Даже в разгар бюджетной экономии военный бюджет все равно может рано или поздно вырасти, просто потому, что нынешние военные расходы незначительны в процентном отношении к ВВП (менее 1 %) и к общим расходам правительства (3 % в 2009 финансовом году).
То есть Япония – та страна, что может себе позволить резкий рост и даже удвоение военных расходов без нарушения общего фискального баланса.
Не исключено – если общество удостоверится в полезности авианосцев при ликвидации стихийных бедствий и при операциях по контролю над морскими пространствами, – что дойдет и до нарушения церемониального табу на приобретение авианосцев для японского флота; во всяком случае, Китай в лице министра обороны генерала Ляна Гуанле официально высказал такое намерение. 20 марта 2009 года в Пекине в ответ на вопрос министра обороны Японии Хамады Ясукадзу Лян Гуанле будто бы сказал: «Китай должен создать собственный авианосец, потому что мы – единственная мировая держава, у которой пока нет авианосцев»[105]; тем самым он как бы причислил не имеющую авианосцев Японию к малозначимым державам.
Природные катастрофы марта 2011 года и последовавшие за ними спасательные операции радикально изменили отношение и к американским войскам в Японии, и вокруг Японских островов. Все началось с того, что американские боевые корабли «Рональд Рейган», «Чанселорсвилль» и «Пребл»[106] очень быстро явились к месту событий, встали напротив пострадавшей части берега в префектуре Фукусима и стали принимать и снабжать спасательные вертолеты. Дальше – больше: все гражданские аэропорты поблизости от места катастрофы либо не действовали, либо работали не на полную мощность, и в этом смысле американский авианосец пришелся как нельзя кстати; во-вторых, сам авианосец принимал вертолеты ВМС Японии (S-70), наглядно демонстрируя высокую степень слаженности и взаимного доверия (иностранным вертолетам и даже вертолетам сухопутных сил и ВВС самих США никогда ранее не разрешали посадку на авианосцы); в-третьих, моряки на борту «Рейгана» и кораблей сопровождения всего за час получили месячную дозу радиации; а еще все эти особенности спасательной миссии стали широко известны в японском обществе благодаря отменной работе пиар-службы ВМС США. Крайне чувствительные к угрозе радиации, японцы растроганно внимали репортажам об американских моряках, которых обеззараживали прямо на палубах кораблей (показательно, что популярный японский мультимедийный блог по спасательной операции начал свою работу с нескольких видео о действиях «Рональда Рейгана»[107]).
Спор вокруг базы ВВС Корпуса морской пехоты США Футенма (сама база – камень преткновения для японского города Гинован, где мэром, что не удивительно, выбрали коммуниста) может служить отличным индикатором колебаний в состоянии американо-японских отношений в сфере безопасности в последние годы.
В 2009 году казалось, что правительство Японии, не желая разрешать потенциальные трудности перевода базы в другую часть Окинавы или на другой остров, попросту потребует полного вывода американских войск с Окинавы. Действительно, имелся даже срок (2014 год) окончательного вывода войск. Но позднее, после переоценки статуса Китая и военного присутствия США на Окинаве, сразу два японских правительства последовательно отказались от любых планов по перемещению базы[108].
Именно в условиях радикально изменившегося стратегического контекста в апреле 2011 года состоялся визит главы правительства Австралии Джулии Гиллард, и правительство Демократической партии, подвергавшееся суровой критике, усмотрело в нем отменную возможность распрощаться с былой внешнеполитической стратегией и подтвердить приверженность альянсу между Японией и США, даже при условии одобрения дополнительного союза между Восточной Азией (за исключением Китая) и Австралией.
Поскольку из числа контрмер, предлагаемых министерствами иностранных дел и обороны Японии для сдерживания растущего могущества Китая, две уже реализуются, то сегодня лишь жесткая экономия бюджетных средств мешает наращиванию и диверсификации японского военного потенциала (тогда как ранее внутренняя политическая оппозиция выступала здесь непреодолимым барьером).
Можно усомниться в том, что целью китайской политики было укрепление альянса Японии с Соединенными Штатами Америки или укрепление военного потенциала Японии, но именно так все и случилось вследствие возрастания китайского могущества и влияния.
Мечты Накасонэ о процветании Японии в рамках китайской системы «Тянься» и даже внутри стратегического периметра Китая никогда не были реальностью для японской внешней политики, ведь для их осуществления потребовалось бы не только тактичное, неизменно вежливое китайское правительство, но и миролюбивый, пусть могучий, Китай, что является несомненным противоречием.
