Задолго до церемонии вручения Нобелевской премии МИД КНР фактически отмахнулся от утверждения норвежцев, будто Нобелевский комитет – независимая организация, и предупредил, что, если премию получит осужденный преступник, ответные меры не заставят себя ждать. Тем не менее норвежцы спустя шесть месяцев сильно удивились суровости этих мер, которые включали в том числе приостановку всех политических контактов, замораживание «многообещающих» торговых переговоров и губительные для норвежской семги задержки на складах по воле китайских таможенных инспекторов – причем на фоне роста активности китайских компаний в Норвегии, не встречавшего никаких препятствий. В декабре 2010 года, когда разгорался скандал вокруг Лю Сяобо, Китайская служба нефтедобычи объявила о подписании контракта с норвежской компанией «Статойл» по бурению скважин в Северном море. В январе 2011 года китайская компания «Чайна нэшнл блю стар» купила норвежскую горнодобывающую компанию «Элкем» за 2 миллиарда долларов, а норвежская компания «Оркла» присоединилась к группе «Алюминиум корп.» для обслуживания китайских проектов высокоскоростных железных дорог (правда, контракт подписали через шведский филиал «Оркла», фирму «Сапа», в присутствии шведского посла; «Не надо их провоцировать», – объяснил представитель «Оркла» Йохан Кристиан Ховланд[182]).
В Осло представитель китайского посольства разъяснил, что китайско-норвежские отношения «переживают трудности», так как Нобелевскую премию присудили «китайскому преступнику». Он уточнил, что именно Норвегия должна приложить усилия для восстановления отношений с Китаем, но не рассказал, как это можно сделать; один из официальных представителей Норвегии Хенрик Мадсен предложил рецепт на будущее: расширить состав Нобелевского комитета за счет представителей иностранных государств, чтобы ослабить связь комитета с Норвегией (тогда уж сразу надо вводить в состав бонз КПК).
Этот тривиальный в общем-то эпизод служит серьезным уроком: по сугубо политическим причинам, которые никак не назовешь тривиальными, китайское правительство не может в настоящее время успешно улаживать свои международные проблемы, даже столь мелкие, как присуждение негосударственной премии китайскому диссиденту. В данном случае, помимо приобретения противников в лице немногочисленных норвежцев и большого количества граждан других стран[183], а также придания большого резонанса имени Лю Сяобо по всему миру и внутри самого Китая, китайское руководство в попытках убедить послов других стран в Осло воздержаться от участия в церемонии присуждения Нобелевской премии понесло иные репутационные потери. Оно добилось успеха лишь у ряда авторитарных режимов – со стороны России, Казахстана, Туниса, Саудовской Аравии, Пакистана, Ирака, Ирана, Вьетнама, Афганистана, Венесуэлы, Египта, Судана, Кубы и Марокко (возможно, правительству США, в свою очередь, стоило бы надавить на ряд этих стран, получающих американскую помощь). Но все приложенные китайцами усилия не принесли успеха в остальных сорока шести странах[184].
Если оставить в стороне комичность и случайность этого эпизода, можно смело говорить о том, что он типичен для текущего поведения Китая на международной арене, когда активность сочетается с контрпродуктивностью.
Глава 21Три варианта политики США по отношению к Китаю
Принято критиковать нынешнюю американскую администрацию за «отсутствие стратегии» и четкой политики по тому или иному вопросу. Но это обвинение вряд ли имеет под собой основания, если речь идет о Китае, поскольку здесь налицо не одна, а целых три политики, причем две из них ведут в противоположных направлениях.
Впрочем, как мы увидим, простое объединение трех политик в одну не является выходом из сложившегося положения: скорее Америка нуждается в четвертой, геоэкономической политике, которая только и позволит сохранить долгосрочный баланс сил в отношениях с Китаем.
Политика № 1. Активное содействие китайскому экономическому росту
Наиболее привычна для американо-китайских отношений позиция министерства финансов США, которое, с одной стороны, является хранителем американских государственных финансов, а с другой – оказывает поддержку со стороны правительства частным финансам или, по крайней мере, крупным фирмам с Уолл-стрит, которые работают за пределами США.
Эта политика, которая исполнялась добросовестно и последовательно, получила решительное продолжение в деятельности нынешнего министра финансов Тимоти Ф. Гайтнера: она целиком сосредоточена на тех выгодах, которые американские государственные финансовые структуры получают в виде дешевого капитала благодаря доступу к огромным китайским золотовалютным резервам, а также на выгодах для американских потребителей и производителей от поставок самого дешевого из возможных импорта промышленных товаров и, соответственно, сырья, что позволяет США повышать уровень жизни населения без увеличения доходов и инфляции, заодно сокращая производственные затраты для американского бизнеса.
