. Есть данные, что Инь Цин во время своих плаваний дошел до Южной Индии и Каликута[250], т. е. обошел примерно те же страны, что впоследствии Чжэн Хэ.
В 1403–1404 гг. Ма Бинь был послан с миссией на Яву[251]. Кроме того, он должен был направиться с императорскими манифестами к властителю Самудры и дальше, в страны Западных морей[252]. Согласно некоторым данным он дошел до Южной Индии[253]. В дальнейшем, в 1406,и 1410 гг., Ма Бинь дважды посылался с миссиями в Тямпу[254].
В 1403 г. Ли Син (в дальнейшем соратник Чжэн Хэ) был направлен послом в Сиам[255]. В 1412 г. туда же был послан с отдельной миссией другой соратник Чжэн Хэ — Хун Бао[256]. Кроме того, с особой миссией в Сиам был направлен в 1416 г. евнух Го Вэнь[257].
Итак, мы видим, что на протяжении первых трех десятилетий XV в. не проходило почти ни одного года без того, чтобы китайский флот и посольские миссии не посещали различные страны Южных морей. При этом многие из этих миссий представляли собой целые «великие армады» с внушительной военной силой на борту. В чем же состояла деятельность китайского флота в заморских странах? С точки зрения политических интересов минского правительства, она подчинялась указанным выше целям: поддержанию системы номинального вассалитета зарубежных стран и приданию ей большей действенности. Это определило двоякий характер деятельности морских экспедиций в странах Южных морей — дипломатические шаги сочетались с демонстрацией военной силы и непосредственным вооруженным давлением. В «Мин ши» это обрисовывается следующим образом: «Они (участники экспедиции. — А. Б.) поочередно обошли все иноземные страны, объявляя императорские указы и поднося подарки местным властителям, а если те не подчинялись, то их подавляли военной силой»[258].
Рассмотрим сначала дипломатическую сторону деятельности китайского флота в странах Южных морей в начале XV в. По словам самих участников морских экспедиций, они «укрепляли великие основы [правящей династии], чтобы простерлась [ее власть] на десять тысяч поколений»[259]. Для этого они, как указано в Чанлэской надписи, «заручались почтительной преданностью и радушием со стороны отдаленных иноземцев»[260]. Применявшиеся при этом дипломатические методы мало чем отличались от приемов китайских послов, посещавших страны Южных морей в конце XIV в. Руководители экспедиций, имевшие звания послов и помощников послов, торжественно зачитывали и вручали иноземным властителям императорские манифесты и указы.
Приведем для примера указ 1409 г., разосланный с кораблями Чжэн Хэ: «Императорский указ всем ванам и вождям племен всех заморских иноземцев. Я получил приказание Неба и являюсь государем Поднебесной. В полном согласии с волей Небесного Владыки Я действую милостиво и распространяю добродетель. Всем людям — старым и малым, где бы они ни находились в пределах между Небом и Землей, там, где светят Солнце и Луна и где выпадает иней и роса, — всем желаем, чтобы они продолжали заниматься своими делами. Ныне посылаю Чжэн Хэ с императорскими манифестами, распространяющими Мою волю, чтобы вы почтительно следовали Пути Неба, строго блюли Мои указания, в соответствии с разумом были безропотны, не позволяли себе нарушений и противоборства, не смели обижать тех, кто в меньшинстве, не смели притеснять слабых, дабы приблизиться к идеалу общего наслаждения счастьем совершенного мира. Если кто с выражением искренности прибудет ко двору, то для его поощрения приготовлены различные подарки. Поэтому и дан сей указ, чтобы всем стало о том известно! 7-й год Юнлэ, 3-й месяц… число»[261].
Таким образом, основное место в этом указе, как и в прежних императорских манифестах, занимает декларирование верховной власти китайского владыки, сдобренное «высокоморальными» поучениями, приличествовавшими его сану. В конце же содержится прямое приглашение прислать в Китай ответные миссии, подслащенное обещаниями щедрых даров. Иначе говоря, перед морскими экспедициями ставилась все та же задача «привлечения» посольств из заморских стран в Китай.
Наряду с императорскими указами местным властителям вручались богатые подарки, что в немалой степени способствовало успеху дипломатической деятельности экспедиций. В некоторых случаях Чжэн Хэ одаривал не только правителей заморских стран, но и их приближенных и даже население. Фэй Синь, например, пишет, что когда китайский флот прибыл на Яву, то «властителю той страны были поднесены императорские указы и драгоценные дары… Первая супруга властителя, а также подчиненные ему деревенские старосты и простой народ — все получили от щедрот Неба»[262]. На кораблях Чжэн Хэ доставлялись в Китай ответные дары местных властителей.
