стремлением минского правительства ограничить и поставить в определенные рамки дипломатические связи Китая с заморскими странами. Это были два параллельных процесса, хотя их истоком в конечном счете служила внутренняя борьба одних и тех же социальных сил. Оба они часто совпадали: сокращение дипломатических связей влекло за собой строгое соблюдение «морского запрета», и, наоборот, меры по ограничению частной внешней морской торговли сопровождались сокращением посольского обмена. Однако такая прямая зависимость в рассматриваемые два с половиной столетия наблюдается далеко не всегда. Наиболее часто отмеченное совпадение имело место в конце XIV в., а затем — в середине XVI в. Однако в остальное время эти процессы шли независимо друг от друга. Обратимся к фактам.
Издание нового «запретительного» указа в конце 1401 г., когда минское правительство на рубеже XIV–XV вв. пошло на общее сокращение внешних связей, не представляется удивительным. Мотивировкой запрета служило опять-таки вступление китайских торговцев «в связь» с «разбойниками» и неурядицы в-прибрежной полосе[694]. Более интересен вопрос об отношении минского правительства к политике «морского запрета» в период его наивысшей дипломатической активности в заморских странах — 1403–1435 гг.[695].
Выше отмечалось, что по замыслу правительства морские экспедиции, предпринятые в этот период, преследовали не только дипломатические, но и внешнеторговые цели. Прежде всего они должны были способствовать развитию централизованной государственной торговли китайской казны со странами Южных морей. Но в источниках сообщается и о купцах, сопровождавших правительственный флот. Кроме того, такие моменты деятельности экспедиций, как борьба с пиратами и освоение морских путей в Южных морях, а также организация торговых баз Китая в Малакке, Самудре и других местах, шли на пользу как централизованной, так и частной китайской торговле в этом районе. Само установление еще более тесных «официальных» связей между Китаем и странами Южных морей в результате морских экспедиций начала XV в. объективно способствовало развитию торговли между обеими сторонами. Поэтому можно сказать, что внешнеполитическая активизация начала XV в. положительно отразилась на китайской морской торговле в целом.
Однако нельзя упрощать картину, полагая, что, организуя экспедиции начала XV в., китайское правительство имело целью поощрение частной морской торговли китайских купцов. Факты показывают, что частная китайская торговля в заморских странах в начале XV в. продолжала ограничиваться правительством. Так, в начале 1404 г. был издан очередной «запретительный» указ. Он не разрешал иметь морские корабли в частном владении, а все частные суда предписывал переделать для речных и каботажных перевозок. Местным властям приказывалось запрещать населению выходить в море и возвращаться обратно, если кому-нибудь все же удастся уйти[696]. Мотивировался указ 1404 г. тем, что многие жители провинций Фуцзянь и Чжэцзян вступают в «связь с иноземцами и становятся разбойниками».
Затем, в 1407 г., специальным указом для Дайвьета и Тямпы предписывалось этим странам следовать китайским нормам морали и запретить местному населению частным образом выходить в море для торговли[697]. Не нужно объяснять, что в Тямпе, которая не была занята китайскими войсками, этот указ не мог возыметь действия. Но он интересен для нас как подтверждение того, что в самом Китае запрет на выход населения в море продолжал существовать.
В 1409 г. был подтвержден запрет на вывоз из Китая тюля и узорного шелка[698].
В 1430 г. в провинции Чжэцзян было запрещено жителям прибрежных районов выходить в море даже для ловли рыбы. Губернатор провинции пробовал добиться отмены решения, но безуспешно[699].
Наконец, в 1433 г. последовал новый указ, запрещавший китайскому населению выход в море. Ответственность за его строгое соблюдение возлагалась на нанкинский цензорат. Непосредственным толчком к появлению указа 1433 г. послужил следующий доклад цензора Гу Цзо: «Прежде уже были запретительные установления на частные сношения с иноземцами. В последние годы чиновники, военный и гражданский люд, не соблюдая запрета, часто незаконным образом строят морские корабли, обманно называют себя исполнителями поручений императорского двора и самовольно уходят в иноземные страны, возмущая иноземцев и вовлекая их в разбой. Те из них, кто уже схвачен, понесли тяжелые наказания. Следует подтвердить прежний запрет, объявить этот указ всему военному и гражданскому населению приморских районов и разрешить всем людям доносить о нарушителях. Если донос подтверждается, то давать доносчикам половину имущества из дома правонарушителя. Те же, кто будет знать о нарушителях, но не донесет, а также те, кто в военных гарнизонах и государственных учреждениях не будет соблюдать запрет, — всех наказывать»[700].
