Конечно, Индонезия ни за что не откажется от своих прав на острова Натуна, но индонезийское правительство не стало яростно оспаривать неубедительные заверения Чэня Цзяня; индонезийский способ заниматься политикой не таков, Индонезия не Вьетнам, здесь предпочитают избегать, а не противостоять. Министр иностранных дел Али Алатас ответил Чэню Цзяню так: «Мы высоко ценим дух добрососедства, в котором было сделано это заявление. Но Индонезия не считает, что у нее имеется пограничный спор с Китаем или что существует необходимость в делимитации границы на море. Китай находится слишком далеко к северу от нас…Что касается островов Натуна, то Китай на них не претендует, и они никогда не являлись предметом раздора между Индонезией и Китаем. Поэтому тут нет темы для обсуждения»[160].
Китайцы продолжали бездействовать и никак не оформляли свои притязания на острова Натуна, а позиция Индонезии, официально владеющей островами, заключалась, естественно, в том, чтобы тоже ничего не делать. Между тем у китайцев появились основания быть довольными политикой индонезийского руководства относительно американского военного присутствия в регионе: Индонезия выступала против такого присутствия, цепляясь за призрак политики неприсоединения 1950-х годов, отрицавшей интересы США. Сама же Америка получила веский повод подвергнуть Индонезию санкциям за нарушение прав человека и репрессии против населения Восточного Тимора.
Все продолжалось до тех пор, пока череда инцидентов и случайностей не изменила стратегию Индонезии. Особенно важными оказались захват китайцами в 1998–1999 годах нескольких островов Спратли, применение оружия против Вьетнама (что повлекло за собой человеческие жертвы) и нанесение реального урона Филиппинам (позволю себе шутку: риф Вань Кхан, он же риф Оплошности, расположен внутри исключительной экономической зоны Филиппин, если считать от ближайшей береговой линии).
В американско-индонезийских отношениях и вовсе случились радикальные перемены.
Участие американских кораблей в спасательных операциях после цунами в январе 2005 года продемонстрировало индонезийским мусульманам – то есть самой антизападной и антиамериканской части населения Индонезии – несомненную пользу от присутствия ВМС США. К концу того же года существенный прогресс Индонезии в области демократизации и защиты прав человека позволил возобновить отношения между США и Индонезией в военной сфере, в первую очередь через американскую программу обучения зарубежного военного персонала. По статье «Изъятия с точки зрения национальной безопасности» были смягчены наложенные Конгрессом США ограничения на поставки в Индонезию оружия, действовавшие ранее по программе оказания военной помощи зарубежным странам. Понадобилось больше времени, чтобы возобновить военное сотрудничество в полном объеме (запрет на оказание военной помощи индонезийскому спецназу – Kopassus, – замешанному в политических репрессиях, был снят лишь в июле 2010 года)[161].
Флот США, прибывший в Индонезию с гуманитарной миссией, вскоре вернулся уже в боевом качестве, поскольку индонезийцам отчаянно требовалась помощь в урегулировании военной активности на море (еще одно «достижение» неуклюжей в своем напоре китайской внешней политики).
Далее в ситуацию вмешалась Австралия, предложившая то, чего не могли дать США, – стабильный союз в сфере безопасности в виде заключенного в 2006 году «Соглашения между Индонезийской республикой и Австралией относительно рамок сотрудничества». Одно из положений преамбулы этого документа проводило четкое различие между сторонами соглашения и Китаем: «Признавая, что обе стороны являются демократическими, динамичными и настроенными на международное сотрудничество странами региона и членами мирового сообщества…» Декларируемые цели подразумевали «создание условий для углубления и расширения двустороннего сотрудничества… в вопросах, касающихся общей безопасности, а также национальной безопасности каждой из сторон»[162].
В разделе «Оборонное сотрудничество» документ содержал ряд крайне важных положений – налицо типичное выражение англосаксонской точности, которой индонезийские официальные лица наверняка пренебрегли бы в отсутствие тревожного для них поведения Китая. Среди прочего предлагалось:
«…Наладить теснейшее профессиональное сотрудничество между вооруженными силами сторон… проводить регулярные консультации по вопросам обороны и безопасности, представляющим взаимный интерес, и по конкретным политическим вопросам в области национальной обороны… Содействовать развитию потенциала оборонных структур и вооруженных сил обеих сторон, в том числе путем… обучения, совместных учений… и применения научных методов для развития оборонного потенциала; обеспечить взаимовыгодное сотрудничество в области оборонных технологий и мощностей, включая совместные разработки, развитие, производство, маркетинг и трансфер технологий, а также участие в согласованных совместных проектах».
