. Очевидно, это было устное распоряжение, которое не было закреплено в официальном документе, так как в других источниках указ не приводится. Однако есть данные, что в 1394 г. были изменены правила приема иноземных послов, установленные еще в 1369 г.[156]. Мотивировалось распоряжение 1394 г. тем, что люди, прибывающие в Китай из заморских стран, сильно мошенничают. Известно, что в 1394 г. были приняты меры к строгому соблюдению запрета жителям прибрежных провинций выходить в море и вести морскую торговлю. Очевидно, чтобы добиться эффективного исполнения этих строгих запретных мер, и было отдано вышеуказанное распоряжение о сокращении посольских связей с заморскими странами.
Есть основания полагать, что причины сокращения внешнеторговых, а как следствие этого внешнеполитических связей Китая в 1394 г. были схожи с некоторыми побудительными мотивами аналогичного ограничения 1379–1383 гг. В 1393 г. возникло дело об «измене» военачальника Лань Юя. «Дело Лань Юя» было опять-таки использовано Чжу Юань-чжаном и его ближайшим окружением для новой волны массовых репрессий. На этот раз их жертвами стали около 20 тыс. человек, в том числе многие военные[157]. Параллельно правительство Чжу Юаиь-чжана предприняло профилактические меры по укреплению границ, хотя на этот раз не было даже намека на угрозу со стороны Южных морей.
Нет сомнения, что ограничения 1394 г. были связаны также с новым обострением угрозы нападения «японских пиратов». Именно в 1394 г. флот морской обороны был вновь выведен в море для охраны китайских вод. Кроме того, была усилена береговая оборона в районе провинции Чжэцзян[158].
В 1397 г. были прекращены издавна практиковавшиеся перевозки продовольствия вдоль морского побережья Китая с юга на север[159]. Тогда же были вновь приняты меры к недопущению частной заморской торговли. Все это повлекло за собой усиление контроля над «истинностью» посольских миссий. Свидетельством этого является поимка купцов из Палембанга, выдавших себя за послов. По этому поводу Ведомство обрядов направило предостережение Палембангу через посредство Сиама и Явы[160]. В результате всех этих ограничений к последним годам XIV в. дипломатические связи Китая со странами Южных морей были сведены к минимуму. Тем не менее посольские связи Китая со странами Южных морей полностью не прекращались, невзирая на ограничения 1394–1397 гг. Так, в «Мин ши», например, говорится о двух посольствах из Тямпы в 1397 и 1398 гг.[161], хотя Тямпе по распоряжению 1394 г. доставлять «дань» не позволялось.
Итак, добившись успеха в установлении посольских связей со странами Южных морей в 1368–1374 гг. и использовав этот успех в своих целях, минское правительство не пошло дальше поддержания системы номинального вассалитета этих стран. Более того, в 1374, 1379–1383 и 1394–1397 гг. оно предприняло ряд мер по ограничению посольских связей, что было вызвано указанными внутренними и внешними обстоятельствами. Однако эти ограничения носили временный характер и не ставили целью полного и абсолютного прекращения таких связей. За ограничительными мероприятиями следовало возвращение к прежним, хотя и не столь интенсивным, как в самом начале, отношениям. Не имея возможности перешагнуть за рамки номинального вассалитета стран Южных морей, т. е. только видимости вассалитета, но не намереваясь отступиться от этого принципа, минское правительство встало на путь сохранения здесь status quo. Это сказывалось в том, что оно стремилось избегать непосредственного вмешательства при возникновении конфликтов, действуя лишь угрозами, и насколько возможно сохраняло существующую расстановку сил в странах Южных морей и их прежние взаимоотношения с Китаем.
Основным методом для достижения этого китайская дипломатия избрала политику «милости и угроз», иными словами, «кнута и пряника»[162]. В этом отношении характерно, что на инциденты со своими послами, направленными в Палембанг в 1377 и 1380 гг., Китай реагировал угрозами, однако в конце концов сам предлагал поддерживать прежние взаимоотношения. Текст приводимой выше своеобразной ноты, разосланной заморским странам в связи с задержанием китайских послов в Палембанге в 1380 г., может служить ярким образцом дипломатии минского правительства того времени. Так выглядела политика «милости и угроз» в действии.
Интересно также, что китайская дипломатия, несмотря на доктрину номинального вассалитета, не намеревалась настаивать на независимости Палембанга от яванской власти и направила упомянутую ноту не в Палембанг, а на Яву. Более того, ввиду обострения отношений с яванцами минский двор уже никак не надеялся на свой номинальный сюзеренитет и предпочел передать ноту на Яву через посредство Сиама.
