После отказа КНР, как пишет «Чосон ильбо», Ким Чен Ир внезапно уехал из Пекина, хотя программой визита предусматривалось посещение театра.
Пекинский источник, приписывающий похвальную осторожность китайским лидерам, которые не стали продавать Северной Корее самолеты, выглядел бы убедительнее, не опубликуй та же газета одиннадцатью месяцами ранее другой репортаж на ту же тему (см. статью от 17 июня 2010 года «Ким Чен Ир требует у Китая истребители»)[145]:
«Северная Корея попросила Пекин предоставить ей новейшие реактивные истребители J-10 и другое вооружение, но получила отказ, как стало известно в среду…Ким Чен Ир обратился с этой просьбой к китайскому президенту Ху Цзиньтао во время своего визита в Китай в начале мая. Однако Ху якобы сказал Киму, что Китай поддержит его лишь в случае прямого нападения. Очевидцы считают, что отказ был причиной отбытия Кима домой на несколько дней ранее запланированного срока».
В обеих версиях Китай осаживает Северную Корею, не желает продавать ей боевые самолеты; в обеих версиях Ким Чен Ир в гневе уезжает домой на день раньше намеченного; но в статье 2010 года ему отказывают в приобретении одноместного легкого истребителя J-10, а в версии 2011 года речь идет о двухместном самолете JH-7. Что ж, умиротворяющее влияние Китая явно растет.
Налицо и другие признаки почтительности к Китаю – в частности, постоянный отказ Южной Кореи выдать визу Далай-ламе, которого высоко чтут корейские буддисты. Даже когда в Южной Корее на совершенно неполитическую конференцию собрались лауреаты Нобелевской премии за 2006 год, Далай-ламе отказали в визе – с довольно постыдным разъяснением, что Китай – главный торговый партнер Южной Кореи, а еще помощь Китая необходима, чтобы убедить Северную Корею отказаться от ее ядерных амбиций[146].
Затем в Южной Корее, как отмечалось, пришел к власти сторонник жесткой линии по отношению к КНДР – президент Ли Мен Бак; 27 июня 2010 года Далай-лама смог встретиться с 500 с лишним корейскими монахами – но только в отеле «Интернэйшнл гранд» в японской Иокогаме[147], так как ему опять отказали в южнокорейской визе. На чем бы ни основывался альянс США и Южной Кореи, моральные ценности ему явно чужды.
Пока Республика Корея не перестанет отвечать на провокации Кореи Северной одними лишь словами (что, конечно, похвально с точки зрения тех, кто ценит мир превыше всего), ей суждено лишь ослаблять, а не укреплять коалицию против военного развития Китая. Если же Южная Корея с ее нынешней недальновидной политикой все-таки очутится в такой коалиции, она только ослабит коллективную решимость сопротивляться Китаю, особенно если дело дойдет до конкретных действий, например до совместного патрулирования боевыми кораблями спорных морских районов. Вряд ли Южная Корея, к слову, будет привлекать собственные вооруженные силы, даже если подобные решения будут приняты: причина в опасении, что Китай может отомстить, спустив Северную Корею с поводка или даже прямо ту натравив.
Зато в русле своей нынешней внешней политики Республика Корея может комбинировать фактический статус подчиненного Китаю члена системы «Тянься» с сохранением южнокорейско-американского альянса. В конце концов, США привыкли к своим односторонним обязательствам и не требуют за это никакой платы, а сама Южная Корея, очевидно, более расположена к вассальному статусу и не готова брать на себя риски и расходы по обеспечению собственной безопасности.
Имеется, кстати, неявное доказательство этого отказа от ответственности, которое выражается в желании Южной Кореи спорить с Японией по вопросам, не имеющим стратегического значения. Даже в 2010 году, в период между повлекшими человеческие жертвы провокациями со стороны Северной Кореи, которые так и остались безответными, 37 членов конгресса Южной Кореи учредили форум для отстаивания притязаний Южной Кореи на японский остров Цусима, на корейском – Темато. Еще от Японии требуют скалу Лианкур, по-японски – Такэсима, известную корейцам как Токто. Газета «Кореан таймс» устроила постоянный конкурс очерков на тему принадлежности этих островков, причем призы не присуждались тем, кто обосновывал права Японии. Каким образом такие действия могут уменьшить болезненную уязвимость Южной Кореи – осталось неясным.
В декабре 2011 года один сотрудник береговой охраны Южной Кореи был убит, а другой ранен китайскими рыбаками, которых арестовали вместе с их судном, когда они занимались нелегальной ловлей рыбы в южнокорейских водах[148]. Сообщалось, что с 2006 года приблизительно 2600 китайских судов задерживали при похожих обстоятельствах: катастрофическое загрязнение китайских прибрежных вод вкупе с хищническим промыслом рыбы заставляет китайских рыбаков выходить все дальше и дальше в открытое море. Но ни массовое браконьерство китайцев в южнокорейских водах, ни даже упомянутое убийство сотрудников береговой охраны не отвлекло Южную Корею от любимого занятия (сугубо мирного): 14 декабря 2011 года прямо перед японским посольством в Сеуле торжественно открыли статую скромной корейской женщины – в память о тех, кого японцы в годы войны насильно заставляли заниматься проституцией. Также прошла тысячная по счету демонстрация, требовавшая от Японии выплатить этим женщинам компенсацию и принести извинения, что, естественно, вызвало сильное раздражение у страны, ничем не угрожающей Южной Корее[149].
