Эти промахи усугубляются притязаниями на обладание высшей стратегической мудростью и изысканным дипломатическим мастерством, почерпнутыми из древних текстов; такие заблуждения подчас подкрепляются мнениями наивных или подкупленных чужестранцев[214] и стойко сохраняются в исторической традиции, пускай история учит, что на протяжении двух третей последнего тысячелетия ханьцы с их текстами повиновались немногочисленным менее развитым чужеземцам, что их внутрикультурные стратагемы успешно опровергались синергетической комбинацией силы и дипломатии (чего заметно недостает современному поведению Китая).
Прогнозы
Даже при смене нынешнего довольно слабого руководства опора власти КПК сохранится, и китайское государство будет наращивать военный потенциал со скоростью, обусловленной темпами экономического развития (так или иначе, очень быстро), одновременно выдвигая притязания на море в угрожающей манере и периодически предпринимая внутренние репрессии, чтобы лишний раз напомнить миру: Китаем правит самоназначенная и авторитарная партийная клика, презирающая любые законы.
Как следствие, уже нынешняя реакция противодействия со стороны других государств, диктуемая логикой стратегии и побуждающая к укреплению собственных сил и формированию коалиций, лишает китайское правительство немалой части дипломатического влияния, естественным образом проистекающего из грандиозных экономических успехов Китая, в особенности из возможности контролировать доступ на быстро растущие китайские рынки и к китайскому инвестиционному капиталу. Даже страны, наиболее зависимые от китайской экономики, зачастую действуют как бы в ущерб самим себе, а среди крайне редких исключений выделяется услужливая Южная Корея.
В итоге США, к примеру, приобрели, почти не прилагая к тому усилий, новых союзников в Восточной Азии, возобновили и укрепили будто бы увядавшие или прерванные альянсы с такими странами, как Индонезия, Япония, Филиппины и Вьетнам. Если прибавить сюда Австралию и Сингапур, прочный военный союз которых с США никогда не ставился под сомнение, то перечисленных стран достаточно для формирования существенного противовеса китайской нынешней и будущей военной мощи.
Укрепление военного могущества Китая и его угрожающего поведения – вот зримая причина медленного, трудного, неуверенного, но неустанно развивающегося стратегического партнерства между США и Индией. Примечательно, насколько неэффективно китайцы действуют в спорных территориальных вопросах, мешающих примирению с Индией. В январе 2012 года прошел пятнадцатый раунд консультаций на высшем субполитическом уровне «специальных представителей», где Китай представлял Дай Бинго, глава Госсовета КНР. Была предложена очередная инициатива по снижению напряженности на границе, «Рабочий механизм по консультациям и координации в индийско-китайских пограничных вопросах», чтобы обеспечить связь в режиме реального времени между МИД обеих стран на случай инцидентов на «линии текущего разграничения контроля» (которая сама, к слову, оспаривается). Но достигнутый с изрядным трудом прогресс фактически свелся на нет увеличением числа нарушений границы китайской стороной – от около 200 случаев в 2010 году до приблизительно 300 эпизодов в 2011 году при явной склонности к дальнейшему росту[215]. Конкретные результаты таковы, что официальная внешняя политика Индии продолжает декларировать улучшение отношений с Китаем, тогда как оборонная политика страны характеризуется увеличением расходов на закупку вооружений, внутри и за рубежом, ради противостояния не Пакистану, а Китаю. Объективно рассуждая, это наблюдается во всех странах, которые сталкиваются с Китаем.
В настоящее время (и если взять среднесрочную перспективу) потенциальная угроза со стороны Китая из-за наращивания военного потенциала КНР вполне купируется военными усилиями США, каковые в дальнейшем будут подкреплены союзами и неформальными коалициями, когда затронутые страны начнут действовать в параллель друг другу, реагируя на возвышение Китая. Пока экономика и обусловленный ею военный потенциал Китая возрастают, как было в последние три десятилетия, становится ясным, что всего три страны из числа «отчужденных» Китаем после 2008 года – Индия, Япония и Вьетнам – способны конкурировать с Китаем (или даже его превзойти) по численности населения, ВВП и общему технологическому развитию.
Эти три страны еще не являются союзниками, так что их силы не складываются в единое целое, но каждая из них стратегически сотрудничает с США, которые также располагают довольно многочисленным населением, весомым ВВП и собственными технологиями.
Кстати, восприятие США как клонящейся к упадку державы скорее усиливает, а не ослабляет образ Америки в глазах наиболее амбициозных участников коалиции; это положение сохранится и впредь, пока не будет пройден кульминационный порог «общей ничтожности» в отношениях с Китаем.