С этой точки зрения хронический и поистине грандиозный отрицательный торговый баланс США во взаимодействии с Китаем (в основном по промышленным товарам) – вовсе не проблема, а лишь показатель получаемой США выгоды.
Министерство финансов США, разумеется, отчетливо видит все те выгоды, которые государство и частные финансовые институты Америки приобретают вследствие доступа к дешевому китайскому капиталу, источником которого является хроническое положительное сальдо Китая во внешней торговле, производная от крайне высокого (около 50 %) среднего значения нормы накопления. Китайские власти в итоге скупают американские государственные казначейские облигации и другие финансовые инструменты, номинированные в долларах, тем самым увеличивая в том числе стоимость доллара по отношению к юаню, а это, в свою очередь, способствует сохранению позитивного торгового сальдо Китая во внешней торговле. Именно так промышленная политика Китая становится механизмом предоставления частным и государственным институтам США дешевого капитала. По этой причине Китай является этаким благополучателем министерства финансов США и не подвергается критике, как следует из недавно опубликованных документов.
Другой фактор можно назвать социологическим: высшее руководство министерства финансов почти полностью состоит из бывших или будущих сотрудников ведущих частных финансовых фирм и налицо вполне естественное и обоснованное внимание с их стороны к представителям китайской власти и государственных компаний Китая – ведь это потенциальные клиенты.
При этом министерство финансов США не обладает никакими экспертными знаниями, не несет ответственности и вообще не интересуется состоянием американской промышленности. Министерство финансов не оказывает поддержку национальной промышленности ни в целом, ни по отдельным отраслям, игнорирует эту промышленность в своей повседневной бюрократической политике, проявляет безразличие к резкому упадку и даже исчезновению отдельных отраслей из-за неконтролируемого притока дешевого импорта, в особенности китайского.
Только комиссия США по международной торговле, учреждение, слабое как в политическом, так и в организационном отношении, обладает подобием юрисдикции в таких вопросах, да и то ее юрисдикция строго ограничена случаями «демпинга», когда комиссия более или мене сурово устанавливает объем ущерба, нанесенного американской промышленности, но не имеет права этот ущерб предотвратить. Также она не вправе защищать американскую промышленность от хронической недооцененности китайского юаня. Пускай юань исправно теряет в цене из-за постоянной скупки Китаем долларовых инструментов, это не считается демпингом, хотя влияние ослабления валюты затрагивает все категории товаров.
А министерство финансов США, отвечающее за валютное регулирование и нарушение его правил, реагирует на ситуацию лишь на словах после вмешательства Конгресса, который бомбардируют запросами производители и профсоюзы[185].
Министр финансов Гайтнер по примеру своих предшественников периодически уточняет у китайских коллег, когда те дадут своей валюте возможность подрасти (особенно когда поток жалоб в США увеличивается), но делает это с явным нежеланием и не предлагает возможных санкций на случай, если ослабление юаня продолжится. Соответственно, китайцы полагают, что им позволительно игнорировать эти редкие просьбы, хотя в прошлом они иногда давали юаню немного и ненадолго подрасти в ответ на особенно жесткие требования Конгресса США (или чтобы подправить свою собственную инфляцию).
В таких случаях министерство финансов США обычно поднимает шумиху, восхваляя китайцев за финансовую гибкость, и подает сиюминутную ревальвацию как очередное доказательство скорого завершения систематической девальвации китайской валюты. Показательно, что 10 мая 2011 года министр финансов Гайтнер после ежегодного заседания американско-китайской группы по стратегическому и экономическому диалогу сказал репортерам: «Мы видим очень многообещающие сдвиги в экономической политике Китая»[186]. Далее он отметил: мол, США по-прежнему надеются на то, что Китай позволит своей валюте расти быстрее по отношению к доллару, равно как и по отношению к валютам других стран – основных торговых партнеров Китая. В том же самом сообщении говорилось и о посулах китайцев «прекратить дискриминацию зарубежных компаний, которые стремятся обеспечить доходные государственные контракты, и открыть паевые инвестиционные фонды и рынок автомобильного страхования для американских фирм»[187]. Схожие обещания давались в 2010, 2009 и 2008 годах.
Комиссия США по международной торговле опубликовала исследование под названием «Китай: результаты воздействия китайской политики в сфере интеллектуальной собственности и инноваций на экономику США»