Глава 17Монголия. Северный форпост коалиции?
Монголия – близнец Вьетнама и прямая противоположность Южной Кореи в том, что касается отношений с Китаем, так как в китайской орбите она не сможет уцелеть в качестве независимого государства, хотя Китай юридически, формально и окончательно отказался от прав на всю территорию Монголии по соглашению о границе 1962 года и по протоколу о делимитации границы 1964 года (который добавил еще 10 тысяч квадратных километров к уже имеющимся у Монголии полутора миллионам).
До этого, ссылаясь, как и в случае Тибета, на прежние права владения, китайское руководство отказывалось признавать декларацию о независимости Монголии 1911 года и утверждало, что Монголия является частью Китая, ведь маньчжурская династия Цин управляла как китайскими, так и монгольскими землями, а также повелевала многими другими народами. По такому критерию, как уже упоминалось, Шри-Ланка вполне может требовать власти над Индией.
Сегодня из Пекина уже не звучат угрозы аннексировать Монголию, но, лишенная выхода к морю и зажатая между двумя соседями, Монголия вынуждена полагаться в отстаивании независимости на другую соседнюю страну – а это непростой выбор, ибо русские прекрасно помнят, в какой степени Монгольская Народная Республика зависела от СССР до 1990 года.
Монголия уязвима и в демографическом отношении, хотя в будущем это, возможно, окажется преимуществом. На огромных просторах современной Монголии затерялось около 2,5 миллиона монголов, тогда как в одном только автономном районе КНР Внутренняя Монголия проживают 4 миллиона монголов (пусть 80 % тамошнего населения – ханьцы), еще 1,5 миллиона монголов живут в китайском Синьцзяне, а около 400 000 бурят-монголов обитают в Республике Бурятия Российской Федерации.
В теории, владея родовыми землями и будучи независимым государством, Монголия могла бы стать культурным центром притяжения в том числе для более многочисленных монголов из Китая и оказывать соответствующее влияние на Внутреннюю Монголию. Но этому мешает одно обстоятельство: в монгольском языке не так много культурного капитала, учитывая, что в системе высшего образования Монголии повсеместно вместо монгольского языка используется русский (сейчас еще и английский). Другая причина состоит в том, что в 1946 году под давлением сталинского диктата в Монголии была введена кириллица, а монголы в Китае сохранили древнюю монгольскую письменность, происходящую от арамейского и иврита и усвоенную через согдийский, сирийский и древнеуйгурский алфавиты[150].
Управляя лишенной выхода к морю страной всего с двумя соседями, каждый из которых размерами с империю и лелеет хотя бы латентные имперские мечты, монгольские правительства прилагали немалые – и отчасти успешные – усилия к тому, чтобы заинтересовать собой другие страны. Они даже заручились благоприятным отношением далеких Соединенных Штатов Америки, которые поддерживают монгольскую независимость, раз уж этот факт вызывает почти симметричное недовольство России – гораздо более важной для Монголии страны. Япония тоже выступает третьей стороной, способной играть роль противовеса удушающим объятиям Китая и Российской Федерации. Установление в 1972 году дипломатических отношений между Монголией и Японией не привело к серьезным практическим результатам, но после либерализации 1990 года обе страны ведут активную работу по налаживанию сотрудничества, демонстрируют значительный взаимный интерес и отсутствие исторических антипатий, сулящих помехи на этом пути.
Уже состоялся ряд официальных визитов, даже учредили постоянный комитет по экономическому сотрудничеству, но, несмотря на все эти благие намерения, слабая база монгольской экономики и склонность Японии ориентироваться на слишком высокие результаты в конечном счете расстроили оптимистические ожидания. По состоянию на 2009 год (последние имеющиеся в распоряжении автора данные) на Японию приходилось менее 1 % монгольского экспорта, в то время как на Китай – 74,1 %, на Канаду – 9,4 % и на США – 3,4 %. Из Японии доставлялось 6 % монгольского импорта, из России же – 34,6 %, из Китая – 31,7 %. На Японию приходилось 3,4 % иностранных инвестиций в Монголию, на Китай – 51,1 %, на Канаду – 10,6 % и на Южную Корею – 6,7 %. Япония занимает первое место в мире по объему иностранной помощи Монголии – 40 миллионов долларов в год, однако по этому показателю ее вскоре превзойдет Америка в рамках программы «Вызовы тысячелетия», рассчитанной на выделение 300 миллионов долларов за пять лет.