Однако, придерживаясь, как и прежде, политики «морского запрета», китайское правительство в начале XV в. не делало попыток распространить ограничения на частную торговлю иноземцев в Китае. Это не значит, что среди придворных и чиновников не было сторонников повторения мероприятий 1394 г. О том, что такие стремления сохранялись, но в начале XV в. китайское правительство не шло им навстречу, свидетельствует следующее «изречение» императора, относящееся к 1403 г.: «Иноземцы уплачивают дань, преодолевая опасности пути, и, если они и продают что-либо, то это для возмещения путевых расходов. Как же можно издать указ о всеобщем запрете [на их торговлю]?»[701]. Естественно, здесь перед нами «официальная» версия, оправдывавшая допущение иноземной частной торговли. На деле эта торговля допускалась правительством не во имя заботы о «возмещении путевых расходов», а ради отмеченных выше политических целей — «привлечения» иноземцев.
Поощряя частную торговлю иноземцев в Китае, минское правительство в начале XV в. пошло даже на освобождение ее от налогообложения. Сохранилась запись следующего «высочайшего» решения по этому вопросу, относящегося к 1403 г.: «Торговые налоги взимаются государством для ущемления людей, занимающихся второстепенными занятиями (т. е. китайского населения, занимающегося ремеслом и торговлей. — А. Б.). Разве же они берутся ради прибыли? Ныне иноземцы, следуя хорошему примеру, прибывают к нам издалека. Что мы получим, посягая на их прибыли? А убыток и ущерб великому престижу — большой»[702]. Мы видим, что, несмотря на прикрытие этого решения мотивами сугубого «бескорыстия», здесь проступают и истинные цели правительства, несущие политическую окраску.
Таким образом, в начале XV в. китайское правительство отнюдь не отказалось от проведения политики «морского запрета» для китайского населения, что не мешало его стараниям, направленным на всемерное расширение дипломатических связей, государственной торговли и частной торговли иноземных послов и купцов в Китае. В связи с этим говорить о «смягчении» политики «морского запрета» в начале XV в. можно лишь по сравнению с положением, сложившимся в 1394 г. С другой стороны, нет никаких оснований для предположений о более строгом, чем раньше, его соблюдении.
В этот период казенная государственная торговля и частная иноземная торговля в Китае достигли большого размаха и приносили немалые прибыли как императорскому двору и центральным властям, так и местным властям и частным лицам. Как отмечают источники, в начале XV в. «дань» и сопровождавшие ее товары начали поступать в Китай беспрерывным потоком круглый год, без каких-либо определенных сроков и ограничений[703]. В результате прежде редкие иноземные товары теперь попадали не только в казну, но и в частные руки: «Удивительные товары и огромные драгоценности, прежде мало встречавшиеся в Китае, переполнили казну и рынки. Бедный люд получил распоряжение (читай "разрешение". — А. Б.) покупать их, и многие разбогатели на этом. А нужды государства также с избытком удовлетворялись [этими товарами]»[704].
В 1406 г. гуандунские власти докладывали императору, что товаров, доставленных из-за моря «в дань», поступает настолько много, что не хватает перевозочных средств для доставки их в столицу. В ответ на это было приказано сооружать промежуточные склады для хранения товаров по дороге в столицу[705]. В 1434 г. столичным служилым чиновникам Пекина и Нанкина было разрешено получить свое жалованье черным перцем и сапановым деревом по определенной расценке в ассигнациях[706]. Все эти примеры свидетельствуют о довольно широком распространении заморских товаров в Китае в первой половине XV в.
Когда после 1436 г. китайское правительство перешло к постепенному сокращению внешних связей со странами Южных морей, это неминуемо должно было отрицательно сказаться на казенной государственной торговле. Пытаясь сократить расходы на поддержание дипломатических отношений, правительство наряду с ограничением сроков прибытия иноземных кораблей в Китай уже в 1436 г. начало сокращать ответные выплаты иноземцам за привезенную «дань»[707]. Это, конечно, снижало заинтересованность последних в торговле через государственные каналы. С дальнейшим сокращением числа «даннических» кораблей, приходивших в Китай, быстро уменьшался и объем государственной торговли. В результате, судя по докладу одного из казначеев, уже в 1458 г. центральная казна испытывала недостаток в поступлении заморских товаров