По поводу заявлений, будто японский бизнес в интересах успешной торговли с Китаем предпочтет податливую политику (и будет стремиться к ней), поскольку Китай, вне сомнения, представляет собой большой и растущий рынок, стоит признать, что слухи на сей счет и вправду циркулировали в ходе сентябрьского кризиса из-за островов Сенкаку. Однако такой сценарий мог бы воплотиться в жизнь, возглавляй японские корпорации китайцы, а не менеджеры-японцы.
В качестве социальной группы менеджеры крупных, политически значимых японских корпораций гораздо более сосредоточены на международной политике, нежели остальные японцы, намного больше знают об окружающем мире и, следовательно, лучше осознают преимущества всего того, на что не обращают внимание в Китае, будь то демократия или правовое государство (в Японии их, конечно, не боготворят, как в англосаксонском мире, но до сих пор ценят в качестве наилучшей гайдзинской[109] альтернативы типично японским формам самоорганизации). При этом среди всех японцев именно те, кто наиболее активно занимается бизнесом в Китае, менее всего склонны поддерживать политику подчинения власти КПК.
Разумеется, существует и противоположное мнение, однако по сей день его озвучивают преимущественно журналисты, а не бизнесмены – мол, до цунами японским компаниям было достаточно иметь в Китае сборочное производство для местного рынка, а после цунами, когда в Японии начались проблемы в энергетике, приходится изготавливать в Китае и компоненты для некитайских рынков. Показательно, что эти веские доводы обычно сопровождаются жалобами на несостоятельность японского правительства и деморализацию страны[110].
Лишь добровольное подчинение господству Китая способно прервать цепочку противодействия возвышению новой сверхдержавы, и логика стратегии неумолимо требует от Японии ответных мер, ибо стратегия всегда сильнее политики со всеми ее сдерживающими факторами.
Так тому и быть, ведь стратегия наверняка потребует от политиков Японии куда больших жертв, чем отказ от промысла китов в Антарктике, дабы уважить чувствительного австралийского союзника: придется отказаться (или хотя бы отодвинуть на долгий срок) столь любезные японцам притязания на Хоппо Риодо, так называемые Северные территории, которые русские считают южными островами Курильской гряды и владеют ими с 1945 года[111].
Ни в коем случае нельзя считать эти острова мелкими клочками суши: острова Итуруп, Кунашир и Шикотан совокупно занимают 4854 квадратных километра – или 1874 квадратных мили, – если не считать четвертый элемент гряды, скалу Хабомаи.
Притязания японцев вдобавок подкреплены юридически[112], как и позиции прочих стран, павших жертвами советских аннексий после Второй мировой войны, – Польши, Чехословакии и Румынии (лишь последняя из них напала на СССР вместе с Германией, тогда как Япония и Польша сами подверглись советской агрессии[113]).
Но в нынешней новой международной расстановке сил сильная юридическая позиция Японии не имеет никакого значения. Если Китай продолжит стремительно расти, экономически и в военном отношении, не только в ближайшие годы, но и в ближайшие десятилетия сохранение независимости Японии будет во многом зависеть от силы антикитайской коалиции как таковой. Конечно, решимость самой Японии и поддержка со стороны США важны, однако союз с Российской Федерацией может в самом деле стать решающим фактором – и сам по себе, и вследствие положения сопредельных государств, то есть Монголии, Казахстана, Узбекистана, Кыргызстана, Таджикистана и Туркменистана, на которые Россия продолжает оказывать существенное влияние. Выступая единственным их защитником от могучего Китая и от фанатиков из исламских стран к югу, Российская Федерация вряд ли утратит свою гегемонию в странах Центральной Азии. Тем самым стратегическая значимость России, особенно с точки зрения геоэкономики, будет лишь возрастать.
Если в ответ на агрессию Китая или на кровавое подавление беспорядков внутри КНР Соединенные Штаты Америки и их единомышленники прервут торговые отношения с Китаем – более чем возможная альтернатива военной эскалации, которую сдерживает наличие ядерного оружия, – Китай все равно сможет закупать нужные ему топливо и сырье у Российской Федерации и ее союзников, если те сами не станут частью антикитайской коалиции.
Да, пока прерывание торговых отношений с Китаем выглядит немыслимым, однако оно сразу же войдет в повестку дня в случае нападения Китая на Тайвань или при масштабных расправах с тибетцами, уйгурами или монголами (даже с бунтующими студентами), вне зависимости от любых «геоэкономических» реакций. Торговля оружием между США, Западной Европой и Китаем прервалась из-за кровопролития на площади Тяньаньмэнь в 1989 году и с тех пор не возобновлялась.