Но в долгосрочной перспективе, если экономика Китая и дальше будет расти быстрее экономик его основных противников в совокупности, последние уже не смогут поддерживать гонку военных расходов на собственные нужды, а политические лимиты коалиций могут исчерпаться. Например, по внутриполитическим соображениям Российская Федерация со своими среднеазиатскими сателлитами может долго пребывать на равном удалении от Китая и возникающей антикитайской коалиции.
Тут-то США, чье относительное могущество слабеет, а независимость оказывается под угрозой китайской гегемонии, а также их союзникам, партнерам по коалиции и отдельным другим странам придется забыть о былом минимальном военном сотрудничестве для предотвращения потенциальной китайской военной угрозы и о дипломатической координации для ограничения китайского влияния. В их распоряжении останутся лишь «геоэкономические» средства сопротивления для применения логики стратегии к грамматике коммерции[216]: предстоит запретить китайский экспорт на свои рынки, прекратить поставки в Китай сырья, насколько это возможно[217], и не допускать передачи Китаю любых технологий, которые ему нужны или могут понадобиться. Когда военные и дипломатические последствия стремительного экономического роста Китая станет уже невозможно замедлять, единственной альтернативой подчинению окажется нарушение этого экономического роста – до степени, позволяющей сохранить баланс сил.
Пока же непрерывное военное развитие Китая и недавние образчики угрожающего поведения с его стороны начинают негативно сказываться на прежде благоприятной торговой атмосфере, каковая способствовала очень быстрому экспортно ориентированному росту китайской экономики. Китайский экспорт на ряде рынков сталкивается с сопротивлением – особенно в Японии, США и Вьетнаме вследствие постоянных скандалов из-за качества товаров, а также из-за падения симпатий к Китаю в целом; спрос на отдельные категории китайских товаров существенно сокращается и на многих других рынках. Все, конечно, зависит от спроса, который не отличается устойчивостью и которым, полагаю, вообще можно пренебречь, но здесь заметен и политический фактор, когда речь заходит об инфраструктурном импорте при участии центральных и местных властей. В США, как и еще в некоторых странах, власти менее склонны сегодня закупать «явно китайские» товары[218].
Впрочем, потребуется гораздо больше усилий для затормаживания экономического развития Китая; при этом недавно предпринятые шаги уже предваряют комплекс будущих серьезных ограничительных мер: запрет на ввоз в США (и в Индию) телекоммуникационного оборудования и прочего импорта по соображениям национальной безопасности; запрет на закупки целого ряда китайских товаров по государственным контрактам в США и Японии; запрет на продажу земли покупателями из Китая в Бразилии и Аргентине (ни одна из стран не вводила запрет для американцев или европейцев); неформальный, но действенный запрет на приобретение китайскими компаниями рудников и газовых месторождений в Австралии.
В долгосрочной перспективе военная мощь США все же понадобится, чтобы сдержать Китай, но одной ее будет недостаточно для сдерживания Китая Америкой. При таких обстоятельствах лишь геоэкономический ответ видится «силовым» решением проблемы обуздания глобальных устремлений авторитарного Китая, благодаря чему будет обеспечена безопасность США, а слабые соседи КНР сохранят свою независимость.
Не исключено, конечно, что по сугубо идеологическим причинам США и их союзники могут затянуть с вмешательством и позволить Китаю добиться гегемонии, прежде чем переходить к решительным ответным мерам. Тогда экономическая политика Китая фактически лишит США союзников и даже заставит, быть может, американскую экономику капитулировать.
Однако если начать геоэкономические действия против Китая своевременно, то ограниченная цель по замедлению экономического роста КНР (скажем, до 4 % вместо 8 % в год), а не полной остановки или даже падения китайской экономики, сильно сократит возможности Китая по принятию ответных мер. Против полномасштабной атаки нужно бросать в дело все, невзирая на цену, но такое поведение ошибочно, если ведется ограниченное нападение: тут издержки ответных мер требуется просчитать в точности, насколько это возможно.
Кроме того, если КНР по-прежнему будет владеть значительным объемом американских долговых обязательств, то возможно (хоть и маловероятно), что ответные китайские меры окажутся еще более скромными: ведь должники выигрывают от расправ с кредиторами, но ни один кредитор не выигрывает от расправ с должником. Вряд ли Китай ответит силой на геоэкономические акции, поскольку этот ход обернется естественной интенсификацией конфликта, а не просто сокращением размаха и глубины экономических связей.