На борту кораблей эскадры Чжэн Хэ и других экспедиций китайского флота доставлялись в Китай и посольства из посещаемых ими стран. Гун Чжэнь писал: «По окончании наших дел иноземцы посылали послов с различными местными товарами, а также диковинными животными, редкими птицами и другими вещами. [Послы] на наших кораблях доставлялись в столицу и подносили дань двору»[263]. Причем, как указывается в Чанлэской надписи, Чжэн Хэ и его соратники часто брали с собой в качестве иноземных послов родственников местных властителей — их сыновей или младших братьев[264]. Это напоминает практику взятия заложников, которую китайцы издавна применяли в отношениях с сопредельными странами.
В отношениях со странами Южных морей последнее было бы невозможно без внушительной демонстрации военной силы, которой располагали экспедиции. Вообще указанные дипломатические методы, несмотря на сходство с теми приемами, к которым прибегало китайское правительство в конце XIV в., приобретали совсем новую окраску благодаря тому, что во время визитов китайских миссий на рейдах портовых и столичных городов заморских стран стоял флот со значительной армией на борту. Отличие дипломатической деятельности морских экспедиций начала XV в. от практики более ранних посольств было и в том, что китайский флот обходил поочередно сразу несколько заморских стран, а не направлялся в какую-либо отдельную страну. Беспрецедентной была и периодичность, с которой прибывали китайские послы к берегам стран Южных морей.
Но китайцам не всегда удавалось добиться своих целей дипломатическими средствами. Как отмечает Фэй Синь, «мелкие и ничтожные далекие иноземцы иногда противились благодетельному воздействию императора»[265]. В этих случаях китайцы прибегали к военному давлению. «Когда мы приходили в чужие страны, то тех властителей из иноземцев, которые упрямились и не оказывали почтения, захватывали живьем; разбойничьи войска, которые своевольничали и грабили, уничтожали, и поэтому морские пути стали свободными, и иноземцы благодаря этому занялись мирными делами»[266],— гласит Чанлэская надпись Чжэн Хэ.
Первое крупное военное столкновение произошло в Палембанге осенью 1407 г. Оно имело интересную и важную для нас предысторию. Как указывалось выше, после инцидентов 1377 и 1380 гг. связи Китая с Палембангом были прерваны. После захвата яванцами Палембанга в 1377 г. подвластная ему территория — последний осколок обширной в прошлом державы Шривиджайя — распалась на три части. Яванцы поставили в Палембанге своего наместника, основной функцией которого было руководить морской торговлей, т. е. собирать торговый налог с многочисленных кораблей, прибывавших туда[267]. Примерно в это же время в Палембанге поселился китайский купец Лян Дао-мин. Он был уроженцем уезда Наньхай провинции Гуандун. Выдержав государственные экзамены на звание «цзиньши», Лян Дао-мин стал «посланцем». Во время своих поездок он понял, насколько выгодна заморская торговля, и стал торговать с Явой. Поэтому в большинстве источников он называется просто купцом из Гуандуна. Его торговые дела процветали, и вскоре он забрал свою семью и поселился с ней на Яве[268]. Очевидно, около 1380 г. Лян Дао-мин перебрался в Палембанг. Вскоре вокруг него сплотилось несколько тысяч китайских купцов — выходцев из провинций Гуандун и Фуцзянь, занимавшихся морской торговлей. Выбрав Лян Дао-мина своим начальником, они захватили власть в Палембанге.
В первые годы XV в. один из китайских послов, Сун Сюань, проезжая по Южным морям, — взял заложником сына Лян Дао-мина и двух его рабов. Они были доставлены в Китай. Очевидно, только благодаря этому при императорском дворе стало известно, что в Палембанге правят китайцы. Тогда в 1405 г. в Палембанг было направлено посольство во главе с посланцем Тань Шэн-шоу и начальником поста прибрежной обороны Ян Синем с заданием «привлечь Лян Дао-мина к покорности» императору. Вместе с императорским манифестом послы взяли с собой и захваченного сына Лян Дао-мина и его рабов. Китайское посольство возвратилось в самом конце 1405 г., с ним прибыли в Китай Лян Дао-мин и его соратник Чжэн Бо-кэ с другими своими подчиненными. Они доставили «дань двору» из местных товаров. Император принял их благосклонно, щедро одарил ассигнациями и шелком, после чего они вернулись обратно в Палембанг. Посыльный Тань Шэн-шоу за успех своей миссии был повышен в чине.