В разделе «Сотрудничество в области разведки» призывали к «обмену информацией и разведывательными данными по вопросам безопасности между компетентными ведомствами и учреждениями». Раздел «Безопасность на море» тоже перечислял конкретные положения, затрагивавшие, несомненно, и Китай, в том числе «развитие существующих проектов в области обороны и иных областях в сфере создания системы воздушной и морской безопасности».
Китайское правительство могло бы смягчить, если не предотвратить, этот неблагоприятный для него сдвиг индонезийской стратегии путем тактичного отхода от своих притязаний на море. Но, едва китайцам предоставилась очередная возможность успокоить соседа, они вновь подтвердили свои максималистские притязания, причем очень жестко: в июне 2009 года ВМС Индонезии задержали 75 граждан КНР и восемь рыболовецких судов недалеко от островов Натуна. Представитель МИД КНР в Пекине Цинь Ган описал весь этот морской район словом «Наньша»: так в Китае принято называть острова Спратли; а затем добавил в типично провокационной манере: «Китай крайне недоволен тем, что Индонезия задержала китайские рыболовецкие суда, и требует, чтобы индонезийское правительство немедленно отпустило рыбаков и их суда»[163]. Затем Цинь Ган вдруг сменил тон, как бы преодолев межкультурную границу в духе китайской житейской практики, допускающей, что можно обругать партнера и сразу же сменить гнев на милость: «Китай и Индонезия – стратегические партнеры… Обе страны должны решить проблему как можно быстрее в духе дружественных консультаций и сохранения достигнутого уровня двусторонних отношений». Затем речь зашла о территориальных притязаниях со ссылкой на «воды вокруг китайских островов Наньша», и Цинь Ган добавил, что Китай «сильно озабочен этим инцидентом».
В том, что касается стратегии как таковой, у индонезийцев могут быть другие недостатки, но вот утонченности им вполне хватает. Если ранее они долго пытались игнорировать китайские притязания на острова Натуна, чтобы дать китайцам возможность забыть об этой теме, то теперь не хотят отказываться от партнерства с Пекином, стратегического или иного. При этом они старательно показывают, что сами в состоянии выдержать китайское давление – быть может, с помощью друзей, если потребуется. Например, 26 мая 2010 года контр-адмирал Амон Маргоно, командующий Восточным флотом ВМС Индонезии, в сопровождении военного оркестра встречал прибывшие в порт Сурабая для проведения совместных маневров американские корабли «Тортуга» (LSD 46), «Вандергрифт» (FFG 48), «Сэлвор» (T-ARS 52) и сторожевик Береговой охраны США «Меллон» (WHEC 717). Учения были частью «…программы сотрудничества по поддержанию боевой готовности флотов», в которой первоначально принимали участие шесть стран: Бруней, Малайзия, Филиппины, Сингапур и Таиланд, а также Индонезия[164]. Такая американская флотилия, конечно, не смогла бы выиграть заново сражение у атолла Мидуэй, но одно ее присутствие способно отвадить Китай от тактики запугивания соседей на море, как неоднократно происходило вблизи архипелага Спратли.
С учетом довольно крепких связей в сфере безопасности с Австралией, которая сама заключила тесный военный союз с США, Индонезии не требуется формальное приглашение на участие в антикитайской коалиции. Хотя собственная военная мощь Индонезии вряд ли достигнет каких-то высот, страна может при необходимости оказать давление на Китай, ограничив поставки сырья, раз уж потребности в нем растут в Индии (сам Китай создал прецедент, ограничив экспорт в Японию редкоземельных металлов). Если кризис продолжит развиваться, то Индонезийский архипелаг, расположенный на самом коротком пути из Китая в западные моря, может предоставить и другие возможности для давления на противника.
На сегодня в Китае еще не слышно дебатов на тему «Кто виноват в потере Индонезии», но их стоило бы провести. Индонезия не второй Вьетнам, чья самоидентификация опирается на продолжение конфронтации с Китаем. Да, верно и то, что Индонезия не вторая Южная Корея, она явно не годится на роль покорного слуги в комфортабельной экономической обстановке золотой клетки Тянься. Но еще в 1993 году (и даже позже) Индонезия пыталась наладить отношения с Китаем, сохраняя дистанцию от США и американского союзника Австралии, – а сейчас стала важным членом антикитайской коалиции.
Что касается китайской выгоды от политики, отторгнувшей Индонезию от Пекина, то сторонники такой линии на дискуссиях в политбюро КПК, несомненно, будут утверждать, что притязания Китая на огромный морской район – большую часть Южно-Китайского моря – имеют под собой очень хрупкие исторические основания, сомнительную картографию и опорные пункты всего на нескольких островах, а потому эти притязания надо подкреплять максимальным напором. Для чего, в свою очередь, требуется предъявлять права на самые отдаленные от КНР районы – в частности, на острова Натуна, владения самой крупной страны из числа возможных конкурентов.