах японской жизни; не в последнюю очередь эти события затронули местные Силы самообороны, но воздействие было противоречивым. С одной стороны, состоялось перераспределение бюджетных средств, отменившее перспективу значительного увеличения фондов министерства обороны и Сил самообороны, то есть страна фактически не восприняла растущие угрозы всерьез. С другой стороны, финансирование японской армии уж точно не сократится, в отличие от других министерств, причем не только потому, что инцидент с Китаем не забыли и не простили, но и потому, что вооруженные силы оказались чуть ли не единственным эффективным инструментом государства в схватке с природными бедствиями, начало которым положило землетрясение.
Вообще японские вооруженные силы действовали почти образцово при ликвидации последствий землетрясения: они устраивали погребения с почестями, проявляли героизм, поливая из шлангов реакторы с опасным уровнем радиации, умело распределяли продовольствие, безропотно подчинялись приказам в различных, зачастую опасных условиях и не трусили – всего привлекли из сухопутных сил, ВМС и ВВС 100 000 человек личного состава (40 % от общей численности Сил самообороны)[103].
По сути, для Сил самообороны Японии с момента их создания это была первая возможность предъявить обществу свои лучшие качества и физические навыки (премьер-министр Мураяма Томиити, первый и пока единственный социалист на этом посту, в январе 1995 года, когда случилось крупное землетрясения Хансин-Авадзи[104], отказался привлекать Силы самообороны, которые долго ранее критиковал). Среди первых фотографий, ставших достоянием общественности после землетрясения, были снимки крепкого солдата, несущего на спине спасенную пожилую женщину; вертолета, вывозящего 81 докера, унесенного в море на обломке корабля; школьников, очутившихся на крыше школы, – за этими драматическими эпизодами последовали многие другие.
Полагаю, Силы самообороны не преминут извлечь выгоду из такого сдвига в восприятии японского общественного мнения и тем самым наконец избавятся от клейма позора, которое наложило на японских военных поражение 1945 года.