Гневный протест с угрозами был послан китайцами и в Тямпу в 1388 г. по поводу перехвата посольства, направлявшегося из Камбоджи в Китай. Тямы отобрали у послов часть «дани», предоставив им продолжать свой путь. В ответ на этот протест из Тямпы прибыло посольство с извинениями. Это вполне удовлетворило китайский двор[163].
Особенно ярко стремление китайского правительства в конце XIV в. поддерживать status quo в странах Южных морей и его нежелание прибегать к активным мерам в этом районе проявилось в отношении китайской дипломатии к возникавшим здесь войнам и совершавшимся династическим переворотам.
В конце 60-х и в 70-х годах XIV в. шли постоянные военные столкновения между Тямпой и Дайвьетом[164]. Еще в 1369 г. в Китай прибыл посол из Тямпы с жалобой на Дайвьет[165]. Император приказал разослать враждующим странам указы прекратить военные действия[166]. В 1371 г. Тямпа снова прислала жалобу на Дайвьет и пыталась заручиться поддержкой Китая. Послание содержало просьбу прислать оружие и музыкантов, «чтобы Дайвьет узнал, что наша Тямпа — земля, на которую распространяются наставления [Императора] и которая платит ему дань. Тогда Дайвьет не осмелится обижать нас»[167].
Это свидетельствует о том, что под давлением обстоятельств Тямпа сама подтверждала свой вассалитет по отношению к Китаю. Казалось бы, китайскому правительству представлялся удобный случай закрепить свои сюзеренные права и тем добиться их приближения к реальности. Однако оно предпочитало не вмешиваться в конфликт. В ответ через Ведомство обрядов в Тямпу была направлена следующая бумага: «Тямпа и Дайвьет — оба служат двору [Императора]. Обоим им дарованы [таблицы] истинного летосчисления. Тем не менее они чинят произвол, воюя [меж собой]. Люди терпят горести и беды. [Эти страны] не только отбросили обычаи служения [своему] государю, но и отошли от пути, [предписывающего] добрососедские отношения. Вану страны Дайвьет уже послан приказ прекратить военные действия. Ваша страна также должна уладить спор и восстановить искреннюю дружбу. Обеим [сторонам] следует сохранять прежние границы. Что касается просьбы об оружии, то разве можно что-либо пожалеть для вана Тямпы? Однако даровать оружие Тямпе, когда два государства воюют между собой, — это значит способствовать их нападению друг на друга, что совершенно не соответствует духу умиротворения»[168]. Прекрасные слова о мире в данном случае должны были служить оправданием нежелания китайского правительства принимать участие в военных действиях на юге или даже становиться на чью-либо сторону.
Уговоры, естественно, не подействовали на враждующие стороны. В 1373 г. из Тямпы прибыл специальный посол сообщить о победе над Дайвьетом. Тогда Чжу Юань-чжан, получавший до этого жалобы Тямпы на Дайвьет и Дайвьета на Тямпу, приказал послать китайского сановника в обе воюющие страны, чтобы добиться их примирения. При этом он заметил, что на основании жалоб нельзя разобраться, кто из воюющих прав, а кто виноват[169]. Однако и эта миссия не дала результатов. В 1377 г. в Китае стало известно о крупной битве, в которой Дайвьет потерпел поражение. Поэтому в 1379 г. в Тямпу вновь был направлен китайский посол, чтобы добиться прекращения войны и восстановить хорошие отношения с Дайвьетом[170]. Прибывшему же из Тямпы в 1380 г. послу был передан императорский манифест со следующей аргументацией: «Прежде войска Дайвьета выступили против Тямпы, но были разбиты. Тямы, развивая успех, вторглись в Дайвьет. Дайвьет уже достаточно опозорен. Вану Тямпы следует охранять свои границы, успокоить народ, тогда счастье будет долгим. Если же неизменно стремиться к войне, то невозможно предугадать, победишь или потерпишь поражение в упорных сражениях. Так цапля и устрица сцепятся друг с другом, а пользу извлекает рыболов. В другое время вы раскаетесь, но будет уже поздно»[171].
Стремление минского правительства примирить враждующие стороны объяснялось тем, что в сложившейся обстановке у него не было возможности в качестве упомянутого в тексте «рыболова» извлечь пользу из этого конфликта. Однако, сознавая такую возможность, оно опасалось, что в положении «рыболова» может оказаться какое-нибудь другое государство Южных морей. Это могло изменить в нежелательную для Китая сторону расстановку сил в данном районе. Опасалось оно и усиления одной из враждующих сторон в случае решительной победы, так как тогда могло образоваться дово